Сергей Семенов - Кондор Страница 28

– Эти обозначения – ваш язык? – спросил неугомонный Артем, решив сменить тему разговора. Он начал опасаться, что их мелкая грызня за право называться человеком разумным может перерасти в крупный мордобой на уровне неандертальцев.

– Да, это мой язык, – ответил Кирик и начал переставлять значки в одной из формул. Выглядело это весьма забавно. Теперь он уже не просто прикасался к полупрозрачным треугольникам, а брал их в руки и, зажав двумя пальцами, перемещал в необходимую область декодирующей схемы, причем если вся цепочка не умещалась на экране, он продолжал ее прямо в воздухе, за пределами светящегося контура бесплотного монитора. – Кстати, это и твой язык, хотя мне кажется, ты его слегка подзабыл. Возможно, после вторичного слияния его знание еще вернется к тебе. В противном случае тебе придется заново изучать родную речь.

– Еще неизвестно, какой из языков мне роднее, – хмуро заметил Артем, которому не очень-то хотелось признавать свою принадлежность к иному миру.

– Думай как хочешь, твое дело, – согласился Ки­рик, хватая очередной треугольник. – Но как только попадешь в наш вариант, у тебя не будет выбора. Могу тебе только посочувствовать. Языки нашего мира гораздо сложнее ваших. После них китайские иероглифы покажутся тебе детской считалкой. Но если не желаешь садиться за парту, что действительно крайне долго и чертовски утомительно, есть альтернатива. Основным словоформам можно обучиться за пару дней в лаборатории психовживлений. Крутая штучка, сам прошел через это. За месяц мне имп-лантировали лингвистическую память о пятнадцати основных языках вашего мира. Кошмарная процедура. Месяц на вживление дополнительных знаний, и еще два на дефрагментацию полученного объема информации под неусыпным контролем медиков. Чуть с ума не сошел. Представь себе – хочешь ты прочитать слово «рука», написанное по-русски. Только вот из-за создавшейся в мозгах каши ты читаешь «р» как английскую «пи», «у» – как «игрек», а оставшиеся «ка», как и положено, на русском. С речью еще хуже. Какие только словоформы не выдавал я своим инструкто­рам… Уши вяли. Но что поделать, приходится чем-то жертвовать, дабы не попасть впросак в вашем мире. Такая работа. Скажу честно, у многих наблюдателей через десять-пятнадцать лет работы начисто срывает крышу. Я вот еще лет пять понаблюдаю и на пенсию. Проведу чистку мозга, удалю все ненужное из памяти и переберусь в какую-нибудь теплую, уютную конторку, подальше от СКОП и НРП.

– Если работа такая дрянная, зачем ты здесь? – спросил Артем. – Зачем дал изуродовать свои мозги?

– Затем, зачем ты позволил имплактировать свой мозг в наносинтетическое тело. Может быть, патриотизм окажется правильным словом, может быть, алчность, ведь за нашу работу неплохо платят. У каждого свой ответ на твой вопрос, поэтому реши для себя сам. Но знай одно: мы с тобой представители самых мерзких профессий. Мы даем изуродовать свои тела и вывернуть наизнанку свои мозги, чтобы другие в нашем мире сытно жрали и спокойно спали по ночам. Мы сами подписались на нашу работу и хорошо выполняем ее, прекрасно понимая при этом, что наша работа – дерьмо. Вот такие дела.

Кирик закончил свою речь и вместе с ней завершил процедуру взлома защитной оболочки программатора трансмеризатора. Еще два экрана, теперь уже ненужные ему, погасли, а тот, что находился непосредственно перед ним, плавно увеличился в объеме и преобразился, засияв новыми цветами и оттенками. Затем радужное свечение прекратилось, экран стал матово-белым, с цифровой клавиатурой под ним. Кирик нажал несколько клавиш и произнес удовлетворенно:

– Ну вот, все готово. Сейчас пройдет тестовая проверка всех систем, и, если никаких неисправностей не обнаружится, можно отправлять тебя на все четыре стороны.

– Неисправностей? Ты ничего не говорил о поломках, – забеспокоился Артем.

– Только без паники. Обычная проверка. Ты такую проделывал каждый день. Не хочешь же ты сбоя в системе во время перехода.

– А возможно появление неисправностей из-за моего… из-за дерапсатии? – Артем быстро соображал что к чему.

– Не беспокойся. Если трансмеризатор неисправен, сканирование это покажет. Главное, чтобы был исправен атомный преобразователь.

– Ты сказал «атомный»? У меня что, атомный реактор внутри?! – всполошился Артем, которому совершенно не улыбалась перспектива однажды стать ходячим Чернобылем в миниатюре и светиться в темноте.

– Нет, конечно, – успокоил его Кирик. – То есть да, элемент питания трансмеризатора, разумеется, в тебе есть, но не такой, как ты думаешь. Атомный преобразователь – это совершенно другое. Он дол­жен… Какой бред! Тебе действительно это интересно? Давай о чем-нибудь другом. К тому же радиация твоему организму не страшна. – Казалось, чужак просто издевался.

– И большой это реактор? – не желал успокаиваться Артем.

– Не больше спичечного коробка, насколько я знаю. Ничего страшного, – раздраженно отмахнулся Кирик.

– Мне заметно полегчало. – Артем саркастически усмехнулся. Ну вот, теперь он знает, что где-то в районе его позвоночника прилеплена небольшая, можно сказать кро-о-хотная, атомная бомба. Но ничего страшного. Если она однажды взорвется, паниковать не стоит, ведь большого выброса радиации не произойдет. Только вот будет ли лучше от этого самому Артему?

– Будем и дальше обсуждать ядерную энергетику? – строго спросил наблюдатель, которому все происходящее уже порядком надоело. Он совершенно не привык работать в подобных условиях.

– Нет, – наконец согласился Артем. – Кстати, где я окажусь после перехода в 72296?

– Не имеет значения. Обычно для точного перехода используются локальные координаты прибытия, так сказать, точки безопасного выхода в ином измерении. Ну, сам понимаешь, неприятно очутиться в другом мире и понять, что переход слил тебя, к примеру, с гранитной скалой, оказавшейся как раз в месте трансмеризации. Поэтому и стоит в каждом транс-формере мерности локализатор, способный в момент перехода, пока плотность твоего тела равна нулю, переориентировать его в пространстве. Но в твоем случае это не имеет значения. В итоге ты все равно окажешься в теле своего синхрона. Где бы ты ни проявился в том варианте, хоть на другом конце Вселенной, в центре сверхновой звезды или черной дыры, вас стянет воедино Первая аномалия Спектра, словно вы – разные полюса магнита. Вернее, тебя, как «гостя», притянет к «хозяину», имеющему более прочные связи с реальностью. Но ты ничего не заметишь, слияние будет мгновенным. Так что можешь не волноваться, окажешься там, где нужно.

– Поверю на слово, – вздохнул Артем.

– Тогда все. Пока я напрягал мозги, вспоминая, чему нас учили в Академии, твой трансмеризатор успешно завершил сканирование и готов к работе. А ты готов?

– Я? – Артем растерялся. Момент трансмеризации еще несколько минут назад казался ему непостижимо далеким, нереальным, словно уход из жизни. Смерть ведь тоже неотъемлемая часть бытия, ничто в мире не вечно, каждый человек понимает это. Но в то же время каждый верит, что старуха с косой немного повременит, задержится в пути, заберет кого-то другого вместо него. Самообман, живущий в каждом из нас. И именно поэтому смерть всегда неожиданна, как бы ты к ней ни готовился. Переход в иной мир внезапно показался Артему тем же, что и переход в «мир иной». Он покинет свое измерение, уйдет из него навсегда. Он не увидит больше ЭТОГО солнца, ЭТОГО неба. Возможно, он не почувствует отличия, когда втянет ноздрями прохладный утренний воздух другого мира, но это будет ДРУГОЙ воздух. Все, что когда-либо было дорого ему, останется здесь. Он даже не сможет больше прийти на могилы родителей! Боже! А что ждет его ТАМ? Друзья, которых он не знает… Работа, которую он успел возненавидеть за несколько последних часов… И примут ли его там, отнесутся ли как к равному среди равных? И конечно же почти наверняка ему никогда не позволят вернуться сюда. Ни-ког-да! Какое страшное слово! И самое страшное, что он ничего не сможет поделать с этим. А его выбор сейчас: смерть, безумие или отчаяние. И ни по одному из трех путей не хочется идти.

– Готов, – сквозь зубы процедил Артем.

Кирик заметил безумный блеск в его глазах, но предпочел промолчать. Кто знает, что чувствует человек, которому суждено не только навсегда покинуть родной мир, но и, возможно, потерять собственное Я. Никто не мог предсказать с абсолютной точностью, чья сущность станет доминирующей в ходе вторичного слияния. Он не рассказывал Артему всего, только детали, посыпанные сахарной пудрой лжи. На самом деле лишь три процента перенесших дерапсатию агентов сохранили здравый рассудок, сумев избежать безумия, и никто из них так и не возвратился к своей прежней работе. Остальные были обречены. Он видел этих психологических уродов, прошедших через ад вторичного слияния. Потерянные, обреченные, не имеющие возможности, да и не желающие правильно воспринимать окружающую действительность, разрываемые между реалиями миров, в которых когда-то жили их синхроны по законам своих цивилизаций. Иртадизация. Трясина, в которую затягивает разум. Для боевого агента она хуже, чем смерть. Это действительно было проклятием для тех, кто решил восстать против всех законов многогранной и непредсказуемой Метамерии.