Олег Кулагин - Русские сумерки. Клятва трикстера Страница 28

Лишь бы мотор не заглох!

Я останавливаю мотоцикл только у опушки – рядом с едва различимым в зарослях проселком. Теперь, когда от бывшего озера нас отделяет почти десяток километров, я оглядываюсь. Там, за спиной, какие-то неясные звуки – то ли вздохи, то ли шорохи. Будто что-то невидимое следует за нами по пятам.

– Мне страшно, – шепчет Катя.

– Теперь не бойся, – глухо отзываюсь я.

– Что это было?

– Какая разница…

К дьяволу проклятую Падь! К чертям наверняка распахнувшийся темный «бутон». Я не желаю знать, что он скрывал. Летучие твари хлынули из «цветка» или попрыгунчики, за пару минут даже от слона оставляющие обглоданный костяк.

Пускай сейчас жрут хвою и высохшую осеннюю травку!

Пусть роятся по нашему следу – все равно далеко не отойдут от берега. Эта мерзость слишком привязана к аномальному участку и к своему огромному телу – проклятой Шершавой Пади…

Я запускаю мотор и направляю «Фалкон» вдоль заброшенного проселка.

Я стараюсь не думать о том, что осталось позади.

Сейчас главное – перехватить нашу «Газель». И чтоб для этого хватило оставшегося бензина…

Глава 3

Всего через сотню метров мы выехали к развилке.

Надо же, хотя от Пади я летел почти наугад – с направлением не ошибся. То самое, указанное на карте место, где дорога разделяется.

– Привал, – негромко объявил я.

Спрятал мотоцикл в придорожных зарослях, велел Кате сидеть рядом и быть начеку. А сам малость прогулялся пешком, озираясь и вслушиваясь.

Кажется, мы не опоздали.

На высокой траве, которой давно заросла грунтовка, свежих следов не видно. То есть «Газель» тут точно не проезжала.

Но вполне может проехать. Другого пути они не отыщут.

Налево – дорога ведет к заброшенному лесничеству, до него километров пять, не больше. Направо – еще через сорок километров, за Мельниковым болотом, есть подходящее место на берегу пруда. Оттуда легко уйти в случае опасности. И рукой подать до внешнего периметра Зоны № 9…

Я бы именно то, последнее, место выбрал в качестве базы. Но посмотрим, что взбрело в голову Киду. Что, если он таки решил ехать на юг?

Глупо строить догадки.

Надо просто чуток выждать…

Я глянул в прозрачно-голубое небо. Октябрь в этом году удивительно теплый, сухой. Сейчас бы расслабиться, может, даже вздремнуть пятнадцать минут – это хорошо помогает восстанавливать силы…

Но не выйдет.

Сейчас точно не смогу заснуть. И ясная погодка в первую очередь навевает мысли о полицейских вертолетах. «Газель» – слишком крупная цель, ей труднее затеряться на лесных дорогах. Даже здесь, в аномальном районе, над которым вертолеты почти не осмеливаются летать…

Я замер, напрягая слух.

Нет, сейчас только ветер привычно поет в кронах сосен. Почему ж вдруг ощутимо повеяло холодком опасности?

Я взял автомат наизготовку и медленно двинулся вдоль кустов у обочины дороги. Внимательно проверял справа и слева. Везде было чисто – то есть вообще никаких следов людей. И никакой, даже захудалой аномальщины.

Я дошел так до развилки дороги. И двинулся левее – почти десяток метров прошел вдоль пути, который вел в заброшенное лесничество.

Шелестел ветерок, колыхались листочки, и какая-то мелкая пичужка перепархивала вверху среди веток… Здесь тоже все было в порядке.

Но где-то на десятом шаге я оцепенел. Вдруг понял, что не могу идти дальше – от нахлынувшего чувства угрозы.

Я почти физически ощутил – что-то поганое таилось впереди.

«Чертовщина!»

Растерянно привалился к дереву, чувствуя, как холодная струйка пота стекает за воротник. А еще невыносимо саднила кожа на груди – как раз там, где имелась «татуировка».

Нервы расшалились?

Я осторожно выглянул из-за дерева и целых пять минут рассматривал заросли, почти скрывавшие заброшенный проселок.

Ничего и никого…

Тогда я аккуратно опустился на землю, в густую траву и дальше двинулся ползком. Одолел еще метров десять. Больше не смог. И не захотел.

Морщась, задрал футболку и потрогал кожу на груди. Она была чуть теплой под пальцами. И при этом я едва мог терпеть боль – казалось, что злосчастная «татуировка» сейчас пылает огнем. Паскудное чувство… Но главное, вместе с болью пришло ясное знание – впереди, у заброшенной пасеки, сейчас слишком опасно. Туда нельзя, ни под каким видом!

«ОПАСНО!»

Я медленно отполз назад. Сел спиной к дереву. И боль сразу притихла, обернулась легким покалыванием.

Пару минут я сидел, почти не веря. А потом набрался наглости и повторил эксперимент…

Так что даже в глазах потемнело. Шепотом матернувшись, я отскочил к развилке дорог.

Теперь не боялся шуметь. Потому что точно мог сказать – до опасности минимум несколько километров. Черт его знает, откуда пришла такая точность! В одном я уже не сомневался: огненный шрам у меня на груди имеет к этому самое прямое отношение…

Я облизал пересохшие губы. Утер взмокший лоб.

И опять подумал о словах Кати.

Значит, «древний символ света и возрождения»?

А что еще эта фигура может символизировать? Мою шизофрению?

Или те крепкие нити, через которые КТО-ТО может превратить меня в послушную марионетку?

Я вздохнул. Сорвал травинку и посмотрел в безмятежное небо.

В конце концов, что мне известно о событиях прошлой ночи? Только собственные видения – надо сказать, ясные до жути. Но от галлюциногенных грибов приходы бывают и круче. Этим меня не удивишь – в нежной юности до фига перепробовал бьющей по мозгам дряни…

И Катя ничего не помнит.

Красивая история – знахарка спасает жизнь раненому воину… Я скривился, словно от зубной боли. Откусил травинку, пожевал и нервно выплюнул.

«Слишком красиво!»

А как там было на самом деле?

Слегка нас подлечили и сделали придурку трикстеру стильную татуировку? Ага, чтоб этот удивительный крест мог предупреждать его об опасности… Или чтоб управлять каждым его шагом?

…Солнце уже стояло близко к зениту.

Я медленно, будто нехотя, вернулся к спрятанному в кустах «Фалкону». Мрачно посмотрел на Катю.

«Толку с того, что ты защитил ее от упырей? Может, теперь, рядом с тобой, ее судьба – в не меньшей опасности?»

Я достал из рюкзака флягу и глотнул успевшей нагреться, почти противной на вкус воды. Опять покосился на девушку.

Красивая, хотя по-своему, не так, как Настя. У этой черты лица мягче и взгляд… Такой, что не верится во все с ней случившееся. С ее лицом и голосом надо нянчить детишек – своих или чужих. Надо читать им вслух добрые сказки, в которых не бывает «Высшей России» и упырьих кланов.

Нет, все худшее – не для нее!

При первой же возможности залью в бак горючки и сам отвезу ее в соседнюю область – есть у меня там давние знакомые…

– Глеб, – нарушила молчание Катя, – мы кого-то ждем, да?

– Моих друзей.

Она кивнула, будто соглашаясь, и вдруг сказала:

– Ты столько для меня сделал…

– Не надо, – качнул я головой, – не надо благодарить. Я делал лишь то, что считал нужным…

– Понимаю. И у меня к тебе еще одна… очень важная просьба.

Я слегка напрягся:

– Какая?

Попросит связаться с ее родней? Исключено. Их будут проверять в первую очередь. Для их же безопасности пусть пока считают ее погибшей…

– Глеб, я хочу быть с тобой.

– В смысле? – растерянно пробормотал в ответ.

– С тобой и твоими друзьями… С подпольем и Невидимой Армией!

Я поморщился. Ага, как раз ее нам не хватало – для полной победы.

Вслух ответил:

– Ты ошибаешься. Я ничего не знаю ни про какое подполье.

– Считаешь меня дурочкой? – усмехнулась она.

– Считаю этот разговор бессмысленным.

Катя опустила глаза. И тихо уточнила:

– А в чем, по-твоему, есть смысл? В том, чтоб стоять в стороне, когда кого-то убивают у тебя на глазах? И радоваться, что до тебя пока не дошла очередь? Думаешь, я смогу так жить?

– Другие живут, – сухо сказал я и отвернулся. Чтоб она не видела моего лица. В памяти опять, как наяву, чернели сожженные дома. И опять среди пепла угадывались человеческие останки… А еще я помнил взгляды – тысячи взглядов, которые ждали моего выбора. И невыносимо ясно звенело в ушах: «ЖИВИ И ПОБЕЖДАЙ!»

Все это было. Было со мной…

И с Катей… Разве ее не зацепило огненным крылом?

Почему ж только худшее кажется мне реальным?

Ракетчик когда-то сказал: «Выросший в сумерках никогда не поверит в солнце…» Неужели это про меня?

К лешему!

Не время терзаться сомнениями. Я знаю, что Невидимая Армия – всего лишь горстка бойцов. Что очень немногие могут выдержать войну против целого спятившего мира. Войну, в которой большинство – пассивные наблюдатели и жертвы…

Сейчас я все это спокойно объясню Кате – без эмоций, без дешевого пафоса.

Посмотрел на нее. Вздохнул, мысленно пытаясь подобрать нужные слова. И вздрогнул, оборачиваясь.

Едва различимый, но с каждым мгновением нарастающий гул мотора долетел из-за деревьев.