Макс Мах - Времена не выбирают Страница 27

А потом был разговор. С глазу на глаз, тет-а-тет, так сказать, и хотя разговор этот продолжался больше двух часов, а собеседники кашу по тарелке не размазывали, но содержание беседы было таково, что и двух суток, пожалуй, было бы мало. Много чего было тогда сказано – говорил больше кузен Макс, а старик слушал – однако же главное он понял сразу и не без огорчения посетовал на свою недальновидность. А ведь, казалось бы, что нового – по-настоящему нового – он узнал? Ведь если где-то имеется некая дверца, то неважно, какой нацией стоит замок и кто, когда и зачем ее открыл, а потом закрыл, все равно, рано или поздно, она откроется снова, и тогда жди гостей. И не мог старик ни на кого переложить ответственность, ведь именно он – один из немногих во всем мире – знал про то, что дверь существует, и не одна к тому же! Более того, сам же через ту «дверь» – или что она такое? – ходил уже, а теперь вот через другую, но точно такую же «дверь» пришли к нему – к ним! – этот странный его кузен с дружком своим, от которого пахнет разведкой, как от денди одеколоном. И визит этот – случайный, как они утверждали, вероятно, не кривя душой, – многое менял, потому что это был уже «обмен визитами». Вот как. Это рав Шулем мог себе позволить всецело оставаться в рамках своей религиозно-мистической концепции – так уж он видел мир, – а вот Маркус не мог, не имел права. Для него знание – эзотерическое или нет – есть прежде всего инструмент, а проще говоря, оружие. И то оружие, к которому он неожиданно прикоснулся, получил доступ благодаря визиту своего тезки из совершенно другого мира было оружием опасным, обоюдоострым.

Естественно, он сделал все, что мог, чтобы помочь этим двоим выбраться из западни пространства и времени и вернуться домой. Но то, что он осознал, увидев их впервые после той давней встречи в Праге, сразу и бесповоротно изменило его самого и, как он тут же понял, начало стремительно менять его собственную реальность, хотя бы самим фактом случившегося.

Старик встал из кресла. Теперь это выходило у него не так легко, как хотелось бы, но все же он был на это способен. Слабое утешение, да уж какое есть.

Пройдя через салон и коридор, он оказался в прихожей и остановился перед дверью на лестницу. Постоял секунду, разглядывая тяжелую дверь, но благоразумие взяло верх, и, развернувшись всем телом к другой двери, Маркус вызвал лифт.

Спуститься на два этажа – в гараж – было едва ли не секундным делом, даже при том, что это был домашний лифт, двигавшийся не торопясь. Однако четыре марша по лестнице наверняка стали бы для старика серьезным испытанием.

«Оно мне надо?» – С этой мыслью он вышел из лифта и включил свет. В просторном гараже стояли всего два автомобиля. Относительно новый – девяносто седьмого-года – «мазерати», на котором он обычно и ездил (с шофером, разумеется) и его старый любимый «майбах» пятьдесят седьмого года.[39] Впрочем, последний раз он ездил на «майбахе» года полтора назад.

«Мальчишество!» – сказал он себе ворчливо, но все-таки открыл машину и сел за руль.

«Майбах» был в идеальном состоянии – уж за этим-то Маркус следил постоянно – и завелся сразу. Мотор работал ровно и сильно, не так бесшумно, как у нынешних машин, а так, как и должен работать мощный и правильный немецкий мотор. Послушав несколько секунд эту чудную музыку, способную стать гимном уходящей в небытие эпохи, старик нажал кнопку на пульте дистанционного управления, и стальная штора перед капотом его машины начала медленно подниматься вверх. И сразу же, поднырнув под нее, в гараж ворвался яркий солнечный свет жаркого тель-авивского утра.

Дождавшись, пока выезд из гаража откроется полностью, Маркус плавно вывел свой «майбах» на тихую тенистую улицу, носившую такое же тихое и уютное название – Неве Шаанан,[40] и свернул направо. Утро уже наступило, и летнее солнце с энтузиазмом, достойным лучшего применения, вовсю жарило раскинувшийся на песчаных дюнах город. Впрочем, от тех дюн давно остались лишь воспоминания старожилов да узкая полоска пляжей, протянувшихся от Яффы до давно уже слившейся с Тель-Авивом Герцлии. Старик опустил стекла – в его машине не только оставалась редкая теперь ручная коробка передач, но и не было кондиционера – и ехал, принимая лицом и грудью порывы влажного жаркого ветра. Но жара и влажность ему пока не мешали. Три четверти своей долгой жизни он прожил без кондиционеров, компьютеров и автоматических коробок передач. Притом жить – и не только жить, но и воевать – ему пришлось в разнообразных странах с жарким климатом, будь то Италия или Мексика, Турция или Египет. Так что привык. А сегодня и подавно мог потерпеть. Жалкие крохи адреналина, впрыснутого его никчемным стариковским организмом в жидкую кровь, текущую по ветхим венам, создавали почти реалистическое ощущение внезапно вернувшейся молодости. Иллюзия была приятна, не без этого, но все-таки – лишь иллюзия, и Маркус это знал.

Улица за улицей «майбах» продвигался вперед. Немногочисленные прохожие оглядывались на него, а машины притормаживали. Такой автомобиль был теперь большой редкостью, однако кое-кто, разумеется, еще и знал, что за старая перечница торчит за рулем раритетного авто.

«Ну-ну, – усмехнулся старик, перехватив очередной полный изумления взгляд. – Смотрите, дорогие сограждане. Сегодня я весь день на арене, и завтра, надеюсь, тоже».

Он миновал сложный лабиринт улиц с односторонним движением и, наконец, выехал на проспект Зига. Здесь уже было просторно. Машины ехали по трем полосам в каждую сторону, но их, учитывая время суток, было сравнительно немного. Старик занял крайнюю правую полосу и с удовольствием прибавил скорость, не зарываясь, разумеется. Шестьдесят километров в час – его предел. На большей скорости ослабевшая реакция могла дать сбой.

«Оно мне надо?» – почти весело подумал Маркус, ощущая удовольствие от «быстрой» езды, и в этот момент его остановил полицейский.

«Вот же…» – Старик плавно притормозил, реагируя на отмашку молодого парня в голубой форме, и, притерев машину к обрезу тротуара, остановил ее всего, быть может, в метре от мотоцикла патрульного.

– Я нарушил правила? – ворчливо спросил Маркус, глядя сквозь открытое окно на подошедшего вплотную полицейского.

– Нет, – растерянно ответил тот. – Но вы уверены, мой господин, что можете управлять автомобилем?

– У меня есть права, – кисло улыбнулся Маркус и протянул патрульному пластиковую карточку лицензии.

Полицейский взял права, бросил на них беглый взгляд, и челюсть его отвисла сама собой.

– Вы… – только и смог сказать он.

– Я, – кивнул старик. – И если ты еще не заметил, парень, улицы моего имени в этом городе пока нет. Значит, я жив.

– Извините, кводо,[41] – обалдело сказал полицейский и вернул Маркусу лицензию. Рука его при этом ощутимо дрожала.

– Пустое, – хмыкнул Маркус. – Я могу ехать?

– Да. Да, конечно. – Этому парню будет что рассказать своим друзьям. Сегодня он остановил «майбах» самого Маркуса Холмянского, и живой Итальянец разговаривал с ним, «как мы с тобой»!

Старик кивнул своим мыслям, завел машину и, стараясь продемонстрировать «высший класс», плавно тронул ее с места, вписываясь в не сильно напряженный поток движения. Достигнув площади Царя Шауля,[42] он взял вправо и снова вернулся в свой собственный старый Тель-Авив, только теперь уже с другой стороны. Для того чтобы попасть туда, куда ему сейчас надо было попасть, не обязательно было выезжать на проспект Зига, но старику просто захотелось прокатиться по скоростной магистрали. Только и всего.

Первую остановку он сделал, как и запланировал, на улице Ольги Зиг, припарковал машину у дома восемнадцать и неторопливо вернулся к десятому. Поскольку заранее он с Ариком не созвонился, могло случиться, что ему придется подождать. Маркуса это, впрочем, совершенно не тревожило. Ждать так ждать. Ему и стричься-то было, если честно, не обязательно, и не к парикмахеру он на самом деле сейчас пришел. Однако долго ждать не пришлось. Всего десять минут. Маркус только и успел, что бегло пробежать заголовки утренних газет, но уже углубиться в чтение пространной статьи о раскладе сил в кнессете[43] Арик ему не дал. Клиент, над лысиной которого колдовал бывший лучший подрывник 21-го Балканского корпуса, ушел, и Маркус занял его место в кресле у окна.

«Ну и зачем ты здесь?» – спросил он себя, скосив глаза к окну. С этой позиции он мог видеть только часть уличного указателя.

«Ольга».

Полина…

Он знал, зачем сюда пришел, но ему было неловко и даже стыдно признаться самому себе (себе даже больше, чем кому-нибудь другому), что все это было лишь затем, чтобы увидеть ее имя. Однако от правды не уйдешь, даже если очень этого хочешь, а он не любил лгать. Во всяком случае, себе и своим друзьям.