Дэн Абнетт - Легенды Ереси Страница 27

Даже слепейшие из Легионов, сильнее прочих бранившие священное писание Лоргара, со временем придут к пониманию абсолютной истины, скрытой в словах примарха. И Сор знал, что однажды придет день, когда все те, кто смел сомневаться, будут молить о прощении. Пускай сам Император и отрицал свою божественную природу, это ни в малейшей степени не могло затушить пламя веры в XVII Легионе, ведь Лоргар собственноручно начертал: «Лишь подлинное божество способно отречься от своей божественности».

— Так, значит, Талгрон, теперь ты читаешь мысли Императора? — прорычал Кор Фаэрон. — Что ж, раз уж ты обрел просветление, то, может быть, расскажешь и нам — простым смертным?

— Я ни в коей мере не претендую на это, первый капитан, — отрезал Сор Талгрон.

Они сверлили друг друга полными ядовитой злости взглядами сквозь дым, поднимавшийся от нескольких дюжин лампад. Круглый, разделенный на сектора зал, где собрался военный совет, был расположен в самом сердце «Фиделитас лекс»[4], флагмана Лоргара. Застывшие в полнейшем молчании капитаны остальных рот с большим интересом наблюдали из теней за тем, чем закончится это противостояние. Но в спор капитанов вмешался Эреб, тихий и мудрый первый капеллан Легиона, выйдя на самую середину утопленной в пол площадки и приняв на себя отравленные злобой взгляды.

— Мне и первому капитану необходимо посоветоваться с Уризеном, — мягко произнес Эреб, прерывая спор. — Да пребудет с вами мудрость Лоргара!

Все еще силясь унять свой гнев, Сор Талгрон поклонился первому капеллану, повернулся на пятках и быстрым шагом покинул зал собраний вместе с прочими капитанами. Взмахом руки он приказал расступиться облаченным в балахоны слугам, намереваясь отправиться к «Штормовой птице» и возвратиться на свой крейсер «Доминатус санктус», чтобы воссоединиться с Тридцать четвертой ротой.

Минуло уже более месяца с той поры, когда Сор Талгрон в последний раз лицезрел благословенного примарха XVII Легиона, и то, что Уризена не было на военном совете, заметно сказывалось. Все спорили, в Легионе начинался разлад; они нуждались в возвращении Лоргара.

Но прошел уже стандартный терранский месяц с той поры, как святой примарх уединился в личной келье… месяц со дня его встречи с Императором Человечества. Все это время он не подпускал к себе никого, даже Эреба и Кора Фаэрона — ближайших своих советников и товарищей. Сорок седьмой экспедиционный флот застыл на месте, ожидая приказаний.

В последний раз Сор Талгрон мимолетом видел примарха, когда Уризен бежал к своим личным покоям сразу после возвращения со встречи с Императором, и был поражен выражением лица Лоргара до глубины души.

Примарх всегда лучился любовью и уверенностью, окружая себя непробиваемым щитом веры, внушая и восхищение, и страх. Поговаривали, будто сила Волка таилась в его неукротимой ярости, Льва — в несгибаемом упорстве; Жиллиман славился как гениальный стратег, а силой Лоргара являлись непоколебимая вера, несокрушимая уверенность в своей правоте, безудержная, непоколебимая самоотверженность.

Как ни старался Эреб укрыть Уризена от Легиона, взгляд Сора Талгрона на долю мгновения встретился со взглядом примарха, прежде чем тот исчез за дверями шлюза. В глазах Лоргара он увидел такую бездну отчаяния, что пал на колени. Сор зарыдал, ему было страшно и тошно. Что же должно было произойти на борту боевой баржи Императора, чтобы Лоргар утратил свое незыблемое спокойствие?

Не успел Талгрон вылететь к «Фиделитас лекс», как его вызвал Эреб, требуя возвратиться в зал военного совета: Уризен огласил свое решение.

Торопливо вышагивая по лабиринту коридоров «Фиделитас лекс», капитан Сор Талгрон возносил молитвы, чтобы только снова увидеть примарха, но его ждало разочарование.

Впрочем, решение действительно было принято — спустя целый месяц, проведенный в бездействии, у XVII Легиона появилась цель.

— В своей великой милости, — произнес Эреб, обращаясь к заново собравшимся капитанам Несущих Слово, — Уризен изъявляет желание привести к Согласию сию давно утраченную ветвь Человечества, подчинить ее подлинным Имперским Истинам.

Капитаны начали перешептываться, но Сор Талгрон только кивнул, соглашаясь. Именно так XVII Легион и поступал с самого начала Крестового Похода. Они несли славу Имперских Истин всякому обнаруженному миру, и хотя продвигались не столь быстро, как другие Легионы, но позади них оставались лишь миры, всецело преданные Императору. Всякий, кто отвергал Истины или же оказывался недостоин их, превращался в прах под сапогами одержимых праведным гневом Астартес Лоргара, но все, кто усвоил их уроки и принял объятия Имперских Истин, делали это искренне.

Сор Талгрон бросил победный взгляд на Кора Фаэрона, но первый капитан не выглядел разочарованным, словно это и не он минутой ранее призывал к войне.

— И все же, — вновь заговорил Эреб, — для Уризена это стало тяжелым, сложным решением. Братья, вы должны знать, что Император недоволен нашим Легионом.

Зал погрузился в глубокое молчание, каждая пара глаз пристально вглядывалась в первого капеллана. У Сора Талгрона похолодело в груди.

— Насколько мы можем судить, Императора не устраивает то, с какой скоростью мы продвигаемся вперед. Его не радуют подаренные нами миры — покорные и верные. В своей мудрости, — продолжал Эреб, и было ясно, что за спокойствием в его голосе скрывается с трудом сдерживаемая скорбь. — Император выразил недовольство нашим благословенным примархом, самым искренним и преданным из своих сыновей, а нам приказал ускорить Крестовый Поход.

Собравшиеся капитаны снова начали угрюмо перешептываться, но Сор Талгрон не обращал на них никакого внимания, пытаясь осознать весь смысл слов капеллана.

— Сердце благословенного примарха понимает, что, будь на то время, жители Сорок Семь — Шестнадцать осознают всю ошибочность языческих верований и, направляемые нашими капелланами и боевыми братьями к свету Истин, станут образцовыми гражданами. Но Император выразился ясно, и Уризен, как вернейший из Его сыновей, не осмелится оспорить приказаний отца, сколь глубоко бы те ни ранили его душу.

— Каковы же будут распоряжения, первый капеллан? — задал вопрос капитан Седьмой роты Аргел Тал.

— Нам просто не оставили времени для того, чтобы обратить этих невежественных язычников к Имперским Истинам, — с явной неохотой процедил Эреб. — Но их нынешние воззрения слишком темны и невежественны, чтобы с ними мог мириться Империум. Как вы понимаете, мы обязаны предать Сорок Семь — Шестнадцать огню.

От этих слов Сор Талгрон зашатался, точно от удара, ошеломленный и напуганный тем, что мир, куда еще можно было принести просвещение, оказался обречен на гибель — и из-за чего? Из-за того, что Император слишком нетерпелив? Десантник и сам устыдился собственного богохульства. Он даже мысленно принес обет искупить свой невольный грех многочасовым покаянием и самоистязанием, как только завершится война.

Едва оправившись от шока, вызванного исходящими от Лоргара приказами, все капитаны XVII Легиона всецело, с фанатичной целеустремленностью, отдали себя приготовлениям к грядущей войне. Сор Талгрон напомнил себе, что в первую очередь является воином Лоргара; не ему было оспаривать или обсуждать приказы. Во-первых и в основных, он был лишь оружием в руках примарха и сражался там против того, где и на кого указали.

Не прошло и суток, как более чем сто девяносто миллионов человек погибли — около девяноста восьми процентов населения обреченного мира.

Крейсера и линкоры Сорок седьмого экспедиционного флота вышли на высокую орбиту планеты и более двадцати часов подвергали бомбардировке обреченный, погибающий в буре пожаров мир. Циклонические торпеды и прицельные залпы бортовых систем «адского огня» раздирали облачный покров, выжигая дотла целые континенты.

Только одному городу удалось уцелеть в этом светопреставлении. Именно он служил столицей планетарному правительству и являлся средоточием богомерзкого культа. Защищенный сияющим энергетическим куполом, языческий храм-дворец раскинулся практически на весь город. Поскольку Легион не имел права оставлять позади ни единого уцелевшего еретика, ибо это противоречило приказам Императора, пять полных рот десантников высадились на поверхность, чтобы закончить начатое.

Сор Талгрон, капитан Тридцать четвертой, вместе со своими боевыми братьями погрузился в одну из «Штормовых птиц», которые тут же спикировали в затянутое грозовыми тучами небо планеты. И уже очень скоро он понял, что, сколь бы неистовой ни была бомбардировка, предшествовавшая их высадке, вражеские оборонительные сооружения так и не были уничтожены. С земли вскидывались грохочущие ослепительные молнии энергетических залпов, уничтожившие несколько десантных кораблей даже раньше, чем те успели войти в атмосферу. Почти сотня драгоценных жизней боевых братьев оборвалась в мгновение ока.