Михаил Белозеров - Возмездие теленгера Страница 26

Он потрогал разбитое ухо, оно распухло и стало огромным, не умещающимся в ладони. Костя не знал, что если бы кайман попал чуть ниже, в челюсть, то валяться бы ему, как убитому, не полминуты, а все полчаса. А это значило, что им еще повезло, потому что они остались живы и одновременно получили такой опыт, который ни на каких тренировках не получишь, – опыт реального боя. А это много стоит.

Чебот тоже заглянул в купе и спросил абсолютно деловым тоном:

– Головы резать будем?

И всё, будто бы они не пережили только что смертельную опасность и сам он не был расцарапан, словно кошкой, с макушки до шеи. В этом был весь Чебот – порой невозмутимый, а порой бешеный и рисковый.

– Обязательно, – ответил Костя, брезгливо вытирая с себя чужую кровь.

Косой снова завизжал, как заяц:

– Только не головы! Только не головы!

– Ты что, продался? – повернулся к нему Чебот. – Святые угодники!

– Да! Да! Да! – закричал Косой, в ярости ударяясь головой об пол. – Я теперь тоже кайман! Я теперь тоже кайман! Я теперь тоже кайман! Кайман! Кайман! Кайма-а-а-н!

Изо рта у него шла пена вперемешку с кровью, и зубы были красными от крови.

– Подумаешь, – невозмутимо возразил Телепень и как следует встряхнул Косого. – Ты на кого руку поднял?! Ты на своих руку поднял!

Но Косой, выказывая все признаки своей буйной натуры, не обращал внимания на тычки и оплеухи и продолжал орать:

– Гады! Подонки! Уроды! Не трогайте их! Только не головы! Только не головы!

Он орал, пока они вытаскивали кайманов из вагона, орал, пока их не затащили в болото, и продолжал орать, пока им с помощью все тех же «плазматронов» не отсекли буйные головы и не закинули их подальше в трясину. После этого Дрюнделя рвало минут пять. Костя же отмыл куртку, свитер и штаны и, развесив их сушиться на кустах, устало смотрел на ночное солнце. Я так и не узнал, почему они убили моих родителей, думал он. Это нечестно. Выходит, история не закончилась и мне придется ехать дальше, в центр. Не могу я все бросить, не узнав правды. Он так надеялся вернуться вместе со всеми в деревню, к Верке Пантюхиной, и получить свое, а вышло все наоборот. Уже невдалеке загорелся огонь, уже дядя Илья и Семен сварганили тройную уху и заварили настоящего чая, а он все сидел и сидел, отгоняя вялых комаров, которые прилетали из тайги. Подошел Чебот и как-то очень по-свойски, стараясь завести разговор, что-то произнес.

– Что? – переспросил Костя. – Прости, я не услышал.

– Я говорю, спасибо тебе, а то кайман покромсал бы меня на кусочки.

– Да ладно, – махнул рукой Костя. – Чего там.

– Отец в таких случаях советовал: «Убивай всех подряд. Бог на небе разберется».

– Ты думаешь, мне их жалко? – Костя оглянулся на болото.

Его поверхность блестела в лучах ночного солнца и казалась золотой. Ничто не напоминало, что на его дне лежат трупы кайманов.

– Нет, конечно, – ответил Чебот, давая понять, что даже в мыслях не подозревал Костю в слабости.

– А Косого мы тоже убьем? – спросил Костя и с любопытством посмотрел на Чебота.

Нравился он ему все больше и больше. Такой не подведет в бою. Странное чувство признательности друг к другу возникло между ними, словно они заключили тайный союз, но еще не знали об этом, а только догадывались.

– Нет, зачем?.. – смутился Чебот. – Косой свой, хотя и сделался кайманом, святые угодники.

– Я подозреваю, – сказал Костя, – что на Большой земле таких новообращенных кайманов видимо-невидимо, всех не перебьешь.

– А мы их поодиночке, – подмигнул ему Чебот и усмехнулся своей кривой ухмылкой, означающей одновременно и согласие с Костей, и презрение к сопливым разговорам.

– Как получится, – согласился Костя.

Хотел он рассказать о «сопротивлении», да вспомнил предостережение дяди Ильи и не осмелился. Может, не ко времени, а может, и не стоит вовсе? Может, я один поеду дальше? Кто знает, как все обернется?

Подошел Семен, поглядел на них как на героев, сказал, что уха готова, и заулыбался радостно и открыто, совсем как дядя Илья, и Косте показалось, что теперь он всех-всех понимает – и Семена, и Чебота, и даже Косого, который выбрал себе дурную судьбу. Словно с глаз упала пелена, и Костя увидел, каков мир на самом деле, вплоть до самых крохотных деталей. Такая ясность в нем была, только когда его мать вытолкнула из окна. Это маленькое открытие его слегка ошарашило. Он подумал, что надо самому хлебнуть приключений, чтобы научиться понимать других.

Он натянул еще мокрые джинсы и подошел к костру в тот момент, когда дядя Илья разливал уху по мискам.

– А где Косой? – спросил он так, словно только что вспомнил о нем.

Дрюндель и Телепень с удивлением уставились на него. Дрюндель на всякий случай жалобно шмыгнул носом:

– Так это… он того… валяется в купе.

– Не учи дедушку кашлять! – веско сказал Костя и велел: – Притащите. Накормить парня надо. Может, чего интересного расскажет, раз мы не смогли допросить кайманов.

Привели Косого. Вид у него был, как после изрядной трепки: синяк под глазом, разбитая губа. Правда, он уже не дергался и выглядел спокойным, но в глазах нет-нет да вспыхивал и медленно, как искра в костре, гас огонек безумия. Что нам с ним делать? – невольно подумал Костя, отгоняя мысль о том, чтобы отправить его вслед за кайманами. Нехорошая была мысль, подленькая, не для нормального человека, тем более не для теленгера. А вдруг безумие пройдет, – с надеждой подумал Костя, – и тогда Косой, счастливый, потопает к матери в деревню.

– Слушай, Паша, – сказал он, – мы сейчас тебя развяжем и вытащим кляп изо рта. Обещай, что орать не будешь, а главное, что не станешь на всех кидаться.

– Он мне ухо едва не откусил, – со слезой в голосе пожаловался Чебот и очень нехорошо поглядел на Косого. – Святые угодники!

Косой кивнул головой в знак того, что понял и принимает условие. Телепень, поворачивая Косого, как большую куклу, сказал:

– Не балуй мне! – И показал ему квадратный кулак.

Надо сказать, что Телепень, сложенный нелепо – чрезмерно развитый торс у него переходил в непропорционально короткие ноги, хотя и не обладал реакцией Кости, однако был силен, как медведь, и мог запросто закинуть огромный валун в болото. Собственно говоря, поэтому ему и поручили зашвырнуть головы кайманов подальше от тел – прямо в топь, туда, где со дна поднимался болотный газ, а ржавая вода была покрыта ядовито-буро-зеленой ряской. Что он и сделал играючи. Так вот, даже силач Телепень не мог справиться с Косым, когда тот входил в неистовство. А теперь Косой вообще потерял страх и не боялся ни Телепня, ни Кости, ни Чебота – вообще никого.

– Садись, Паша, – сказал Костя, освобождая ему место на бревне. – Сейчас ухи порубаем и домой поедем. Домой хочешь?

– Хочу… – Косой присел, разминая затекшие руки.

«Ну и славненько», – едва не похвалил его Костя, но промолчал, чтобы не сглазить.

– Что же тебе новые хозяева даже новой дошки не дали? – с презрением спросил Дрюндель.

– Я не знаю, – скромно пожал плечами Косой и принялся хлебать уху с такой поспешной жадностью, что во все стороны полетели брызги. Появились у него какие-то собачьи повадки.

С тех пор как его видели последний раз, он здорово изменился, словно превратившись в маленького взрослого мужичка, потертого жизнью. Не было у него в глазах прежнего щенячьего восторга, осталась лишь злость, которая легко переходила в агрессию. Косте даже показалось, что Косой прячет ее под маской покорности. Но он тут же отбросил эту мысль: Ведь не дурак же он. Нас здесь шестеро здоровенных лбов. Один дядя Илья чего стоит. Шансов у него никаких. А оружие мы ему, конечно же, не дадим. Костя на всякий случай переместил кобуру с пистолетом с левого бока на правый, подальше от Косого. А «плазматроны» и «тулка» лежат так, что он к ним ну никак добраться не сможет.

– Ты боишься кайманов? – спросил он.

Косой неопределенно мотнул головой.

– Нет их здесь, – весело сказал Костя. – Так что не бойся, Паша. Убили мы их, а головы отрезали и бросили в болото.

– А я и не боюсь, – ответил Косой, но зачем-то оглянулся на это самое болото, словно определяя место, где лежат кайманы.

– Рассказывай, что с тобой приключилось! – потребовал Чебот.

Он один продолжал недоверчиво смотреть на Косого. Дрюндель и Телепень – те уже расслабились и с жадностью поглощали вторую порцию, даже не прислушиваясь к разговору. После всех приключений у них открылся зверский аппетит. Вид у них был такой: пусть начальство, то бишь Костя с Чеботом, разбираются, а мы пожрем. Уха действительно была хороша – наваристая, с черным хлебом, она трещала за ушами не хуже русских пельменей под водочку.

– Ребята-а-а… – вдруг скорчил испуганную морду Косой и привычно заныл, – а бить не будете-е?

Что-то Косте не понравилось в нем: то ли его скоморошество, то ли писклявый голос, то ли собачьи повадки, он не сразу понял, что конкретно. Только потом сообразил, что Косой притворялся тем прежним, каким они его знали, и делал это весьма искусно.