Владимир Марышев - Конец эпохи Страница 27

Иджертон остановился. Он сгорбился и сразу как будто потяжелел, широко расставленные ноги вросли в траву.

– Вы не правы, Кармона, – сказал он, помолчав. – Совершенно не правы. Как я могу отделять себя от людей? Это просто невозможно. Напрасно вы стараетесь представить меня в роли адвоката плазменников. Меня на это никто не уполномочивал, да они и не нуждаются в защите. Мы действительно не знаем, как всё могло повернуться. Но нельзя безоговорочно осудить одну из сторон, не установив истину.

– Значит, истину узнать хотите? Неужели она дороже того факта, что в груди у вас сердце, а не атомная батарея? Оно вам не подсказывает, кто тогда был прав?

Иджертон вздохнул.

– Вы молоды, Кармона. Учитесь быть беспристрастным. Уверяю вас, это очень важное качество. Любую информацию надо взвешивать на весах своего рассудка. Все беды человечества проистекали оттого, что в наиболее ответственные моменты истории весы находились не у самых лучших его представителей.

– Вы намекаете на Ларозьера, не так ли?

– Ларозьер… Да, это был сильный человек. Он умел вести за собой. Но силы не должно быть слишком много. Я могу назвать десяток деятелей, в руках которых находилась абсолютная, беспредельная власть над миллионами людей. Они создали гигантские империи, однако никто из них не принес подлинного блага человечеству. Их обожествляли, но приходило время, и люди начинали сомневаться в былых кумирах, приходило разочарование. Тогда, сто лет назад, можно было прийти совсем к другому решению.

И тут Родриго встал на дыбы.

– Не нам с вами судить, хорош или плох был Ларозьер, – с вызовом произнес он. – Пусть даже плох. Но если бы не он, вряд ли мы с вами могли бы сейчас беседовать. Смог бы кто-нибудь другой в те дни, когда всё решалось, взять всю ответственность на себя? Смог?!

Иджертон посмотрел на распалившегося Родриго и понял, что продолжать спор не имеет смысла. Можно было бы подискутировать с коллегой, но покуситься на святое для всех десантников имя…

– Да, конечно, – пробормотал он и вяло махнул рукой. – Не будем об этом… Вы… Вы еще что-нибудь хотели узнать?

В воздухе повеяло холодком отчуждения. Родриго почувствовал себя неловко. Не стоило так горячиться: всё-таки собеседник был вдвое старше его и имел громкое имя в научных кругах. Еще спасибо надо было сказать, что он согласился разговаривать с заурядным командиром двадцати вояк.

– Извините, – сказал Родриго, – я вовсе не хотел вас обидеть. Если вас не затруднит… Кажется, кроме этих трех, существуют и другие гипотезы?

Иджертон пожевал губами.

– Разумеется, существуют. Гипотез множество, но не ко всем можно относиться серьезно. Большинство из них – плод изощренной фантазии, хотя в принципе ни одну нельзя считать совершенно невероятной. Вот вам, например, такая теория: плазменники до поры до времени сохраняли человечество, потому что собирались произвести над ним некий глобальный эксперимент. Аппаратура для этого эксперимента и создавалась в технополисах. Таким образом, наши предки едва избежали участи подопытных кроликов. Каково? А вот еще одна версия: технополисы были на самом деле верфями гигантских звездолетов. Роботы собирались подыскать себе другую планету, с более подходящими для них физическими условиями, а Землю превратить в заповедник для вида Homo Sapiens, куда в будущем можно будет прилетать с экскурсиями. Разумеется, чтобы живые экспонаты не попортили друг друга и не загадили заповедник, следовало предварительно отобрать у них все технические побрякушки, вернуть в каменный век.

Иронический тон Иджертона покоробил Родриго.

– Но это же страшно, – сказал он. – Чудовищно! Даже самая безумная гипотеза может оказаться единственно верной. И тогда… – Родриго вздрогнул, словно от прикосновения холодной скользкой гадины. – А вы еще говорите о каких-то «других решениях»! Да если бы Реконкиста не увенчалась успехом…

– Если бы… – Иджертон вытер ладонью вспотевший лоб. – Кто знает, что ожидало Землю, если бы… В истории полно развилок. Дойдя до узлового пункта, цивилизация выбирает один из путей. Но всегда ли он самый лучший? Да, мы сейчас могущественны… и одиноки. До сих пор одиноки. Стоит ли гордиться исключительностью своего разума? Исключительность ведет к застою и деградации.

– Вы хотите сказать – нам не с кем соревноваться?

– Даже не то чтобы соревноваться. Нам не с кем себя сравнить. Мы должны время от времени смотреться, как в зеркало, в другой разум, чтобы понимать, чего мы стоим во Вселенной.

«Исторические развилки, зеркало для человечества… – подумал Родриго. – Еще немного – и я перестану его понимать. Но раз уж мне удалось завязать с ним разговор, надо удовлетворить свое любопытство в полной степени».

– Извините, доктор, – сказал он, – давайте всё-таки оставим прошлое историкам. Как бы то ни было, сто лет назад люди сделали свой выбор, и тут уже ничего не изменить. Но меня интересуют не только плазменники. Скажите, я вам еще не очень надоел?

Иджертон улыбнулся.

– Вы не представляете себе, Кармона, что значит быть научным руководителем. Мне надоедают ежедневно, ежечасно. У меня в подчинении десятки ученых, и все считают себя гениями. Однажды кому-нибудь из них приходит в голову сногсшибательная теория. Он начинает излагать ее мне и очень удивляется, когда я, выслушав всё, не падаю ниц перед новым Эйнштейном. Я начинаю отыскивать слабые места, он защищается – и пошло-поехало, день пролетел впустую! Только не примите это на свой счет. Вы человек несколько другого круга, и я искренне рад, что нас, оказывается, волнуют одни и те же проблемы. Ведь десантники, откровенно говоря, не очень-то жалуют науку. Правда, мне давно известно, что вы приятели с Ольшанцевым… Так чем еще могу быть полезен?

– Дело в том, что… – Родриго замялся. – Вам не кажется, что эта планета какая-то… не такая? Слишком много странностей. «Амебы», нервный срыв Хида… Хотелось бы знать, что по этому поводу думает наука. Вы говорите, у вас много мастеров разрабатывать гипотезы. Так, может быть, уже есть идеи?

– Как вам сказать… Действительно, странности есть, и мы над ними размышляем, но на голом месте даже простенькую теорию не построишь. Те, с которыми меня знакомили, я отмел, а для более серьезной пока не хватает материала. Придется подождать.

«Вот как, – подумал Родриго. – Не хватает материала… Да если я сейчас расскажу о своем кошмаре, о видении Хида, вы все с ума посходите! А может, спросить в лоб об искусственных существах, о пришельцах? Да нет, глупо. Подведу Ивана, только и всего. Ему ведь наверняка велели до поры до времени держать язык за зубами».

– Что ж, подождем, – сказал он. – Тогда… Можно, я в последний раз вернусь к плазменникам? Видите ли, я читал о них только книгу Фридриха Хоппе, да и то в виде «конспекта». Так вот… Там полная информация, или есть любопытные детали, которые можно узнать только из других книг? Почему-то у меня возник интерес к этим роботам. Сам удивляюсь.

– «Конспект»… – Иджертон усмехнулся. – Немного же вы, наверное, из него почерпнули. Если вам действительно интересно, вы должны были иметь дело с первоисточником. Ну да ладно. Что я могу сказать? Книга Хоппе – достаточно серьезный труд. Однако и она не всеобъемлюща. Вы не ошиблись: я могу добавить кое-что к вашим, гм, конспективным познаниям. Дело в том, что мне доводилось работать с архивами Института робототехники. Старик Хоппе тоже как-то рылся в них, но, видимо, использовал не всё. Скажите, Кармона, вам известно что-нибудь о проекте «Персей»?

– Ну… слышал кое-что. Это была одна из древних фотонных громадин. Мы в училище заучивали их названия наизусть. Ее запустили в экспериментальный полет… Кажется, испытывалась новая система двигателя. Но что-то разладилось, связь прекратилась. Так ракета и сгинула. Вот, кажется, и всё.

– Это были не испытания двигателя… Вот что, Кармона. Сейчас я иду к себе. Погулял – пора и честь знать: у меня уйма работы. А вас, если, конечно, интерес не остынет, прошу зайти ко мне завтра после обеда. Договорились?

Глава 14

ИСПЫТАНИЕ

Родриго уже четверть часа сидел на прежнем «пятачке». Какое-то время он разглядывал букашек, деловито снующих среди травы, потом заинтересовался светло-коричневым плодом, угнездившимся в развилке между двумя выпирающими из земли корнями. Большой, продолговатый, он напоминал дыню, только, в отличие от нее, зародился и нагулял бока высоко на дереве. Позавчера его здесь не было – значит упал недавно.

«Да, не очень-то приятно бродить по лесу, где на голову может свалиться этакий дар природы», – подумал Родриго, поднимая плод. Его жесткая, блестящая, словно отполированная, оболочка оказалась надтреснутой, и Родриго стал маленькими кусочками отколупывать ее. Под скорлупой обнаружилась упругая, как пробка, серая масса, собранная в складки, напоминающие извилины человеческого мозга.