Максим Хорсун - Избранник Газового космоса Страница 25

Нила вдруг закричала. Я пополз к ней по сети – большой, толстобрюхий паук. Летчица просунула руку между веревок и указала на тучу, что двумя секундами раньше метнула в нас живую шрапнель.

Из надвигающейся мглистой стены вынырнул нос мирохода. Сотни огней освещали обшитую металлом оболочку и гондолы. Мироход шел прямо на нас, нагоняя. Его винты медленно, даже вальяжно, рубили тучу в клочья.

«Спасены! – подумал я. – Глаз зрит, дыхание Брахмы велико и холодно, и затеряться среди туч в межпланетной пустыне – легче легкого. Все-таки асуры способны на многое; поучиться бы у них нашим космопроходцам».

Мироход был уже близко. Я почему-то представил, что внизу гондолы откроется люк, и титаническая машина поглотит нас. Однако все произошло по-другому.

Мироход уравнял скорость относительно монгольфьера. Лег на параллельный курс и вырубил двигатели, чтобы воздушный шар не намотало на какой-нибудь винт. Затем сквозь доменный гул Глаза и Вишала, сквозь вой ветра прорезался стрекот дизелей самолета.

Это была особая, предназначенная для полетов в дыхании Брахмы модель. Одинарные крылья, длинный фонарь, под которым виднелись головы трех пилотов, сидящих в ряд, двигатели и сопла, направленные назад и вперед. Раздваивающийся, как у стрижа, хвост тоже был утяжелен винтами, похожими на вертолетные. Крылья и фюзеляж имели осиную раскраску, благодаря которой самолет можно было увидеть издалека в светлой мути газовой среды.

И снова здесь было чему изумиться: эти глазопоклонники, оказывается, знали толк в гироскопах. Маленький и невесомый летательный аппарат вел себя на удивление устойчиво. Он уверенно скользил по воздушным потокам, гарцуя на них, как молодой бактр.

Асуры без особых церемоний всадили в шар крюк-кошку. Оболочка порвалась, обмякла, но самолет уже лег на крыло, разворачивая монгольфьер за собою.

Наверное, мы кричали. Я, конечно, ничего не слышал из-за свиста ветра и завываний двигателей. Когда корзина перевернулась, я, Бакхи и девушки оказались ногами над кучевыми облаками Целлиона. На Мире меня, конечно, готовили ко всякому, и умирать довелось дважды… но в те мгновения мне было страшно до исступления. Мы цеплялись за ременные петли и сетку с обреченным отчаянием котят, которых стаскивают с верхних ветвей. А самолет тем временем подтягивал нас к мироходу.

Глядя, как болтаются свободные петли, я подумал, что Исчадие должны были опутать ими с голов и до пят, дабы драгоценный груз не сорвался болидом на стойбища туземных почитателей. То-то удивятся асуры, когда обнаружат в корзине не единого в четырех лицах, а четырех по одному.

Вскоре мы оказались под брюхом мирохода. Каким образом желто-черный самолет пристыковался, я не видел: не до того было, ведь мы продолжали биться в сети мелкой рыбешкой. С мирохода на нас направили прожекторы. Почти сразу же я увидел силуэты, которые скользили на тросах вниз.

Большие, зазубренные лезвия раскромсали сеть. Кого-то вытянули из пут, и вот уже два силуэта отправились вверх. Сеть разошлась и надо мной. Сначала я увидел руку, обтянутую толстой, армированной железом резиной. Потом передо мною возник шлем, похожий одновременно на допотопный батискаф и на казан для плова. Меня схватили за шкирку и потянули вверх. Я подался навстречу, обхватил асура двумя руками. Тот оказался холодным и скользким, как тюлень. Вокруг был хаос, глаза слезились от ветра, а слезы норовили тут же замерзнуть, но я все же видел, как несется мимо холодный туман, как трепещут обрывки оболочки монгольфьера и разрезанные веревки. Асур дал отмашку. Трос, прикрепленный к его поясу, натянулся струной, и мы рванули вверх.

Сквозь яркий свет прожекторов, наперекор ветру, который, не желая отдавать жертву, напустился на нас что было мочи. Мелькнула обшивка мирохода; она была покрыта рыже-зеленой слизью, в которой копошился целый зоопарк паразитов и личинок.

А потом я словно ослеп и оглох.

Я поплыл в невесомости, не ощущая ничего, кроме боли в обмороженных руках и лице. А боль становилась ощутимее и ощутимее, неуклонно вытесняя прочие ощущения.

Меня притянули к палубе, накинули на плечи что-то мягкое и теплое. Спросили о чем-то. Поскольку я не ответил, спросили еще раз, обдав запахом не очень здоровых зубов.

Толку от меня все равно не было. Тогда мне вручили теплый бурдюк, помогли поймать мундштук губами. Я хлебнул подогретого вина со специями. Хлебнул раз, другой, ну и потом – сколько хватило дыхания, столько и выпил.

Постепенно в голове прояснилось.

Асуры, участвовавшие в захвате монгольфьера, стягивали скафандры. Под сводом болтались вниз головой вооруженные акинаками бойцы. Они готовы были потрошить нас, как селедок, вздумай мы что-нибудь учудить. Нила, кутаясь в шерстяное одеяло, уже докладывала двум посвященным. Те слушали с каменными лицами.

Бакхи и Сита тоже были здесь. Слуга прижимал к животу сундучок с деньгами. Клешнею он расправлял мокрые волосы, и с них срывались мутные капли. Сита громко стучала зубами и с мольбой глядела на меня. Я передал ей бурдюк.

Нила, продолжая отчитываться, указала в мою сторону. Двое бойцов сейчас же подплыли ко мне, схватили за плечи и толкнули к посвященным. Один акинаком разрезал пояс халата, второй приказал оголить грудь. Хочешь не хочешь, пришлось подчиниться.

– Оно выбрало очередного несчастного, – сказал первый посвященный.

– И снова – никакой уверенности… – пожаловался второй.

Нет ничего приятного в том, что два кретина с татуированными лбами пялятся на тебя, как на картину, и беседуют о чем-то своем, понятном не всякому.

– Оно не позволило бы убить себя вот так – мечом по горлу, – высказался первый. – Вне сомнений, эта смерть имеет смысл.

– Смысл есть: больше не будет кандидатов из другого мира, – пожал плечами второй. – Оно было уверено, что выполнило свою миссию.

– И приказало себя убить, – договорил первый. – Но что мы имеем теперь?

– Последнюю возможность, – ответил второй. – Следует доложить об Избраннике радже.

Я посмотрел на Нилу. Мне показалось, что и она не очень-то понимает, о чем речь.

– О какой возможности вы говорите, достопочтенные? – просипел я. Оказывается, я здорово посадил связки на последнем этапе полета нашего героического монгольфьера.

Сита ахнула, Нила потемнела лицом, я же ощутил у горла холод лезвия акинака.

– Он действительно перехожий чужак, раз смеет вмешиваться в беседу высших асуров, – улыбнулся первый посвященный.

– Уберите мечи, – приказал второй. – Отныне эти люди – гости на борту «Аравинды», к ним нельзя относиться как к прочим ползающим в грязи. Гостей следует одеть, накормить и обогреть. – Посвященный взглянул на меня исподлобья. – Помыть тоже не помешает, от Избранника до сих пор несет смертью. Раджа примет гостей, как только они будут готовы.

– Это касается и слуг? – спросила Нила, чуть поморщившись. Бакхи и Сита переглянулись.

– Всех, – отрубили посвященные. Затем развернулись и поплыли, волоча за собой туго заплетенные косицы, к люку, ведущему на верхние палубы.

Мечники убрали акинаки в ножны. Прошло несколько секунд, прежде чем им удалось переменить пластинку. Удивительная негибкость для членов столь высокой касты; наверняка внутреннее устройство касты асуров напоминало структуру муравейника. В ней нашлось место и собственной гвардии, и разведчикам, и слугам (тем заносчивым людишкам в черных сюртуках, с которыми мне не раз доводилось сталкиваться), и мудрецам. Я готов был побиться об заклад, что для асуров-слуг и асуров-гвардейцев воздухоплавание и устройство мирохода – нечто непостижимое, как и для простолюдинов из низших каст.

– Добро пожаловать на борт, друзья, – прогудел один из мечников. Скорее всего, это был салар. Держался он важно, то и дело подкручивал седой ус.

Сначала – на два уровня вверх, потом – по обшитому деревянными панелями коридору, вдоль медного поручня, точно по путеводной нити, – в сторону кормы. Гвардейцы поспешили перепоручить нас слугам, а те препроводили гостей в душевые.

Ванная комната напомнила мне аэродинамическую трубу, через которую мощный вентилятор гнал горячий воздух. Капли воды срывались с форсунок и летели горизонтально: неправильный и не очень щедрый дождик. Я висел, закрепив руки и ноги в ременных петлях, а слуга драил меня щеткой на длинной ручке. Примерно такой же щеткой я мыл свою машину. Давно это было… И дома.

Драный халат, подаренный кшатрами, и панталоны из гардероба Сандро Урии отправились в печь. Взамен я получил новенькое белье, сорочку, брюки, кафтан и тюрбан. Все было белого цвета. Бакхи примерил на себя такой же костюм и пощелкал от удовольствия клешней. Сита надела белую тунику, отороченную серебряной нитью, и узкие брюки.

Нилу приводили в порядок отдельно. После беседы с посвященными нас сразу разделили.

Подали обед: печеное филе птицы, фрукты, лаваш, сухое вино в бурдюках. Оказалось, я не забыл, каково это – жевать и глотать в условиях невесомости. Тело Сандро Урии не думало сопротивляться. Сандро Урия уплетал так, что за ушами трещало. Так, что асуры-слуги украдкой переглядывались.