Владимир Контровский - Саракш: Кольцо ненависти Страница 27

Его поразила тишина — всю многоствольную канонаду из всех видов оружия как ножом отрезало. Он вгляделся — впереди, там, где залегли цепи островитян, готовившихся к последнему решающему броску, что-то шевелилось, но как-то вяло. По полю полз танк, полз лениво, дергаясь и бессмысленно поводя орудийным стволом, а потом вдруг вынеслась из-за холма летающая платформа, набрала высоту, зависла и камнем упала вниз. Полыхнуло. Громыхнуло.

Ничего не понимая, Максим привстал, вылез из окопа. Он стоял, пригнувшись, не вставая в полный рост, и увидел справа — там, где река выравнивала свое течение, — цепь желтых машин: очень знакомых машин с высокими решетчатыми конусами, увенчанными округлыми вздутиями. Вот оно, значит, как, подумал он. Ай да Странник — решил пойти с козыря: зачем нам еще одно лишнее радиоактивное пятно, когда можно…

За его спиной зашевелись бойцы, кто-то с громким щелчком передернул затвор.

— Не стрелять! — закричал Мак во весь голос, стараясь, чтобы его услышало как можно больше людей. — Передать по цепи — прекратить огонь! Не стрелять!

«Не стрелять… стрелять… лять…» — прошелестело по линии окопов.

— Приготовиться брать пленных! — крикнул он, надсаживаясь. — Пленных, я сказал! Командиры — ко мне!

Слева показалась еще одна цепь передвижных излучателей — с большого расстояния они выглядели безобидными желтыми жуками. Классика — какой там полководец древности втянул все вражеское войско в мешок, а потом ударил по нему с флангов? Кажется, это был римский полководец… Или не римский? Плохо я все-таки знаю историю, подумал Максим, никогда не интересовался этим предметом — подумаешь, дела давно усопших. Однако этому древнему воеводе до Странника далеко, Странник рассчитал все: и время, и место, и конус излучения — моих солдат не задело. Стоп, оборвал он сам себя, надо торопиться: поле вот-вот исчезнет. Наверняка Странник и об этом подумал, иначе как мы доберемся до айкров? Эти веселые ребята придут в себя, и все начнется сначала. Значит, вперед!

Со всех сторон к Максиму подбегали офицеры, получали распоряжения, козыряли и бегом бежали их выполнять. Особого удивления на их лицах Максим не заметил: излучатели в Стране Неизвестных Отцов — дело привычное, а как их использовать, есть, кому решать.

Зато сам Максим удивление испытал: после снятия депрессионного поля, накрывшего всю Гремящую Излучину, островитяне не забегали и не запрыгали, как ни в чем не бывало. Нет, они не захлебывались слезами и соплями — Максим хорошо помнил, что творилось в коридорах Центра, когда он переключил генераторы на депрессивное излучение, — но активности не проявляли никакой. Грозные воины сидели и лежали неподвижно, бросив оружие и глядя прямо перед собой застывшими, ничего не выражающими глазами. Их ставили на ноги, вытаскивали из замерших танков, встряхивали, связывали руки, сгоняли в толпу, а они вели себя смирно, как под наркозом. Хм, подумал Максим, похоже, Странник модифицировал излучение — раньше такой картины у попавших под него не наблюдалось. Верноподданные зомбировались, выродки выли и корчились от боли, но как только излучение снималось, все возвращалось на круги своя. А здесь эффект растянутый. Излучения-то уже нет, иначе мои бойцы тоже превратились бы в ходячие бревна. Интересно, как долго продлится у айкров состояние грогги? И есть ли среди них выродки, а если есть, то, как на них подействовала козырная карта Странника?

Выродки среди островитян имелись — среди «сонных мух» попадались и впавшие в полный анабиоз: скорее всего, болевой шок от воздействия излучения вызывал у них длительный глубокий обморок, похожий на состояние комы. Ай да Странник, подумал Максим, постарался на славу, ничего не скажешь… А мне ведь даже словом не обмолвился, что с психотронными генераторами ведутся какие-то работы: знай, сверчок, свой шесток. Ай да Странник…

А над Гремящей Излучиной несся рокочущий гул: форсировав реку, на плацдарм, где развеялись надежды островитян выиграть войну одним ударом, двумя стальными потоками вливались «вампиры» и «драконы» резервных танковых корпусов.

Странник прилетел на тарахтящем и облезлом военном вертолете, поднимавшемся в небо, судя по всему, еще при покойном императоре. Так торопился к финальной сцене, подумал Максим, что даже не позаботился найти что-нибудь поприличнее и понадежнее этой жестянки. А с излучателями столько дней тянул… Однако он постарался отогнать эти мысли, понимая, что в нем говорит обида на скрытность Сикорски, не соизволившего сообщить землянину Максиму Каммереру о своем замысле. Но Максим понимал, что Рудольф поступил так не из-за тайных помыслов, а исходя из куда более серьезных соображений — в Галактической безопасности на мелочи не размениваются. Сикорски наверняка сделал все, что мог, а что он не применил излучатели раньше — значит, на то были веские причины.

Рудольф долго смотрел на захваченные ракетные установки островитян, на тупые головы ракет, таивших в себе атомные заряды, и Максим заметил, как у него чуть дернулась щека: кто-кто, а Странник хорошо понимал, чем все это могло кончиться.

…Контрнаступление разворачивалось стремительно. Впереди шли тяжелые танки, а сразу же за ними, хвост в хвост, чтобы танки не вышли из мертвой зоны, не перекрываемой направленным излучением, двигались желтые машины, невидимой метлой выметая серую накипь, затопившую всю прибрежную полосу. Не обходилось без потерь: шальные снаряды, выпущенные островитянами из-за пределов поля, рвались в боевых порядках наступающих, и случалось, что удивленные захватчики оживали преждевременно, хватались за оружие, а то и просто кидались на армейцев, ополченцев и легионеров с голыми руками, норовя вцепиться зубами в горло. Зато в небе было чисто — ни одна из уцелевших летающих платформ не появилась над танковыми колоннами, морские пилоты быстро сообразили, что к чему.

Бег к морю был бегом наперегонки со временем. Сикорски опасался — об этом он Максиму сказал, — что у айкров могли еще остаться атомные ракеты и теперь, когда их затея провалилась, островитяне запросто могли пустить их в ход.

К счастью, этого не случилось. Ядерных грибов не было, зато было другое — поселки, сожженные в пепел, разрушенные в щебень городки и трупы, трупы, трупы. Тысячи трупов — трупы по обочинам дорог, трупы в разоренных деревнях, трупы, висевшие на деревьях. И безголовые трупы — такие встречались буквально на каждом шагу. Все это походило на бред, на ментограмму сумасшедшего, свихнувшегося от лучевого голодания, но все это было реальностью «обитаемого острова», реальностью Саракша — мира, населенного существами, считавшими себя разумными. И злой реальностью были жестокие расправы над пленными айкрами, учиняемые легионерами и ополченцами, обезумевшими от всего увиденного. Подчиняясь приказам командования, офицеры пресекали самосуд, но, как показалось Маку, делали они это спустя рукава, и он не мог их за это винить. И только теперь землянин Максим Каммерер окончательно понял, что такое война…

Бег к морю завершился за считаные часы — моторизованные колонны шли на полной скорости вслед за волной излучения, катившейся на запад, предоставляя идущей за ними пехоте собирать «бревна». Организованного сопротивления со стороны десанта не было, да и быть не могло — айкры не могли устоять перед психотронным оружием, некогда державшим в покорности всю огромную Страну Неизвестных Отцов.

Путь, по которому бригады Легиона отступали восемь дней, в обратном направлении был пройден ими за восемь часов, и лязгающие гусеницами «драконы» выскочили на берег, к океану, кишевшему белыми субмаринами.

Командующий группой флотов «С» адмирал Сугга Хоронити привычным движением погасил курильницы. Сегодня он совершил ритуал не для обострения разума, а для омовения души перед встречей с Отцом всего сущего.

…То, что случилось что-то серьезное, на борту флагманской субмарины поняли через десять минут после начала контратаки староимперцев, а через двадцать минут определение «серьезное» уступило место определению «непоправимое». Все походные рации десантных частей, втянувшихся в излучину, умолкли разом, а затем одна за другой начали замолкать рации подпирающих частей второго эшелона, до этого поддерживавших непрерывную связь со штабом флота вторжения. «Зона молчания» — границы ее быстро были нанесены на карту — ширилась и ширилась, расползаясь по всему фронту и превращаясь в зону поражения. А что именно произошло, стало ясно из радиодонесения пилота летающей платформы, своими глазами видевшего, как шедшие впереди него машины без видимой причины стали падать на землю. Последняя платформа успела развернуться и сообщить о том, что остальные машины эскадрильи не были сбиты зенитным огнем — они потеряли управление, как, будто их пилоты уснули прямо в воздухе.