Анна Калинкина - Станция-призрак Страница 26

не жилец уже был Мишка, больно сильно переживал. Сдается

мне, если бы его не казнили, он бы сам на себя руки наложил.

Хотя он что-то пытался объяснять, но сразу-то никто не послу-

шал, только потом задумались. Он все твердил, что выспался как

следует перед тем, как на пост заступить, а тут вдруг глаза сами

начали слипаться. Он и так, и эдак, хотел даже сменщика поз-

вать, а руки-ноги как ватные стали, и в голове туман. Неспроста

все это, так мне кажется. Мы ведь возле самого Кремля сидим, а

что там творится, вы, наверное, и так слышали. Вот мне и кажет-

ся, что не сам по себе он заснул, а навели на него этот сон. И де-

ти, наверное, тоже не просто так одни ночью в комплекс суну-

лись. Видать, кому-то свежая кровь понадобилась, невинная.

Вот после этого случая я и решил: пора уходить. А то больно они

все здорово объясняют, атеисты-материалисты наши, мать их

так! Пусть-ка этот случай попробуют объяснить с позиций това-

рища Карла Маркса! Только ни Мишку, ни детишек все равно не

вернешь...

     Он вздохнул и длинно, тоскливо выругался. Анархисты сочув-

ственно загалдели, а Стас загадочно улыбнулся, и Кириллу пока-

залось, что ему кое-что известно об этой истории. Он не удержал-

ся и спросил.

     — Я много чего знаю, — загадочно протянул тот. — Потому что

давно на свете живу. Я, молодой человек, застал еще то время,

когда Проспект Маркса переименовывали в Охотный Ряд, а на

Лубянке сбрасывали с пьедестала памятник главному чекисту.

Теперь вот станциям вернули их исторические названия. О чем

это говорит? — Он поднял вверх указательный палец. — О том,

что со временем все возвращается на круги своя, и понимаешь,

что все в жизни — суета. Но чтобы прожить остаток своих дней

спокойно, я предпочитаю поменьше говорить и побольше слу-

шать. Многие знания умножают печаль...

     Перебежчик посмотрел на него запавшими глазами. Его трясло.

     — Тинка, налей еще чаю человеку, и выпить принеси. Не ви-

дишь — плохо ему, — хлопнул Валет Крысю пониже спины. Та тут

же вскочила и кинулась за алюминиевым побитым чайником.

     — Как ты ее назвал? — удивилась Нюта.

     — Тина, — пояснил Валет. — Стас сказал, что Крыся — это, ско-

рее всего, уменьшительное от Кристины. Красивое имя, только

слишком длинное. Мне больше нравится ее Тинкой называть.

     — А чего ты ею так командуешь? — неприязненно поинтересо-

вался Кирилл. — Взял бы и сам сходил. Что она тебе, прислуга?

     — Ты, Киря, в наши отношения не лезь, — в тон ему ответил

анархист. — Я, между прочим, к ней с полным уважением, как к

невесте отношусь, а не к шалаве какой-нибудь. У нас может, ско-

ро свадьба будет! А что, из нее хорошая жена выйдет: красивая,

приветливая всегда, веселая, заботливая. А одежонку поприлич-

нее мы ей в первом же походе справим. Верно, братцы?

     Анархисты одобрительно загудели. Хотя Кирилл промолчал,

Нюта чувствовала — все свое недовольство он потом выскажет ей.

     — А анархисты разве женятся? — спросила она Валета.

     — По-разному бывает, — уклончиво ответил он, но девушка

догадалась, что ему пришлось выдержать немало шуточек со сто-

роны соратников.

     Она даже завидовала подруге — Валет, хотя и помыкал ею, от-

носился к ней с грубоватой лаской и сам заметно изменился под

ее влиянием. Он уже почти не принимал участия в бесшабашных

кутежах, иногда продолжавшихся ночи напролет, зато все сво-

бодное время проводил с Крысей, то и дело стараясь порадовать

ее каким-нибудь пустячком — то бусики разноцветные купит у

челноков, то еще что-нибудь. Однажды принес ей небольшую

книжку в яркой обложке. На обложке юноша и девушка неимо-

верной красоты глядели друг другу в глаза на фоне каких-то по-

лей, рек и кустов. Крыся, никогда такой красоты не видавшая, тут

же принялась читать, но хватило ее ненадолго. И когда Валет

спросил, понравилась ли ей книга, она неожиданно горько рас-

плакалась. Из сбивчивых объяснений Нюта поняла, что речь в

книге идет о девушке, которая живет в замке и собирается уме-

реть от несчастной любви. Крыся рыдала оттого, что не могла по-

меняться с ней местами. Она говорила, что если бы только могла

жить в красивом доме на поверхности и каждый день видеть

солнце, то безо всякой любви была бы самым счастливым челове-

ком на свете. Валет ее переживаний не понял и расстроился, ре-

шив, что книжка — дрянь.

     — Я-то думал, обложка красивая — значит, и книжка хоро-

шая, — оправдывался он и порывался идти бить морду торговцу,

который посоветовал такую ерунду. Крысе с трудом удалось его

убедить, что книжка замечательная и сам он замечательный, но

пестрый томик она с тех пор в руки вроде бы не брала. Нюта то-

же попыталась почитать, но почему-то ей быстро стало неинте-

ресно. Создавалось впечатление, что жившие наверху просто бе-

сились с жиру, не зная, чем убить избыток свободного времени.

Вот они и тратили его на всякую ерунду навроде бесконечных

выяснений отношений и глупых истерик. Она бы лучше почита-

ла о том, как люди научились строить такие дворцы и делать раз-

ные красивые вещи...

     Кирилл на глазах превращался в брюзгу. Он вечно был недо-

волен, ему не нравился Валет, не нравились шумные анархисты.

Тем более, что один из них, Семен, стал оказывать внимание Ню-

те и даже подарил ей цветастый платочек, явно из награбленного.

Несмотря на то что этот человек с худым, нервным, обезображен-

ным шрамом на подбородке, но все еще красивым лицом чем-то

ее пугал, отталкивал, сам факт подарка был девушке приятен.

Это тоже не укрылось от внимания Кирилла. Он демонстративно

перестал общаться с Семеном, а оставшись с Нютой вдвоем, на-

чинал выговаривать ей, что она водится с кем попало, и всячески

высмеивать, как он выражался, «меченого».

Нюта тосковала. Бесшабашная анархистская вольница и нра-

вилась ей, и пугала. Твердо решив уходить, хотя бы и пешком,

она ждала только свадьбы Крыси. Порой, после очередной пор-

ции претензий со стороны Кирилла, она мрачно размышляла,

надолго ли ее хватит, и не лучше ли предоставить парня своей

судьбе? Останавливал ее даже не страх перед одиночеством, а

чувство неловкости: все-таки они вместе прошли через такие ис-

пытания, после которых трудно вот так повернуться к человеку

спиной. К тому же Кирилл был единственным человеком, пусть

не слишком надежным, на которого она хоть как-то могла поло-

житься. Впрочем, в последнее время она и в этом начинала со-

мневаться: парень, хотя и поддерживал ее в том, что от анархис-

тов надо уходить, на Беговую отнюдь не рвался. Он без конца

твердил, что даже если мать Нюты все еще жива, то о дочери она

давно и думать забыла, и куда правильнее будет выбросить ее из

головы, да и поселиться на какой-нибудь нормальной станции,

порядки которой придутся им по душе. Причем в этом «им» Ню-

те неизменно слышалось «мне», и дело заканчивалось новой ру-

ганью.

     — Тебе, парень, в Полис надо, — смеялись анархисты, глядя на

тетрадку тушинца. — Будешь там свои записки писать да база-

рить с такими же высоколобыми. Или на Водный Стадион, там

редакция газеты нашей. Спроси, может, им кто требуется?

     Но описывать анархистские будни Кириллу что-то не хоте-

лось. Он вообще считал себя человеком, далеким от политики.

А вот мысль о Полисе, который слыл научным и культурным

центром всего Метро, крепко запала ему в голову.

     * * *

     Свадьба Крыси стала поводом для очередной грандиозной гу-

лянки. Сначала Валет мечтал дождаться батьки, чтобы тот лично

их поженил, но Нестор все не возвращался, и решено было потом

отпраздновать с ним еще раз.

Анархисты, хоть и сокрушались, что их товарищ откалывается

от большинства, в целом Крысю одобряли.

— Ничего, она девка правильная! — слышалось то и дело. —

Ты, Валет, главное, воспитай из нее настоящую боевую подругу...

Худенькая темноволосая невеста в белом платье была очарова-

тельна. Вот только с обувью была беда: сидеть в своих огромных

черных туфлях она еще могла, а когда надо было встать, приходи-

лось влезать в тапочки. Но Крыся была счастлива и почти не об-

ращала внимания на подобные мелочи.

     — Вот все и сбылось, только по-другому — улучив момент, ска-

зала ей Нюта. — И имя у тебя стало другим, и платье белое при-

годилось.