Михаил Михеев - Заморский вояж Страница 27

«Дидо» досталось сильнее. Из пяти крейсеров три ярко горели и почти прекратили огонь. Четвертый, «Любек», сильно кренился на левый борт – авиабомба, иглой проткнув тонкую, всего– то дюймовую бронепалубу, дошла до самого днища и взорвалась, вырвав хороший кусок обшивки. Не смертельно, однако когда корабль кренится почти на тридцать градусов, ни нормально стрелять, ни маневрировать он уже не в состоянии. Последнему, «Данцигу», угодившая под корму полутонная бомба оторвала два винта из четырех и загнула перо руля так, что через получившуюся конструкцию можно было плевать, как из трубочки. Корабль лежал в дрейфе, и уже было ясно, что самостоятельно он отсюда не уйдет.

Проломив самоходные противовоздушные батареи, американские самолеты взялись за основные силы флота и, не подоспей Шнайдер со своими орлами, имели шансы устроить им серьезные неприятности. Но и без того из всей эскадры не пострадали только «Бисмарк», «Ришелье» и «Шарнхорст». Ну и авианосец, который по мере сил пытались закрыть от ударов вражеской авиации. Все остальные корабли имели повреждения, и, хотя в конечном счете авиация США понесла жуткие потери, можно было считать, что сражение они выиграли – флот Германии оказался на время практически небоеспособен.

Колесников, зло скрипнув зубами, вышел из боевой рубки, вдохнул морской воздух вперемешку с запахом раскаленного масла и пороховым дымом. Вот так. Со стороны многим это будет казаться едва ли не победой, но себя обманывать не стоит – зарвался ты, адмирал, и получил по сопатке. Хотя, конечно, легенда об удачливости адмирала обрастет новыми подробностями – несмотря на мощь воздушного удара, ни один корабль не потерян. Хотя, с другой стороны, противника тоже будут считать, что проиграли именно они…

Адмирал не был дураком и понимал, что США со своими играми в демократию – страна весьма специфическая. Реакция американцев на бомбардировку японскими кораблями их побережья подтвердила его мнение. Вывод, который он сделал, был достаточно прост: в войне с Америкой надо не только и не столько победить, сколько убедить противника в его поражении. А что может быть убедительнее безнаказанного удара по одному из крупнейших городов, к тому же уже пострадавшему один раз от удара с моря? Вот и пускай убедятся лишний раз, что их не только не защитили, но и, несмотря на явную угрозу, даже не попытались этого сделать. И операцию Колесников планировал исходя именно из этой задачи.

Для удара он решил использовать очередную новинку, созданную на стыке немецких и советских технологий. Шнелльботы, сиречь торпедные катера в Германии использовали давно, но задачи, которые они могли выполнять, были весьма ограничены. К тому же, по сравнению с аналогичными катерами как союзников, так и противников, порождения сумрачного тевтонского гения имели большие размеры и довольно низкую скорость. И вот эти недостатки Колесников, не долго думая, превратил в достоинства.

Рассуждал он просто. Торпедные катера, разумеется, смогут прорваться в порт и даже утопить там что-нибудь, но на большее они просто не способны. Не то оружие торпеды. А устанавливать на катер артиллерию – занятие неблагодарное. Сорокамиллиметровые скорострельные орудия, конечно, вполне способны отогнать катер противника, но первый попавшийся эсминец разнесет шнелльбот и не заметит этих пукалок. По берегу из них лупить и вовсе бесполезно. Ставить что-то большее… Ну, можно семьдесят пять миллиметров воткнуть, и даже сотку – если снять торпедные аппараты. Опять же, несерьезно. Однако если обратиться к послезнанию… Именно это Колесников и сделал, безо всяких угрызений совести присвоив чужие идеи, которые и без того вот-вот родятся.

Откровенно говоря, он изначально, еще до начала вторжения допускал, что будет испытывать потребность в кораблях, способных наносить мощные удары по побережью, и которые при этом не жалко будет потерять. Именно тогда верфи Германии получили заказ на строительство сразу восьмидесяти новых шнелльботов на основе типа S-100 с измененным вооружением. Вместо торпедных аппаратов и части артиллерии были установлены направляющие для запуска ракет советского производства. Колесников хорошо помнил, сколь эффективны были «Катюши» для ударов по площадям. А город – это площадь, да еще о-го-го какая. Можно было, конечно, поставить и более точные немецкие ракеты, но, во-первых, они имели меньшую эффективность, а во-вторых, с качающегося катера все равно белке в глаз выстрел не сделаешь. Вот и построили шестьдесят катеров, несущих по тридцать две ракеты калибром сто тридцать два миллиметра и двадцать катеров под шестнадцать ракет калибром триста десять миллиметров. Катера со скрипом, но выдержали эти бандуры, прошли испытания и одновременно с основными силами флота вышли из Галифакса. Точнее, из неприметной бухты неподалеку, где они расположились подальше от чужих глаз.

Удар, который был нанесен ночью по спящему городу, оказался неожиданным и страшным. Шнелльботы спокойно и нагло вошли в гавань, благо малая осадка позволяла не заморачиваться с гидрологией района. Колесников, немного подумав, решил, что первое применение нового оружия должно быть массированным, тогда оно даст максимальный эффект, а потому задействовал все имеющиеся под рукой катера. И на рассвете на спящий город обрушился шквал огня, который, хотя и наносился по промышленной зоне, смел и несколько жилых кварталов – точность реактивного оружия оказалась предсказуемо низкой.

Вообще, это было чистейшей воды варварством. Наносить удары, заведомо разрушающие город и убивающие мирных жителей – военное преступление, но Колесников резонно рассудил, что вопросы о виновных решают победители. Вон, в той истории американцы японские и немецкие города выжигали до основания – так чем он хуже? И вообще, эти самые мирные жители работают на военных заводах, так что безобидными их не назовешь. Его же самого американская пресса начала через два слова на третье называть чудовищем еще когда Германия воевала с Англией. И одернуть ее никто не пытался – демократия. Ну а раз так, если они хотят видеть суперзлодея – то почему бы им его не показать? Обдумав это, он бестрепетной рукой расписал диспозицию – и Нью-Йорк превратился в филиал ада.

Все же основной удар пришелся на склады, где скопилось немалое количество военных грузов, в том числе взрывоопасных, да и просто горючих материалов хватало. В результате возник колоссальный пожар, который начал быстро распространяться, охватывая все новые и новые кварталы. Пожарные оказались на высоте, и даже несмотря на недостаток техники, благодаря поддержке поднятых по тревоге армейских подразделений они смогли остановить распространение огня, но справиться с ним окончательно сумели лишь спустя двое суток. Погибло около четырех тысяч человек, а материальный ущерб оказался колоссальным. Порт Нью-Йорка был полностью разрушен и не функционировал до самого конца войны. Адмирала Лютьенса вновь поносили в прессе – но не со злорадством. Теперь в каждом слове журналистов таился искренний, неподдельный страх.