Орден Святого Георгия - Валерий Пылаев Страница 26

вот я, признаться, рад не был — слишком уж мрачным оказалось подземелье здания на Сенатской площади. И не только потому, что само по себе перемещение из жаркого летнего утра сюда, в прохладу, сырость и скопище вековой пыли казалось чем-то странным и противоестественным. Святейший правительствующий синод изрядно давил: архитектурой, атмосферой и самим осознанием, что где-то там, на верхних этажах собирается какой-нибудь очередной совет архиереев. Пишет свои важные бумаги господин обер-прокурор, заняты делами чиновники калибром поменьше…

А здесь — ничего. Только тишина, запах старой бумаги и, кажется, еще и крысы — что-то серое и размером с футбольный мяч прошмыгнуло и исчезло за полкой. Не случайно библиотекарь — тощий седовласый старик в квадратных очках — вручил нам ключи, но сам спускаться в архив явно не собирался.

Так себе местечко — но слово, как известно, надо держать.

— Ну… я ведь обещал, разве не так? — вздохнул я. — И чем именно мы сегодня займемся.

— Всем! — Вольский растопырил руки, будто собирался схватить все книги со всех полок разом. — Волшебное место, просто волшебное… Вы ведь тоже чувствуете этот запах, Владимир?

Отставной профессор какого-то там сибирского университета определенно чувствовал себя здесь как рыба в воде. Я еще не успел толком осмотреться, а он уже выдернул невесть откуда здоровенный фолиант в кожаном переплете и теперь пытался разлепить слежавшиеся страницы. Получалось так себе, но Вольский, похоже, испытывал от этого даже больше восторга.

Древние книги. В самом деле — что еще человеку нужно для счастья?

— Да, Петр Николаевич, — смиренно согласился я. — Запах я определенно чувствую.

— Отлично, отлично, мой юный друг. — Вольский пропустил иронию мимо ушей — а скорее и вовсе не заметил. — Жду не дождусь, когда мы наведем здесь порядок. Я и не надеялся, что вы мне поможете… Признаться, многие считают все это бреднями выжившего из ума старика.

— Что именно считают? — зачем-то уточнил я.

— Жизнеописания героев! — В глазах Вольского загорелся азартный огонек. — Однако подумайте сами, Владимир: если уж старинное колдовство, в которое уже давно никто не верит, все эти проклятия, порчи и заговоры, существуют на самом деле — как знать, что еще могло сохраниться на этом свете… Или — кто!

— Кто? — Я усмехнулся и покачал головой. — Боюсь, славные герои прошлого уже давно ушли в историю.

— А что, если и это окажется заблуждением⁈ — Вольский схватил меня за плечо. — Ветхий Завет приписывает иудейским патриархам поистине нечеловеческий век. Старец Мафусаил прожил чуть ли не целую тысячу лет, а его сын и внук — тот самый Ной, который построил Ковчег по времена Всемирного Потопа…

Дальше я слушал уже вполуха — погрузился в собственные мысли. Конечно, библейские масштабы в них по большей части отсутствовали, зато с достоверностью все как будто оказалось полном порядке. В возрасте, не уступающем веку легендарного Мафусаила, я не жаловался на забывчивость. И помнил — во всяком случае, людей и даты.

И, надо сказать, мне и раньше приходилось задумываться, почему за всю свою немыслимо долгую жизнь я не встречал никого старше себя. То есть, ровесники вроде как имелись — кто-то чуть помоложе, кто-то, вероятно, наоборот. В те времена с носителями информации, как и с грамотностью в целом, дела обстояли так себе, и к появлению полноценных летописей запросто можно было «потерять» лет двадцать-тридцать.

Но не больше. А уж к царствованию Ивана Грозного разница и в полтора века становилась чем-то малозначительным и почти незаметным. И все мне подобные — включая даже самых осторожных и многомудрых — просто перестали меряться… Ну, допустим, прожитыми годами.

И я порой думал, что дело было в самом обычном страхе. Старцы вроде меня боялись даже представить тех, рядом с кем вдруг оказались бы неоперившимися птенцами. Древних, заставших не только Крещение Руси или полулегендарного князя Рюрика, но и то, что было раньше: античный Рим, Грецию… Или даже постройку знаменитых египетских пирамид.

Но не могли же мы, в самом-то деле, быть первыми. Вряд ли способности, тот дар, которые подобные мне получали при рождении, просто взяли и появились где-то в конце первого тысячелетия от рождения Христа… Впрочем, и были и такие теории — построенные, однако, но одних лишь голых умозаключениях, не подкрепленных даже мало-мальски убедительной экспериментальной базой.

Конечно, загадки вечных и почти неуязвимых тел интересовали ученых мужей еще в незапамятные времена, и к началу двадцать первого века я успел изучить результаты примерно полутора сотен исследований и лично поучаствовать в трех десятках — как правило, в качестве подопытного кролика.

Ничего. В смысле — никаких результатов. Различий между мной и обычными людьми на генетическом уровне так и не нашли. Чуть иной состав костной ткани, мышцы покрепче, могучая иммунная система, не совсем типовая энцефалограмма и температура тела чуть выше условно-нормальной — где-то тридцать семь и два. И еще с полсотни пунктов, где отклонения составили какие-то крохи в плюс или минус от среднестатистических. В общем, ничего, что бы наглядно указывало на способность за пару часов залечить огнестрельную рану или кулаком пробить дверь автомобиля. То ли никакой мутации и вовсе не было, то ли она оказалась зарыта так глубоко в недрах ДНК, что ее не смог откопать даже самый передовой научный инструментарий. Вопросов в очередной раз оказалось куда больше, чем ответов.

И только одно я знал точно: никого заметно старше меня в мире нет. Встречались те, кто оказывался сильнее. Быстрее, умнее, хитрее, талантливее в колдовстве или военных науках. Знающие больше магических фокусов или способные принимать чуть ли не дюжину иных форм, включая самые сложные.

Но старше — нет — и все тут.

И мы могли только догадываться, куда они подевались. То ли дряхлели и умирали от самых обычных болезней, сгорая за пару лет, когда колоссальный ресурс тела все-таки заканчивался. То ли их всех банально перебили в первую тысячу лет нашей эры — это все-таки реально сделать, хоть и непросто. Кто-то считал, что старцы ушли сами, по собственной воле: не погибли, но сменили форму существования на иную, уже не вполне человеческую. Или спрятались среди простых смертных, навсегда отказавшись использовать дар. А может, их тайное сообщество и правда вершило судьбы мира, укрывшись за стенами древнего монастыря в какой-нибудь Шамбале.

Так или иначе, они исчезли, не оставив и следов… В моем старом мире — но здесь все вполне могло оказаться