Сергей Лукьяненко - Застава Страница 26

– Давай я не буду делать тебе больно, – сказала она тихо. – И ругать тебя не буду. Ты будешь мой господин и повелитель. А я буду твоя верная рабыня. Но непослушная. И ты меня будешь наказывать… да?

– Эйжел… – я погладил ее по спине, задержал руку между лопатками, слегка сжал пальцы. – Пойми, дело не в том, что ты причиняешь боль мне. Дело в том, что я вообще не хочу боли… в этих отношениях.

– В отношениях мужчины и женщины всегда есть боль, – резко сказала Эйжел. – Только она иногда в душе, а иногда в теле. Лучше в теле.

– Лучше вообще без боли.

– Так не бывает, – тихо сказала она. Посмотрела на меня через плечо, вздохнула, тряхнула головой. – Я знала, что так будет, Ударник. Ты третий мужчина, которого я полюбила. И два раза уже все кончалось так.

– Эйжел, наверняка ты встретишь того, кто…

– А мне не нравятся те мужчины, которые хотят, чтобы я ими командовала и била! – с искренней болью сказала Эйжел. – А те, кто хотят меня бить и мной командовать, совсем не нравятся! Я одного такого даже убила, испугалась!

Она всхлипнула и извиняющимся тоном добавила:

– Но он был совсем плохой, маньяк. Я потом узнала, он несколько девушек убил до смерти.

Да, ситуация. Угораздило меня завести роман с девушкой садо-мазо наклонностей… А теперь как в анекдоте: «Помучь меня, помучь! Нет, не буду…»

– Мне очень жаль, Эйжел, – повторил я беспомощно.

– Но вначале тебе нравилось, – мрачно сказала она. – Когда я просто царапалась и кусалась.

– В принципе нравилось, – согласился я не очень уверенно.

– Надо было мне сразу тебе объяснить, как я люблю делать секс, – Эйжел вздохнула. – И не было бы боли… в душе.

Она очень красиво смотрелась на кровати, застеленной черным сатиновым бельем. В ее народе не принято загорать, и, несмотря на все свои поездки, кожа у Эйжел была очень белая – только ладони и лицо загорелые. Будто глухая маска и грубые перчатки, надетые на нежную и невинную девушку. В общем-то, в каком-то смысле так оно и было.

– Я тебя отпущу, – решила Эйжел. – И мы не поссоримся. Хорошо? Мы останемся друзья. И, может быть, любовники… иногда? Если ты захочешь.

– Да, Эйжел, – пробормотал я, чувствуя себя сволочью.

– Но я отпущу тебя завтра утром, – торжественно сказала Эйжел. – А сейчас ты должен будешь меня наказать, потому что я плохая, плохая, плохая девчонка. Очень скверная. Я заставила тебя грустить, и я хочу быть грубой в постели, и ты не должен прощать такое поведение… сразу не должен!

Грациозным движением она вытянулась на кровати и посмотрела на меня – совершенно другими, испуганными глазами. Одной рукой она прикрывала груди, другой лобок – хоть рисуй с нее картину «Смущенная невинность».

– Удьарник, не наказывай мьеня сильно…

Что ж, если женщина просит…

– Ты очень нехорошая девчонка, – сказал я сурово. – Ты меня ужасно расстроила и придется тебя наказать…

Железная дорога в Центруме – это государство в государстве. Точнее – государство среди территорий, которые пытаются государствами стать, но пока этот путь не прошли. Когда весь Центрум накрыла «пластиковая чума», только железнодорожники оказались, во-первых, достаточно сплоченными и организованными, во-вторых – всем позарез необходимыми, в-третьих – ценными лишь в том случае, если останутся единой организацией, в-четвертых – у них, запасливых, оказалось достаточно старых паровозов, в которых пластмассы отродясь не было. Ну и, конечно, сыграл свою роль фактор руководства – оно оказалось и в меру популистским, его поддерживали все, начиная от рядовых обходчиков и кончая директорами депо и станций, и в меру жестким – чтобы отстоять свою позицию перед внешним миром.

Когда развалившееся на кусочки государство билось в агонии, когда возникали новые границы и правительства, безумствовали банды головорезов и шайки мародеров, когда цена человеческой жизни упала до нуля, железнодорожники ухитрились выжить, отстоять свои права – и добиться новых. Когда власть на местах более-менее окрепла, сделать что-либо было уже невозможно – любая попытка обуздать железнодорожников, подмявших под себя всю необходимую им инфраструктуру, от угольных шахт и до сталеплавильных заводов, грозила жестокой и беспощадной блокадой. А существовать друг без друга территории Центрума не могли.

В России, когда развалился Советский Союз, было что-то подобное. Железные дороги сшили трещавшую по швам страну и не дали ей развалиться окончательно. Только у нас власть опомнилась быстрее и поумерила аппетиты своим спасителям.

Рядовые граждане железнодорожников любили. Попасть к ним на работу было мечтой многих. Рабочие мечтали стать хотя бы кочегаром или обходчиком. Инженеры и ученые стремились на заводы, производящие паровозы и вагоны. Учителя хотели учить детей железнодорожников, а врачи – работать в их больницах. И даже отпрыски богатых и знатных родов по всему Центруму мечтали занять видное место в руководстве железной дороги (кто-то искренне считал это хорошей карьерой, а кто-то, наверняка, рвался туда по заданию властей). У железнодорожников не было армии, но они имели право на ношение оружия и пользовались им без зазрения совести. У них была своя служба безопасности, свой суд и своя тюрьма – разумеется, это была тюрьма на колесах, тюремный поезд с веселым названием «Стук-постук». Руководство железнодорожников, кстати, тоже не сидело на месте – по всему Центруму курсировали три роскошных поезда, в которых обитали Старший Машинист, Старший Диспетчер и Старший Инженер. Поездам было запрещено одновременно находиться на одной территории, а охране их позавидовал бы и парламент Клондала. Ходили слухи, что где-то далеко в глубине Пустошей (места назывались разные) у железнодорожников есть свой тайный город, уютный как райский сад. Там живут железнодорожники-пенсионеры и семьи высшего начальства. Там ведутся самые секретные исследования, там стоят в ожидании приказа сверхмощные бронепоезда, способные при необходимости ехать по земле, а не по рельсам, там живет таинственный Старший Кочегар – который и правит всей дорожной империей. Так ли это или нет – я не знал. Но стариков-железнодорожников я в Клондале действительно не встречал, так что слухи могли и не врать.

Свою монополию железнодорожники берегли ревниво. Во всех крупных городах они бесплатно строили детские железные дороги – маленькие паровозики и пара вагонов катались по узкоколейному пути, но это было единственное, что они выпустили из рук. Да и то с понятной целью – отбирать талантливых ребят, имеющих склонность к железнодорожному делу. Ну и крупным шахтам-заводам могли построить крошечные пути, содрав за это немалые деньги. Единственным исключением был узкоколейный бронепоезд, построенный и переданный пограничной страже. Поездная бригада, впрочем, на нем все равно была железнодорожная, «арендованная». Да и отношения между нами и железнодорожниками всегда были более теплыми, как и положено организациям, пытающимся сохранить свою независимость от окружающего мира.