Михаил Ланцов - Маршал Советского Союза Страница 28

Все разошлись, когда небо на северо-востоке стало наливаться синевой, – в июле светает рано. Сталин еще долго стоял у окна, любуясь подступающим рассветом и обдумывая основные моменты прошедшего совещания.

«Этот «Лазарь» опять всех взбаламутил», – подумал он, попыхивая трубкой.

Конечно, это было явным преувеличением, но, надо признаться, Тухачевский сумел заинтересовать всех, включая Хозяина. Идея выглядела хоть и авантюрно, но очень заманчиво. Именно по этой причине 26 июля 1936 года, несмотря на выходной, по СНК СССР был издан приказ, положивший начало подготовительным работам по обеспечению розыгрыша дебюта «Испанской партии». Время поджимало, и уже вечером в Мадрид в срочном порядке вылетел Леонид Яковлевич Гайкис с пакетом документов, подтверждающих его права полномочного представителя при республиканском правительстве.

Глава 9

27 июля 1936 года. Москва. Болотная площадь. Лавочка. Вечер.

– Михаил Николаевич, – вкрадчиво поинтересовался Берия, – отчего вы вчера на совещании не просились в Испанию? Ведь хотели же.

– А меня туда кто-нибудь отпустит? – улыбнулся Тухачевский. – Вы же не хуже меня знаете, что после всего произошедшего мне до конца не доверяют, а я сам нахожусь в очень плотной проработке вашего ведомства. Предположу, что вы если не каждый день, то регулярно слушаете доклады о том, что нового нашли сотрудники НКВД по моей персоне.

– Реалистично, – усмехнулся Лаврентий Павлович. – Часто замечаете моих сотрудников?

– Изредка. Просто когда знаешь, что за тобой круглосуточно следят, их не так и сложно обнаружить.

– Вам ведь никто не говорил о том, что вас не выпустят.

– Но никто и не давал понять, что я смогу поехать. Тем более что туда совершенно точно прибудет Троцкий, с которым у меня появится возможность встретиться. Как я понимаю, это совершенно нежелательно.

– Вы правильно понимаете, – невозмутимо ответил Берия. Выдержал небольшую паузу, после чего продолжил: – Михаил Николаевич, вы сильно изменились, кардинально поменяли свои взгляды на многие вопросы. Это сейчас видят уже все. Кроме того, вы фактически прекратили общаться со своими бывшими товарищами. Мне непонятно, это попытка их уберечь в случае вашего краха или предательство?

– Предательство своего дела и своих товарищей?

– Да. Насколько я знаю, вы всегда были весьма амбициозны, стремясь к карьерному росту. Я не понимаю причин, которые вас так сильно изменили. Кардинально. Вы не только стали думать по-другому, но и даже вести себя.

– Считаете, что я не Тухачевский? – спокойно спросил Михаил Николаевич, невозмутимо взглянув в глаза Берии, который только лишь слегка сверкнул своим пенсне, выражая некоторое удивление.

– Не буду лукавить, – произнес Берия, – мы провели экспертизу после покушения и установили вашу личность. Ситуация была более чем подходящей. Так что никакой подмены мы не предполагаем. Иначе бы все было по-другому. Однако вы очень сильно изменились. Врачи говорят, что голова – это темное место, и как она на самом деле работает, никто не знает. Впрочем, пояснив, что обычно, при нахождении человека на грани жизни и смерти, таких разительных изменений не происходит. Знания, умения и навыки не приходят озарением. Всему нужно учиться.

– И вы считаете, что я не учился?

– Учились, но, по мнению ряда экспертов, вы смогли продемонстрировать очень высокий уровень оперативного мышления, когда подготавливали отчет о состоянии РККА. Никогда прежде за вами подобного не замечалось. Я даже больше скажу – ваши тезисы о роли связи, транспорта и топлива в предстоящей войне поставили на уши не только все руководство РККА, но и СНК. Это очень сильный рывок вперед, как будто вы из первого класса за один год перешли в седьмой. Просто удивительно.

– Мне лестна такая оценка…

– Кто автор этой работы?

– Я, – честно ответил Тухачевский, подразумевая обе свои личности, из-за чего его слова прозвучали особенно искренне. Настолько, что Берия удивленно хмыкнул. – Вы мне не верите?

– Мы вам верим, но не доверяем, – честно признался Берия. – Ваше поведение вызывает такие сильные подозрения, что они превышают все разумные пределы.

– И я жив только до тех пор, пока полезен общему делу? – спросил Тухачевский, заметив, как от его реплики у Берии напряглось лицо.

– Так вопрос не стоит.

– Вот видите, – улыбнулся Михаил Николаевич, – мы взаимно не доверяем друг другу. Ведь это будет только мешать нашей дальнейшей работе. Как это исправить?

– Как? – Берия поджал губы и задумался на несколько секунд. После чего встал, протянул руку для прощания и сказал: – Я не знаю, как это исправить. Но надеюсь, что со временем все встанет на свои места.

Глава 10

28 июля 1936 года. Москва. Редакция газеты «Правда». Рабочий кабинет Мехлиса.

Специальная комиссия при Наркомате обороны, созданная Тухачевским для разработки современной военной доктрины Вооруженных сил Советского Союза и перечня сопутствующих документов, начинала тормозить свою работу. Нет, конечно, Михаил Николаевич раз за разом пытался повысить результативность работы комиссии, но было хорошо видно, что она начинает захлебываться, погружаясь в пучину пререканий и идеологического бреда, которым пытались подменить объективные сведения, факты, анализ и прочее.

В свою молодость, когда только начинал свою службу, Агарков был уверен в компетентности руководства. По крайней мере, незамутненность сознания опытом и знаниями позволяла ему считать, что он просто-напросто не постигает глубинного смысла и оперативного замысла. Да и знаменитые слова о вредителях, шпионах, диверсантах и прочей «нечистой силе», будучи на слуху, сильно смягчали оценку обстановки.

Однако сейчас, когда он столкнулся с этими «героями», уже имея богатый жизненный опыт и серьезные навыки, ему стало не до оправдания «глубинных смыслов». Уже через месяц работы конструктивная обстановка, заданная первоначально, стала стремительно превращаться в бардак и выяснение отношений. Разве что до рукоприкладства не доходило, но, учитывая «высокий» культурный уровень начальствующего состава РККА, привлеченного к работе в комиссии, можно было ожидать чего угодно. Увы, стиль работы, органично вписавшийся в стихию Гражданской войны, оказался совершенно неприемлем для строительства современной регулярной армии. Ситуацию усугубляло и то, что таких людей было слишком много среди высшего и старшего комсостава, а потому замены особенно «выдающихся» деятелей успеха не имели. Среди равнозначных фигур менять приходилось «шило на мыло», а мнения более молодых и адекватных полковников просто не воспринимались командармами и комкорами, забронзовевшими в своей прошлой славе.