Юрий Брайдер - Особый отдел и пепел ковчега Страница 28

Внимательно проверив квитанцию и другие бумаги, касавшиеся Ваниной выписки, санитар сказал:

— Получите своё сокровище. Но в следующий раз сюда даже не суйтесь. Пусть его на улице Потешной бесплатно лечат.

— Интересно, а что бы вы делали, если бы я не внесла за него плату? — поинтересовалась Людочка, за руку сдёрнув Ваню со скамейки.

— В лучшем случае заставили бы пару месяцев подметать территорию, а в худшем разобрали бы на донорские органы, — осклабился санитар, плотоядно поглядывая на вырез Людочкиной кофточки. — Но я, конечно, шучу. Вытребовали бы деньги через суд. Мы же заключили с вами договор о взаимных обязательствах.

Уже за воротами клиники Людочка спросила у Вани:

— Что этот бугай имел в виду, говоря об улице Потешной?

— Он имел в виду психиатрическую больницу имени Ганнушкина, — скривившись, как от зубной боли, ответил Ваня. — Если туда попал — пиши пропало.

Едва тронувшись с места, нетерпеливый Цимбаларь потребовал:

— Давай рассказывай, не тяни резину. Виделся ты с Сопеевым или нет?

— Ясное дело, виделся, — откликнулся Ваня. — В этой клинике у психов свободного времени навалом. Процедуры и обследования только до обеда, а потом, если ты, конечно, не буйный, гуляй себе на здоровье. Играй в домино, смотри телевизор, лови птичек в парке, изобретай вечный двигатель, ковыряйся в носу. Уродов там всяких хватает, поэтому никто на меня особо не пялился. Вычислил я, значит, среди пациентов Сопеева и стал к нему приглядываться. Он других психов сторонился, и если разговаривал, то в основном сам с собой. Попробовал завязать с ним разговор — бесполезно. Или смотрит сквозь тебя, или принимает за кого-то другого. В брошюре, которую ты дал мне почитать, сказано, что эмоциональная встряска иногда способствует временному возвращению памяти. Вот я и придумал один оригинальный ход. Спёр у зазевавшегося санитара зажигалку, прихватил какую-то книженцию, будто бы почитать, и отправился со всем этим хозяйством в туалет. Долго Сопеева дожидался, похоже, что у него проблемы со стулом. Ну вот он наконец появился и уселся на унитаз. Кстати сказать, двери во всех кабинках прозрачные, чтобы пациенты ничем недозволенным там не занимались. И пока Сопеев тужился, опорожняя кишечник, я разложил в раковине костёр из книжных листов.

— А зачем? — удивился Цимбаларь.

— Я же помнил твой рассказ о том, что какой-то загадочный пепел стал для Сопеева навязчивой идеей, едва ли не кошмаром. Когда полстены закоптилось, он обратил на меня внимание. Поинтересовался, чем это таким я занимаюсь. А речь вялая-вялая, словно у столетнего старца. Я ответил, что угольки, пепел и сажа меня буквально завораживают и ради такого удовольствия не жалко спалить весь этот мир. Он покивал, тяжко вздохнул и говорит: «Что одному на радость, другому на горе. Я сюда тоже из-за пепла попал».

— Ловко ты к нему подходец нашёл! — похвалил Ваню Цимбаларь. — Я бы до такого не додумался. А что было потом?

— Сопеев ещё сетовал на свою злосчастную судьбу, когда прибежали санитары, погасили огонь, вытолкали нас из туалета взашей и развели по разным палатам. Но чую, какая-то близость между нами завязалась. После ужина я опять к Сопееву подсел и показываю ему заранее приготовленную горсть пепла. Вроде бы ради потехи. Его всего аж передернуло! Вот так мы и разговорились. Хотя, конечно, это был не разговор, а мука мученическая. Он ни единой фразы толком не вымолвил. Начнёт с одного, закончит другим. Стол мог стулом назвать, окно — дверью... Шарики в его голове как-то вразнобой крутились. Но если, фигурально говоря, отделить пригоршню жемчуга от кучи навоза, получается следующая картина. Некий человек, имени которого не называлось, почувствовав приближение конца, передал Сопееву тщательно запечатанный пакет и велел после смерти незаметно сунуть его в гроб. И при этом сказал примерно следующее: «Теперь пусть побегают, сволочи! Только ты ни гугу...» Сопеев просьбу умирающего уважил и, пока шла гражданская панихида, спрятал пакет в изголовье гроба, под подушечкой...

— Хочешь, я сам доскажу эту историю? — внезапно предложил Цимбаларь. — Однажды в квартиру усопшего ворвались злые дяди и всё там буквально перевернули. Не найдя того, что было целью поиска, они взялись за Сопеева, который туда регулярно наведывался, дабы накормить и выгулять осиротевшего пса. Сначала его просто уговаривали, а потом перешли к физическому воздействию. Как выяснилось, незваных гостей интересовали какие-то документы, которые маршал берёг пуще зеницы ока. Не выдержав издевательств, Сопеев рассказал о пакете, погребённом вместе с покойником. Его выволокли из дома, несколько суток где-то держали, а затем глубокой ночью привезли на кладбище и заставили присутствовать при вскрытии могилы. Пакет в конце концов нашёлся, но вместо искомых документов в нём оказался только пепел. Покойник одурачил всех. Свою злобу гробокопатели выместили на Сопееве, хотя в случившемся не было и грамма его вины. На прощание ему велели держать язык за зубами, в противном случае пригрозив принудительной командировкой к северным оленям, иначе говоря, в дальняк. Провалявшись остаток ночи на кладбище, Сопеев едва не отдал богу душу. После этого у него и начались проблемы с психикой.

— Смысл в принципе соответственный, но сказано это было совсем иначе, — подтвердил несколько обескураженный Ваня. — Откуда у тебя такие сведения?

— Из компетентных источников. Мы ведь с дедом Кондаковым тоже сложа руки не сидели. Кое-что разнюхали.

— Ты видел Петра Фомича? — Эта новость весьма обрадовала Людочку.

— Видеть не видел, но за час до встречи с тобой имел удовольствие общаться с ним по телефону. Так сказать, в плане обмена информацией. Мне уже тогда стало ясно, что мы взяли ложный след.

— Значит, я зря в дурдоме прохлаждался? — возмутился Ваня.

— А мы, по-твоему, орхидеи в Ботаническом саду нюхали? — огрызнулся Цимбаларь. — И нам нервотрёпки хватило. Везде дурдом — и в армии, и в ментовке, и в обществе!

— Едем в отдел, — сказала Людочка, набирая на мобильнике какой-то номер, — Петра Фомича я тоже туда вызываю.

Глава 7

ГРЕХИ НАШИ ТЯЖКИЕ

Настроение у всех было хуже некуда. За несколько последних дней было затрачено столько энергии, столько предприимчивости, столько денег — и всё коту под хвост. Даже дежурный по отделу, едва глянув на них, сочувственно заметил: «Да вы, ребята, будто бы с похорон явились».

Самым плохим признаком было то, что Ваня не пытался склонить коллег к выпивке, Цимбаларь не отпускал своих циничных острот, а Людочка не поправляла слегка смазанный макияж. Все прежние интересы и пристрастия как бы утратили свою актуальность.

Один только Кондаков держался молодцом и всячески старался вывести друзей из тягостного оцепенения.

— И всё же любопытно, по чьей команде разрыли маршальскую могилу, — произнёс он с наигранным интересом. — Неужели это происки того самого министерского чинуши, который опасался востроуховского компромата?

— Вряд ли, — вяло промолвил Цимбаларь. — Узнав, что бумаги погребены вместе с маршалом, он бы, наверное, успокоился. И по крайней мере не впал бы в бешенство, обнаружив вместо документов пепел. Скорее всего, тут поработали его недоброжелатели, знавшие о существовании компромата. В дебрях любого министерства кипят шекспировские страсти, и не мне это тебе рассказывать.

Резюме подвёл Кондаков, сам же этот разговор и затеявший:

— Это внутренние разборки оборонного ведомства, и соваться в них нам не с руки, да и недосуг. На военную контрразведку, без которой здесь явно не обошлось, у нас управы нет.

— Я во всём виновата, — сказала Людочка трагическим голосом. — Подвела коллектив. Вместо туза вытащила шестёрку. Не Сопеевым надо было заниматься, а кем-то совсем другим.

— Давайте попросим у Горемыкина ещё один шанс, — предложил Ваня. — Он ведь сам намекал на такую возможность.

— Думаю, что все кандидаты на обладание бетилом уже находятся в разработке. — Кондаков скорчил кислую гримасу. — Да и стыдно расписываться в собственном беспомощности... Столько сложнейших дел раскрутили, а на какой-то мелочовке прокололись.

— Видать, чутьё потеряли, — буркнул Цимбаларь. — Надо другую работу искать. Звали меня в одно местечко начальником паспортного стола, а я, дурак, отказался.

— Никто нас пока плетью не гонит, — сказала Людочка. — Давайте поработаем над Сопеевым ещё пару деньков, авось что-нибудь и нащупаем. Ясно, что после пятьдесят пятого или пятьдесят шестого года бетила у него уже не было. Но мы почти ничего не знаем о предыдущем периоде, когда Сопеев ещё состоял в штате госбезопасности. Может, его обокрали, может, он потерял чемодан с личными вещами, может, продал часы на базаре.

— Продать такие часы вряд ли возможно, — возразил Цимбаларь. — Зная приблизительный объём бетила, можно предположить, что для механизма в корпусе просто не осталось места.