Георгий Савицкий - Гнев Новороссии Страница 29

Вскрыли брюшную полость, Дима крючками растянул и зафиксировал операционную рану. Селезенка напоминала кровавую кашу.

– Нужно осушить рану и наложить лигатуры на кровеносные сосуды.

– Убираю кровь.

– Давай «москиты».

Хирург и его ассистент работали практически на ощупь. Захватили сосуды, поставили на них кровеостанавливающие зажимы. Потом стали накладывать лигатуры.

– Дима – электрокоагулятор.

– Возьми.

– Скальпель.

Константин Новиков выполнил ампутацию разорванной селезенки, вытащил осколки, промыл и ушил рану. Вместе с военфельдшером они работали максимально быстро, чтобы не допустить еще большей кровопотери. Между тем флакон с цельной кровью почти закончился, пока они оперировали.

– Боец, замени на флакон с реаполиглюкином[42]. И дексаметазон внутривенно – четыре «кубика». Дима, сможешь дошить без меня?

– Справлюсь, – кивнул военфельдшер.

– И срочно отправляй его в госпиталь, состояние у раненого все еще очень тяжелое.

Следующий раненый был «попроще»: проникающее ранение в грудную клетку. Но, слава богу, ни легкие, ни сердце оказались не задеты. Военврач приступил к хирургической обработке раны. Осколки со звоном падали в подставленное оцинкованное ведро. Константин Новиков промыл рану и стал накладывать швы, работал он быстро и расчетливо, он понимал, что переделывать времени не хватит.

– Боец, держи флакон повыше, – по прозрачной трубке в кровеносное русло раненого через «Венфлон» по каплям поступала жизнь. – Все, этого уносите, вроде бы должен выкарабкаться.

На всякий случай Константин Новиков ввел довольно значительную дозу антибиотика широкого спектра действия через специальную мембрану универсального венозного катетера.

Эти двое были самыми тяжелыми, в остальных случаях требовалась только первичная хирургическая обработка ран.

После раненых настал черед убитых. Тела погибших украинских военных, перед тем как загрузить в кузов «КамАЗа», подробно фотографировали и вносили в специальный список, который сверяли обе стороны. Это было необходимо, чтобы впоследствии передать тела погибших противнику.

Когда со скорбным ритуалом было покончено, медицинские джипы и грузовик с телами погибших отправились в Ленинскую больницу Славянска.

Очередной вызов поднял старшего лейтенанта Новикова с постели в два часа ночи.

– Какого… Виноват, товарищ подполковник медицинской службы… В чем дело? – Костя стоял перед командиром, пошатываясь. Он изо всех сил старался держать глаза открытыми.

Но после очередных слов отца-командира глаза его подчиненного распахнулись, как у персонажа мультфильма-аниме.

– Что?!! Опять спасать украинских военных? У них что, на всю Хохляндию уже ни одного госпиталя не осталось?!!

– Там – исключительный случай. Боевики «Правого сектора» расстреляли военных за отказ открывать огонь по мирным жителям. Но трое из них все же выжили. Они сейчас у ополченцев – на блокпосту у Черевковки. Им срочно нужна квалифицированная помощь, выезжай.

– Понял, Юрий Гаврилович. Сейчас соберу ребят.

Два джипа перемахнули через мост над речкой Казенный Торец и свернули на разбитую дорогу, ведущую к Черевковке.

На блокпосту русских врачей уже ждали, часовой с РПК на ремне через плечо дважды мигнул фонариком, приказывая остановиться. К головному джипу «Тигр» подошел боец с сумкой с красным крестом и невысокий кряжистый мужик в выцветшем камуфляже по прозвищу Кузнец – это был командир блокпоста.

– Они там, трое раненых. Выглядят так, словно бы восстали из ада. Да так оно и есть.

– Пойдемте, поглядим, – ответил старший лейтенант медицинской службы.

Это действительно было страшное зрелище. На матрасах лежали настоящие мумии! Лица, почерневшие от того ужаса, что пришлось пережить, глаза абсолютно пусты, с застывшей на дне черной тоской – той, что толкает в петлю или виском на дуло пистолета. Двое были в лохмотьях камуфляжа, а еще один – в изорванной черной форме со стилизованным трезубцем на рукаве.

Этот выглядел более-менее сносно. Но вот состояние двух других было близким к кататонии[43].

Константин Новиков, не мешкая, приступил к оказанию помощи, проверил общее состояние и занялся ранами «выходцев с того света». У одного была прострелена грудь, у другого смертоносный кусочек свинца застрял в плече. Военврач проверил правильность наложения повязок и остался доволен качеством обработки ран. В полевых условиях лучше сделать было нельзя. Это он и сказал санинструктору и командиру блокпоста. Осмотрев раны телесные, русский военврач занялся утолением душевной боли пострадавших. Вколол необходимые препараты-нейролептики, поставил внутривенный катетер «Венфлон» и подключил капельницу с физраствором и глюкозой. Жизнь едва теплилась в телах под рваным камуфляжем с сине-желтыми нашивками.

– Черт побери, здесь ведь нужен психиатр! Ну, ничего, вот доставим вас в госпиталь, там вам помогут…

– Доктор, мне нужно, чтобы вы записали мои показания, – обратился третий пострадавший, в изорванном черном обмундировании.

– Подожди, сначала обработаю твои раны и вколю противошоковое…

– Нет! От лекарств я «отключусь»! Сначала запишите мои показания, прошу. Это – моя исповедь…

– Хорошо, диктуй, – Константин Новиков достал бланк истории болезни, которому суждено было стать обвинительным документом.

– Я, капитан Национальной гвардии Украины Виталий Мамалага…

Уроженец небольшого городка Горловка на Донбассе, он считал себя истинным патриотом Украины. Не доверяя лозунгам, Виталий Мамалага сам решил дойти до сути: получив одно высшее образование, он не остановился на достигнутом и поступил на исторический факультет Донецкого национального университета. В архивных документах он находил доказательства величия своей страны, той, которую он знал после 1991 года.

Правда, становление мировоззрения Виталия началось с книг Виктора, прости господи, Суворова – предателя-перебежчика Резуна. Его ложь уже давно и многими авторами была разоблачена. Но именно тогда книги предателя фатальным образом подействовали на неокрепшие мозги юного правдоискателя. Так что его украинский патриотизм в большей степени был просто замешен на примитивнейшей и довольно агрессивной русофобии.

Но в нынешних временах это было именно тем, что гарантировало скорое продвижение в украинских националистических кругах. Кровавый Евромайдан зимой 2013/14 года и последующая «дерусификация» Украины только укрепили радикальные убеждения Виталия Мамалаги.

Евромайдан стал для него пропуском в Нацгвардию, и не просто в боевое подразделение, а Управление по идеологической работе: воплощать русофобские идеи предателя Резуна. Виталий Мамалага участвовал в неудачном для бандеровских карателей штурме Донецкого областного совета, был контужен и захвачен в плен. Активиста Нацгвардии Украины обменяли на командира донецких повстанцев. Виталий Мамалага снова вернулся в действующие войска антитеррористической операции бандеровских карателей. Как героя, его повысили в звании и отправили на самый напряженный участок «антитеррористической операции» – в Славянск.

Но с тех пор бывший историк начал сомневаться в такой трактовке украинского патриотизма, которую навязывали ему и которую, в свою очередь, Виталий Мамалага сам навязывал бойцам. Он не мог больше «не замечать» откровенной враждебности населения, в мятежном Донбассе их называли нацистами и оккупантами. Старушки, помнившие еще гитлеровских оккупантов, плевали им в лицо. Мужики-шахтеры сжимали кулаки с плохо скрываемой злобой. Матери, которые еще не успели эвакуироваться на восток – в Россию, пугали своих детей «черными дядями с автоматами». А те сорванцы, что постарше, норовили зарядить камнем. В голову или в стекло машины. Собственно, и бойня под Волновахой в селе Ольгинка случилась из-за того, что украинских военных из 51-й механизированной бригады из Владимира Волынского местные жители не пустили на постой. А потом их расстреляли в Форест-парке донецкие ополченцы.

Не видел Виталий Мамалага и помощи украинской армии. Когда батальон Нацгвардии попал в блестяще спланированную засаду батальона Донецкого ополчения «Восток», украинские военные так и не дали бронетранспортер для эвакуации уцелевших «нациков». Тогда возле села Карловка карателей из Нацгвардии изрядно покромсали. Именно тогда капитан Мамалага и понял, что пресловутое «боевое братство» украинских военных существует только в воспаленном сверх всякой меры и напрочь «майданутом» сознании киевских журналистов.

То, что видел капитан Мамалага, можно было назвать бессилием украинских силовиков. Не зря настоящие профессионалы – группа антитеррора СБУ «Альфа», десантники из 45-й Гвардейской бригады ВДВ из Днепропетровска и ряд других подразделений армии Украины отказались сражаться с собственным народом.