Алексей Прозоров - Белый Волк Страница 27

— Да? — Варнак испытал сильное разочарование. Он и правда все чаще переставал верить в реальность происходящего и очень надеялся, что его разубедят. Но, похоже, проблемы Еремея с галлюцинациями никого, кроме него самого, не волновали. — И ты тоже сон?

— Конечно, Ерема, — улыбнулась Зоримира.

— Ну, если так… — Варнак обнял ее за талию, наклонился и крепко поцеловал в губы. Шепотом поинтересовался: — Ведь во сне можно все?

Девушка не отстранилась. И даже ответила на поцелуй. Сказала с легкой усмешкой:

— Но даже во сне поцелуи должны быть страстными и искренними. Поэтому больше так не делай… Без искренности. — Она легким движением отодвинула его в сторону и вошла в дом.

— Кажется, это галлюцинацией не было, — вздохнул Варнак. — Позорище получилось очень натуральным.

Он проводил взглядом удирающего окровавленного пса. Наверное, в ближайшие дни от гаражей лучше держаться подальше. Хозяин собаки может попытаться отомстить. У двуногого, конечно, ничего не получится… Но зачем рисковать? Он ведь не желает затевать войну. Он хочет просто мирно и спокойно жить.

— Тьфу ты, черт! — Еремей, излишне отвлекшийся трудностями Вывея, встряхнулся и, войдя в парадную, догнал девушку у лифта. Он, конечно же, уже был здоров и крепок, но на девятый этаж без одышки пока не забегал. Так что Игорь помчался по лестнице один.

Когда закрывшиеся двери оставили их наедине, Зоримира вдруг подступила, прильнула к нему губами. Варнак несколько растерялся, потом попытался ответить, потом… Она шагнула назад, покачала головой:

— Нет, не получается.

— Это из-за шнауцера, — ответил бывший лейтенант. — Влез не вовремя, отвлекает.

— Спасибо.

— За что?

— За то, что не предлагаешь просто покувыркаться. Для удовольствия. Ведь многим достаточно удовольствия. Единение чувств интересует немногих. Значит, у тебя остается шанс. И у меня.

Двери расползлись, не дав Варнаку времени ответить. Девушка вышла первой, оглянулась:

— Ты ведь, помнится, интересовался подружкой из прошлого? Школьной любовью? Что-нибудь для гадания принес?

— Прости, последний месяц мне было немножко не до гаданий, — оскалился Вывей.

— Это ты прости, я совсем забыла, — улыбнулась она. — У тебя хорошие клыки. Колгейт?

— Парное мясо, — ответил Варнак, усилием воли задвигая излишне возбужденного волка дальше в глубину сознания. — Неужели так заметно?

— У тебя свой талант, у меня свой, — многозначительно постучала пальчиками по двери девушка. — Главное — не закапывать.

— Да-да, — спохватился он, достал ключи. — И много вокруг таких талантов?

— Да почти все, — вошла в квартиру Зоримира. — Но таланта мало. Нужно его открыть. Нужно его не испугаться. Нужно в него поверить. Нужно приспособиться с ним жить. А получается это не у всех. К тому же, современная медицина успешно лечит от чего угодно. От любых отличий отдельного чудотворца от общей серой массы.

— Если каждого появившегося чудотворца лечить, общая масса всегда останется серой.

— Молодец. Быстро схватываешь, — похвалила девушка.

— А ты, значит… — запнулся Еремей, не зная, как закончить начатую мысль.

— Не гордись напрасно, смертный, — резко обернулась к нему Зоримира и легко присела на подоконник. — Ни ты, ни я ничем не лучше прочих людей. Просто у нас с тобой была фора. Мы не открыли своих талантов сами. Наш дар пробудил в нас Укрон. А увидев Укрона, намного легче поверить и во все остальное. Может статься, здесь, вокруг нас, в соседних квартирах, живут люди, в сотни раз способнее меня к прозрениям, в тысячи раз более чувственные, в миллионы раз более контактные… Но их некому разбудить. А пробудившихся самостоятельно окружающие считают странными и лечат галоперидолом. Кстати, галоперидол — это очень хороший стимул к предельной скромности. Это я так, на всякий случай.

— Да я и сам догадался, — рассмеялся Варнак.

— Правда? — Она спрыгнула с подоконника и подошла ближе.

Еремей, поддавшись порыву, поцеловал ее снова. Она ответила на поцелуй и улыбнулась:

— Уже лучше. На троечку. Уровень искренней и непорочной дружбы. Наверное, нам нужно больше тренироваться.

На лестнице послышались шаги, Игорь толкнул дверь:

— У клиента все в порядке. И я нашел его ноготь. Сломал вчера перед выходом. Сам видел на камере, как он, выходя, скусил что-то на пальце и сплюнул. Я не искал, потому что фиг его знает. А тут взгляд как-то упал, пока глазки и двери проверял, смотрю — лежит. Ну, я его сразу в бумажку — и сюда.

— Молодец. Теперь с тебя кофе, ковшик и тазик.

Как и во всяком нормальном доме, населенном одними мужиками, ковшика на кухне не нашлось, но зато обнаружились пассатижи и пара прочных ножей, с помощью которых в ковшик была превращена банка из-под тоника, спешно опорожненная Игорем. Над тазом с водой Зоримира нашептала какие-то наговоры, сыпанула сушеной травы, капнула что-то из принесенного с собой пузырька. В поставленный на огонь ковшик девушка кинула желтые комья воска, к тазику придвинула стул, кивнула на него Варнаку:

— Садись, яхонтовый, карму твою смотреть станем.

— Это как?

— Это не больно. Не бойся, я не доктор, ничего не отрежу. Смотри прямо перед собой и думай о том, чего тебе больше всего желается.

В эти минуты Еремею больше всего желалось есть — но признаться он не рискнул, попытался найти более ценную и возвышенную мечту, принялся лихорадочно копаться в мыслях, и она вдруг явилась во всей красе: тушка пахнущей лесом и кровью, сочной молодой косули, лежащей среди изумрудной травы.

— Смотри прямо, не отвлекайся. — Гадалка вытянула ковшик и пролила из него воск прямо через взгляд молодого человека. Тут же выловила из тазика получившуюся отливку, закрутила в руках: — Та-а-ак. Порчи, сглазов, приворотов нет, в этом деле все гладко. Со здоровьем все хорошо, тайных пороков нет, на душе покой… Ха, ну, надо же! В него стреляли, лечили, колдовали, с Укроном встретился — а на душе покой!

— Это все сон! — напомнил Варнак.

— Я помню, — ответила девушка. — Судьба ровная, с нежданными опасностями… Но это почти у всех такое, в Москве даже по пешеходному переходу улицу перейти — и то смертельная опасность. А вот это больше всего похоже на долгожданную встречу… Интересно, с кем? Я не гожусь, я уже здесь. На подружку школьную пока не гадали. Значит, не встретится. Тогда кто? Эй, слуга лешего, признавайся, о ком с такой страстью мечтаешь?

— Как, как ты меня назвала?

— Леший ты у нас отныне, яхонтовый мой. Али служить Укрону верой и правдой не поклялся? Вот оно так и выходит. Он у нас леший, всем лесам главный — а ты так, из молодых и мелких. Но ты мне зубы не заговаривай! — спохватилась гадалка. — А ну, в глаза мне посмотри: о ком ты с такой страстью мечтаешь, что у тебя при сердце целый горб на отливке вырасти ухитрился?

— О молодом зайце на вертеле, политом гусиным жиром, с коричневой румяной корочкой. И чтобы снизу угольки березовые, и от падающего жира скворчали и огоньком пыхали.

Десантник зашевелился. Громко хлопнула дверца морозилки, и Игорь недовольно выругался:

— Что за гады все пельмени слопали? Хоть бы полпачки оставили, прежде чем за новой сходить.

— Мурло твое бессовестное, Еремей! — покачала головой Зоримира. — У самого зазноба на сердце размером с Эверест, а ко мне целоваться лезет!

— Да где зазноба?! — возмутился Варнак. — Нету у меня никого!

— А вот это видишь? Вот это? — сунула она ему под нос продолговатый восковой слепок. — Вот здесь — видишь? Если слепок весь в торчащих шипиках — это порчу означает, али проблему тайную со здоровьем или тяготами душевными. А когда гладкий, как у тебя, — это все нормально. Здесь у тебя пусто с позорными тайнами, вот у тебя судьба протяжная вся в мелких бугорках, эта сторона — на встречу, эта — на память, а эта — на дела сердечные. Раз они бугром пересекаются, значит, быть долгожданной встрече, на все линии завязанной.

— Воск как воск. Застыл криво, только и всего. Ничего это не значит!

— Я как-то доктору про кардиограмму то же самое сказала. А он почему-то обиделся.

— Так то кардиограмма!

— А это отливка! Люди врут, а отливки — никогда. Все, иди давай отсюда! Только время на тебя зря потратила. Игорь, ноготь!

Десантник передал гадалке бумажный сверток, заботливо придвинул табуретку, положил на нее страницу календаря. Зоримира, сняв босоножки, поставила ноги в воду, развернула бумажку, стряхнула обломок ногтя на ладонь, прикрыла второй, опустила веки, что-то нашептывая. Резко развела ладони, уронив находку в воду, закинула голову назад. Игорь подсунул ей в руку карандаш, и она, не глядя, принялась торопливо чиркать по бумаге. Потом вдруг резко затряслась, руки расслабленно обвисли, но зато голова поднялась, и девушка открыла глаза. Застонала: