Роман Глушков - Стальная петля Страница 26

Колесные боты не могли наброситься на нас также со стен руин и вершин завалов, а вот их шестиногие паукообразные соратники – за милую душу. Именно так намеревался поступить один подобный шустрик, когда мы схоронились от очередного обстрела под стеной высотки, накренившейся круче Пизанской башни, но упорно не желающей падать.

Мы не обратили внимания на посыпавшиеся сверху мелкие камни. В дюжине метров от нас свирепствовал порожденный лазерами огненный гейзер, от которого разлеталась уйма раскаленной «шрапнели». Однако, когда вслед за безобидными камешками прямо перед нами на землю спрыгнул стальной паук, дело приняло совершенно иной оборот.

Подстрелить нас со стены мерзавец не мог – турели его орудий не позволяли вести огонь под таким крутым углом. Рухнуть нам на головы боту также не удалось – помешали опоясывающие здание карнизы. Поэтому он был вынужден пожертвовать своим тактическим преимуществом и сначала предстать пред нами, а уже потом вступить в бой.

Само собой, мы здорово переполошились, когда эта страхолюдина с лязгом грохнулась оземь близ нашего укрытия, едва не задев нас своими растопыренными лапами. Но испуг испугом, а пребывающие на взводе наши инстинкты самосохранения не позволили нам с Жориком удариться в панику. Стрелять по более проворному, чем колесный бот, врагу было неразумно. Если мы не обездвижим его с первой же пули или молнии, паук сам пристрелит нас, причем сделает это практически в упор. Пришлось действовать более рискованным манером и сойтись с биомехом врукопашную, благо габаритами он не превышал средней величины свинью.

Паук еще разворачивался, когда я вскочил ему на спину и задрал спаренные стволы его бортовой пушки вверх, а компаньон без подсказок впечатал «Фрич» прямо в сенсорную панель бота. Орудие выстрелило длинной очередью, но лишь выжгло ряд окон на пятом или шестом этаже высотки. Брызги расплавленного пластика и стекол пролились на нас кратковременным обжигающим дождем. Но это была сущая ерунда в сравнении с тем, что нам могло угрожать, избери мы сейчас иной метод борьбы. А так, можно сказать, легко отделались.

Легко, в отличие от биомеха. Как только разрушительная волна холода дошла до орудийной турели и ослабила ее, я с треском выдрал пушку из паучьего корпуса и соскочил обратно на землю, пока сам не примерз к противнику. А затем, используя отобранное у него оружие словно дубину, разгромил заледенелую половину бота, как до этого намеревался поступить с «Перекати-Зоной». Брат Георгий едва успел отдернуть руку от брызнувших осколков застывшего металла, и только потом мы с компаньоном взялись отрясать с себя горячие капли, упавшие на нас из расплавленных врагом окон.

Я решил было, что караулящие нас неподалеку узловики не станут ввязываться в драку и перепоручат нашу поимку здешнему усердному техносу. Как бы не так! Даже если Ипат нас не видел, он запросто понял по неутихающей канонаде, что мы оказались на диво живучими и вполне можем добежать до выхода из локации.

Я не был удивлен, когда наконец-то узрел зависшего между нами и смерчем уже знакомого нам дракона, но его появление точно не прибавило мне оптимизма. Разгоняя винтами клубы дыма и пыли, мутировавший вертолет снижался над кратером, нацелив нос туда, куда самозабвенно палили его рожденные ползать собратья.

Вероятно, Ипат нарочно выжидал этот момент, дабы не тратить на наши поиски лишние силы. Хитрец не прогадал: сейчас две трети стражей «тамбура» обозначали узловикам наше местонахождение лазерными «указками» своих армганов. Мнемотехнику оставалось лишь навести по этому ориентиру укрощенного дракона, а потом отыскать мое мертвое тело и исполнить половину своего обета Командору. Причем самую трудную половину. Ведь, если верить Дюймовому, Грааль Дьякона не бегал от Ипата по Пятизонью, а преспокойно дожидался своего будущего владельца – неважно, старого или нового, – где-то в Сосновом Бору.

Винтокрылый дракон… Тварь, при виде которой содрогнулся бы сам Дьявол, ибо вряд ли в Преисподней когда-либо обитало нечто подобное. Неживое, ставшее живым, чтобы лишать жизни своих бывших создателей. Воистину, божественная комедия второй половины двадцать первого века!

Правы те, кто утверждает, что Зона меняет людей до неузнаваемости, но с машинами она поступает не в пример суровее. Будучи прежде обычной гражданской и военной техникой, ныне каждый из инфицированных нанопаразитами-скоргами механизмов являл собой уникальное искусственное существо. Причем изуродованное немыслимым по человеческим меркам способом, а то и не одним.

Биомехи… Что за разум ими управлял: то ли искусственный, но не в меру развившийся и вышедший из-под контроля, то ли и вовсе чужеродный – тот, что проник в наш мир из гиперпространства, приоткрывшегося при Катастрофе? Вопрос, не имеющий на сегодняшний день однозначного ответа. Одно было неоспоримо – этот разум не питал к человеку ни малейшей симпатии и считал его заклятым врагом. Отчего и не гнушался использовать против нас наше же оружие: от невидимых глазу нанороботов до тяжелых стратегических бомбардировщиков.

И пусть пока наша война с неведомыми силами шла в границах Барьера, не стоило забывать, что установлен он не нами и без нашего на то согласия. А коли так, значит, и расширен Барьер может быть в любой момент и до любых размеров. Например, на целую страну или материк. А то и на весь мир – почему нет? Разум, который легко поработил то, что мы создавали и совершенствовали на протяжении тысячелетий, рано или поздно поработит и нас. Да что там – он это уже делает. Возьмите, к примеру, хотя бы меня – человека, способного жить лишь в ирреальном, жутком мирке Зоны и начинающего медленно умирать за ее пределами…

Узел – заповедное для сталкеров место, где якобы сходятся все гиперпространственные тоннели. Вот он – машинный ад и колыбель большинства биомехов. Во время периодических пульсаций Узла, которые, по мнению ученых, являются отголоском бушующих в гиперпространстве штормов, вихри вокруг «тамбуров» усиливаются и захватывают всю оказавшуюся поблизости технику и нанороботов. После чего прогоняют их через Узел и выбрасывают обратно такими, какими мы их представляли разве что в ночных кошмарах.

Сколько всего за шесть лет пульсация поглотила вертолетов, не знают, наверное, даже те статистики, которые обязаны скрупулезно подсчитывать ущерб, причиняемый Зоной России и Украине. И все потому, что многие канувшие под куполами Барьеров «вертушки» успели побывать в Узле не по одному и даже не по два раза.

Дракон, который преградил нам путь к «тамбуру», принадлежал к биомехам-ветеранам. Трудно было сегодня опознать в нем старенькую «Пустельгу» – одну из тех «Ка-85», каких немало разбилось здесь и до нашего с «Альфой-12» трагического рейда, и после, когда Узел исторг из себя первую волну техноса. Ту самую огромную орду первых зараженных скоргами машин, которые тут же ринулись на прорыв Барьера. И были остановлены ценой воистину героических усилий и немалых человеческих жертв (начало этого легендарного вторжения как раз и засвидетельствовали тогда мы с Баграмовым).

И все же перед нами была именно «Пустельга», а не какой-либо ее близкий или дальний – из семейства «Ми» – родственник. Уж мне ли не быть в этом уверенным наверняка. Те же хищные очертания, тот же на диво изящный для столь свирепой машины стиль полета… Какая разница, что теперь ее корпус покрывали пупырчатые, кристаллического вида пластины, и впрямь напоминающие драконью чешую, а вместо колес под брюхом у «вертушки» торчали… самые настоящие лапы! Маленькие, кривые и четырехпалые, но зато обладающие изогнутыми стальными когтями! И явно не бутафорскими, а способными запросто разорвать напополам сталкера в полном боевом облачении.

Небо, в которое воспарило чудовище, было затянуто дымом и испещрено красными росчерками лазеров, но мне удалось рассмотреть на теле одраконившейся «Пустельги» еще кое-что любопытное.

Во-первых, у нее сильно видоизменился хвост. Теперь его конец был изогнут не вверх, а к земле, и вместо киля на нем находился устрашающий крюк – плоский и зазубренный, как гарпун. И крюк этот плавно мотался при маневрах из стороны в сторону и вверх-вниз вместе с хвостовой балкой, подобно настоящему драконьему хвосту – мощному и гибкому оружию, действующему по принципу исполинского кистеня! Как при этом вертолет умудрялся сохранять равновесие, уму непостижимо, но держался он в воздухе ничуть не хуже, чем прежде.

Во-вторых, орудийные и ракетные консоли стали значительно больше, обросли уродливыми шипами и двигались, как рыбьи плавники. Вооружение на них выглядело незнакомым и чужеродным, будто его переставили на «Пустельгу» с какого-нибудь инопланетного космического корабля. Невозможно было даже предположить, чем она сегодня стреляет, а узнавать это на собственном опыте не хотелось и подавно.