Михаил Михеев - Крепость Страница 25

Однако сейчас и "Херсон", и трофейное судно находились далеко в стороне, поддерживая связь с флагманом по радио. Экипаж на "Херсоне" тоже был сведен к минимуму — все казаки и большая часть моряков отправились в бой. Энтузиазм их, надо сказать, был велик — те, кто остались, считали себя неудачниками, а за право отправиться на борт "Рюрика" тянули жребий. Достаточно легкая победа над крейсерами Камимуры и обещание Эссена закрыть глаза на любые трофеи тоже сыграли свою роль, особенно для казаков. Для тех от души пограбить побежденных вообще являлось делом привычным, таким же естественным, как есть, пить или дышать. Матросы, наслушавшись их рассказов, большая часть из которых была пересказом историй о геройских подвигах отцов и дедов, тоже не хотели оставаться в стороне. Вот и рвался народ в бой, да так, что приходилось людей даже немного осаживать.

Первое осложнение, с которым они столкнулись, было ими встречено буквально в пяти милях от входы в гавань. Японцы, несмотря на всю беспечность и самоуверенность, все же держали в море пару миноносцев — так, на всякий случай, и обнаружив крупный военный корабль, те сразу же двинулись к нему навстречу. Зачем? Вот на этот вопрос ни Бахирев, ни Эссен ответить не могли. Видимость была не блестящая, но вполне приличная и, хотя русские для соблюдения хоть какой-то секретности шли без флага, что перед ними корабль, не принадлежащий японскому флоту, командиры миноносцев понять были просто обязаны. Хотя, возможно, просто какие корабли — такие и командиры, старья, подобного тому, что приближалось сейчас к "Рюрику", Эссен не видел уже много лет. Даже в ту войну не видел — все же к Порт Артуру японцы посылали миноносцы последних серий, а не это барахло. Однако, как оказалось, на проверку с квалификацией у японцев все было в порядке. На проверку расклады было проще — японские моряки не только определили, что это был не их корабль, но и смогли понять, что перед ними враг, и, вместо того, чтобы отступить под защиту береговых батарей, с истинно самурайским бесстрашием попытались его остановить.

К счастью, на "Рюрике" тоже сообразили, что к чему, и бортовые стадвадцатимиллиметровые орудия тут же открыли беглый огонь. Японцы немедленно выпустили четыре самодвижущиеся мины, и, как оказалось, вовремя — головной миноносец получил в носовую часть фугас, и будь минные аппараты заряжены, кораблик разнесло бы на атомы. Впрочем, и сейчас повреждения оказались смертельными, разве что вместо яркой вспышки миноносец стал быстро оседать, и вскоре отправился на дно, хотя большая часть экипажа успела за оставшиеся у них минуты покинуть обреченный корабль. Погибли только те, кого накрыло самим взрывом, и сейчас перед оказавшимися в волнах матросами стоял достаточно простой вопрос: как бы добраться до берега, поскольку русские спасать их не собирались, они вели бой, а второму миноносцу тем более было не до товарищей. У него своих забот хватало — командир японского корабля сейчас отчаянными движениями штурвала заставлял его идти по непредсказуемому, "ломаному" курсу, чтобы уклоняться от русских снарядов, и, надо сказать, это у него даже получалось. Снаряды с "Рюрика" вздымали горы воды, которая обрушивалась на палубу миноносца, и пару раз полностью скрывали его из виду. От гидравлических ударов, как огромные молоты бьющих его по корпусу, вылетали заклепки, но упрямый миноносец продолжал идти вперед. Правда, отчасти его везение объяснялось и тем, что, уклоняясь от выпущенных японцами мин, "Рюрик" одним рывком набрал ход с четырнадцати да восемнадцати узлов, сбив пристрелку своим артиллеристам. Решение оказалось верным, из четырех мин с крейсера заметили лишь две, и обе далеко за кормой, остальные же так и канули в безвестность, то ли пройдя слишком далеко, то ли попросту утонув по дороге, а что противнику дали лишний шанс — так это старье в большой войне погоды не делало. Однако, вне зависимости от причин, миноносцу удалось вырваться из-под обстрела, отделавшись осколочными пробоинами в бортах. Неприятно, но не смертельно, водоотливные средства справлялись с ленивыми ручейками поступающей в трюм воды, и миноносец ушел. Эссена это, правда, не слишком расстроили, гоняться за таким — много чести, а привести сюда он все равно никого не сможет — поблизости нет кораблей, способных всерьез угрожать броненосному крейсеру.

Не снижая скорости, крейсер броском ворвался в бухту. Эссен, сохраняя каменное выражение лица, ухмыльнулся про себя — наверняка сейчас там, на берегу, японские артиллеристы, сдернутые с коек, бегут к своим орудиям, и, несмотря на хорошую дисциплину и подготовку японских военных, там сутолока и неразбериха, переходящие в панику. Все же в таких дальних гарнизонах служат отнюдь не лучшие солдаты, да и обилием учений здесь людей вряд ли балуют. Плюс, в отличие от тех, кто воюет сейчас на кораблях или на материке, народ в большинстве своем необстрелянный, и это тоже сказывается. Офицеры, конечно, наведут порядок, однако на это потребуется время. То самое время, которого у японцев просто нет. А тут еще и восьмидюймовки крейсера добавили сумятицы, обстреляв батареи, и, хотя огонь "Рюрика" вряд ли нанес тем какой-либо урон, приятного в разрывах падающих неподалеку тяжелых фугасов мало.

Именно так все происходило, или присутствовали какие-то незначительные нюансы, оставалось лишь гадать, но факт в том, что первые выстрелы береговых шестидюймовок раздались лишь тогда, когда русский крейсер уже входил в бухту. Толку, правда, от этих выстрелов не могло быть в принципе — все батареи были расположены таким образом, чтобы прикрывать подходы к бухте с моря. Достаточно грамотно расположены, вот только сейчас корабль был для них в мертвой зоне, и развернуться в его сторону орудия технически не могли. Зато он их при желании доставал даже из противоминного калибра, правда, тоже очень недолго. В такой ситуации выстрелы японцев могли служить разве что для их самоуспокоения, и, очевидно, сообразив это, они перестали впустую переводить боезапас. Крейсер же, тем временем, не снижая скорости, вошел в порт и, ювелирно отработав машинами, совершил маневр, от которого у опытных японских (да и русских тоже) офицеров встали дыбом волосы. У молодых мичманов то же самое произошло не от ужаса, а от восторга — подобного здесь еще никто и никогда не делал.

Командовавший эволюциями корабля Бахирев довольно ухмыльнулся:

— Старые знакомые…

Действительно, у причала стоял "Такачихо", пришедший сюда после уничтожения эскадры Камимуры. Мачты и трубы "Нанивы" торчали из дока, куда поврежденный крейсер загнали, очевидно, для ремонта. Решив, что знакомство и без того затянулось, Бахирев отдал приказ, и восьмидюймовые орудия в упор отстрелялись по "Такачихо", команда которого не только успела очухаться, но и открыла огонь по русскому крейсеру, одновременно разводя пары. Все же японцы иногда наивны, как дети, а может, просто избыточно упорны — с первого взгляда ясно было, что шансов дать ход у них нет. Да и если дадут — какая разница? Здесь, скованные портовыми сооружениями, они в любом случае лишены маневра и представляют из себя не более чем хорошую мишень, поэтому самым разумным в такой ситуации является покинуть корабль и спасаться. Тем более таким опытным морякам, которые служили на этом крейсере, и еще более опытным на "Наниве", одному из элитных японских экипажей. Однако экипаж стоящего у причала японского крейсера предпочел сражаться — что же, вечная им слава и вечная же память.

Четыре фугасных снаряда разорвали небронированный борт "Такачихо" от носа до кормы. Крейсер, успев всадить в "Рюрика" несколько пятидюймовых фугасов, почти сразу начал ложиться на левый борт и через несколько минут затонул, однако, как ни странно, своей гибелью кое-чего все же смог добиться, заблокировав причал и не дав русскому крейсеру подойти к нему. Впрочем, это ничего не меняло, мест, где мог пришвартоваться "Рюрик", еще хватало. Взрывы спешно и практически неприцельно выпущенных японских снарядов, достигших цели лишь благодаря небольшой дистанции, слегка повредили ему надстройки. Но на боевых и ходовых качествах не сказались, а матросы и десантные группы были пока на всякий случай укрыты под непроницаемой для относительно легких орудий вражеского крейсера броней. А спустя несколько минут "Рюрик" уже швартовался у свободного причала, и казаки, не дожидаясь трапов, прыгали на него прямо с высокого борта своего корабля.

Ни Эссен, ни Бахирев не знали, что этот рискованный, но абсолютно неожиданный для японцев тактический прием Эбергард разработал после рассказа Титова о грядущих войнах. В той истории, которой уже не суждено было осуществиться, впервые его применили белогвардейцы на Черном море, отбивая у красных Одессу. Позже, уже в Отечественную войну, его применяла уже Красная армия в Керчи. Титов не знал деталей, рассказал лишь про сам факт такого десантирования, и Эбергард, ухватившись за идею, самостоятельно довел ее до ума. Сейчас же Эссену оставалось лишь грамотно воспользоваться чужими наработками, что он и сделал.