Владимир Стрельников - Приключения Василия Ромашкина, бортстрелка и некроманта Страница 29

— Надо же, как быстро все пролетело. — Белова встала, поправив юбку. — Вась, мне можно самой уйти, это не нарушит никаких правил?

— Варь, не заблудишься? Хотя, тут сложно заблудится. Сейчас спрошу дежурного. — И я включил микрофон…

— Какой кайф!!! — Я медленно опустился в парящую воду геотермального источника на самом краю острова, практически у среза Соловецкого моря. — Как хорошо!

Все, заканчивается этот карантин. Месяц ничего ниделания. Первые две недели в боксе — одиночке, если бы не планшет и телевизор — с ума сойти можно со скуки. Да еще эта больничная одежка.

У девчонки — кладовщицы оказалось извращенное чувство юмора, выдала мне рубаху до колен с развеселыми желтенькими утятами. А на сменку — с лягушатами, причем розовыми. Когда меня экипаж увидал в этом — ржач был такой, что чуть стекла не повылетали. Как меня только не называли. И лягушоночком, и утенькой, и еще по — всякому измывались.

Впрочем, это было потом. А первую неделю я просто ел и спал. Даже упражнения на три дня забросил, отсыпался. Потом глухой карантин сменили на более мягкий, разрешили ходить в общую столовку, где у меня нехилый конфуз случился. Белья‑то, окромя этой рубашки, не выдали. Так все и ходили как малолетки, голозадые. Ну, у меня еще кинжал некроманта на голени пристегнут, а на другой дирринджер, без оружия я себя совсем голым чувствую.

Ну, а тут я Варю встретил. А фигура‑то у Варвары на зависть, рубашка ее как вторая кожа обрисовала.

Ну, и у меня из‑за воздержания конкретный стояк случился, прямо посреди столовки, да еще с подносом. Хрень, короче.

Девки хихикают, Варя красная стоит, но поглядывает. И какой‑то пацан у мамы спрашивает — "А чего у дяди там торчит?".

Короче, неудобно вышло, право слово.

Усмехнувшись. Я откинулся на мшистый валун, и прикрыл глаза. Здорово здесь, просто потрясно. Раньше тут холодина была, но после Катастрофы что‑то сместилось, и горячие ключи забили. Сейчас бы даже зимой тут трава могла бы расти, но темно, полярная ночь. Зато сейчас белые ночи, темноты нет вообще, так. Легкие сумерки.

Какое‑то время я просто и откровенно балдел, наслаждась теплом, запахами хвои, йода, водорослей. Легкий ветерок бодрил и освежал, кричали на далекой скале птицы, и где‑то далеко, на грани ощущения, госпиталь института.

Впрочем, кто‑то сюда идет. Из живых людей.

Я лениво приоткрыл глаз, и поглядел на слегка вытащенный из расстегнутой кобуры наган. Я особо не расслабляюсь, тут и белый мишка может прийти, и бурый. И следом за ними приходит полный песец, ежели варежку раззявить. А так — энергетика у моего пистоля почти как у американского.44 Магнума ремингтоновского. И пустоголовые в барабане, первые три. Потом серебрушка, и снова три пустоголовых свинцовых.

Впрочем, через двадцать минут на тропке, ведущей к этому источнику, я узнал Варю. Девушка пробежала по брошенному через ручей бревну, балансируя руками, и вскоре стояла около каменной чаши, в которой отмокал я.

— Варя? — Ничего умного я придумать не мог, просто сидел и смотрел на девушку. А та, решившись, скинула с себя пушистую кофту. Стянула через голову больничную рубаху, и, обнаженная, шагнула в чашу. Встала на колени, потянулась ко мне, намереваясь поцеловать. И я понял, что я ничего не могу с собой поделать, обнимая и целуя красавицу и комсомолку. Не очень опытную, кстати, если не совершенно неопытную.

Через какое‑то время я устраивал Варвару животом на весьма удобном для этого, теплом мшистом валуне около чаши. Основательно залюбленная девушка сначала просто послушно укладывалась, но потом вскинула голову.

— Вася, ты чего задумал? А, так нормально. Нет, так хорошо! О — о! Здорово! Давай, давай! — Варя прогнулась подо мной, запрокинув голову, и накрыв своей ладонью мою руку, ласкающую ей грудь…

Потом мы просто лежали в теплой воде, молча и обнявшись.

— Вась. Я понимаю, что сама пришла, и, можно сказать, тебя соблазнила. Но что ты дальше думаешь делать? Будешь выбирать между мной и Сарой? С ней же ты тоже любовью занимался? — Варя повернулась, и посмотрела мне в глаза. — Учти, я девушка упрямая, и буду за тебя бороться!

— Варь, знаешь, у меня и в душе и в сердце бардак. — Абсолютно честно ответил я, поглядев в сине — серые глаза, и с трудом вынырнув из них. — Ты мне очень нравишься, Сара тоже. Как выбирать — не знаю. Хоть разорвись пополам.

— ну, от половинки тебя не будет толку ни мне, ни этой евреечке. Кстати, ты не думай, что я евреев не люблю, у меня любимая учительница и тренер еврейками были. И я их очень уважаю и благодарна им. Но они учили меня не сдаваться. Так что, Василий, ты будешь моим, и не сомневайся! — И встав во весь рост, Варя торжествующе улыбнулась. Оценила мою реакцию на свою обнаженную фигуру. И отрицательно покачала головой. — Нет, на сегодня хватит. Ты мог убедиться, что ты у меня первый. И будешь единственный. И Вась, я обязательно рожу тебе сына! — Девушка наклонилась, поцеловала меня, и выйдя из бассейна, стала вытираться и одеваться. И вскоре ушла, наказав мне идти за ней не раньше чем через час. Мол, не надо пересудов.

Ну да, пересудов. Хотя, свидетелей нет. А домыслы кумушки могут себе оставить. Но я, однако, попал между молотом и наковальней.

Хмыкнув, я снова опустился было в воду, но внезапно почуял неупокоев неподалеку. И, поскочив, прыгая на одной ноге, одной рукой с трудом надел на мокрое тело брюки, и босиком пошел в ту сторону, сжимая в одной руке нож, а в другой револьвер.

В небольшой балочке, очень уютной, горел настоящий костерок, около которого сидело трое, двое солдат и офицер, в старой — престарой, еще со знаками различия в петлицах, форме.

— А, привет, потомок. Ты как нас учуял? И не боишься к призракам подходить? Садись, парень, в ногах правды нет. — Старший из солдат, седой, усатый старший сержант, кивнул мне на замшелое бревно, заброшенное сюда осенними штормами. — Устал, наверное, так свою подружку валять.

И, нагнувшись, совершенно спокойно взял своей полупрозрачной рукой сухую веточку, запалил ее в костерке, и прикурил от нее папиросину. Причем огонь был настоящий, живой, а папиросина призрачная.

Я вообще о таком не слыхал. Нет, тогда, в банке, я столкнулся с очень мощным неупокоем, но вот так, работать с огнем и иллюзиями — я про такое даже не читал ни в одном учебнике, про такое ни разу не упомянялось в каких‑либо отчетах. Вообще ничего и никогда.

Причем, я не ощущал угрозы от этих призраков именно для себя. А потому…

— Василий Ромашкин, бортстрелок с дирижабля, сержант гренадеров запаса. — Я представился, после чего сел на это самое бревнышко.

— Младший политрук Еленев, старший сержант Васильченко, красноармеец Дмитриев, энский полк энской дивизии. — Представился сам, и представил других офицер. Или, точнее, командир, тогда не было такого класса, как офицеры. — Погибли при отражении морского десанта немцев в октябре сорок первого года.

— С тех самых пор здесь и торчим, как на привязи. От скуки даже костры разводить научились. — Пожаловался сержант, пыхнув призрачным дымком. — Слушай, герой — любовник, расскажи. Что было, и как было. Мы же вообще тут, без газет и радио, ничего не знаем.

— Ну, последние две сотни лет, по крайней мере. — Поправил его политрук. — Вспомни, тут после нашей победы довольно людно тут было, рыбаки постоянно сети чинили, разговаривали, пьянствовали. В первых годах двадцатого века до нас немного поисковики не добрались, что таворищей собирали, и с почестями хоронили. Так что, по крайней мере, все новости знали. А потом, после той ледяной волны, все, народ как корова языком слизнула.

— да уж, на что мы неживые, и то такая жуть была. — Сержант передернул плечами, а солдат согласно кивнул. — До сих пор вспоминать страшно. Стихия, чтобы ее. Из‑за чего она была, кстати? Побудь Левитаном, братишка, расскажи новости и старости.

— Ну, судя по всему, это было ледовое цунами. — Я еще раз оглядел призраков. Те насторожили уши, причем в прямом смысле. Интересно, для чего им это, ведь все равно не ушами слышат. — Астероид попал, серьезный. Чуть всем кранты не настали. Вспрочем, большинтсву кранты и настали. Около полувека просто выживали, восстанавливать цивилизацию начали полтора столетия назад. Что смогли — восстановили, сейчас просто живем.

Я долго рассказывал и пересказывал призракам события прошедших лет, рассказывал про современную жизнь. В конце концов призраки добрались и до того случайного представления, что мы с Варей устроили.

— Так поступать с комсомолкой — невместно! — Уже сердясь, заявил политрук.

— Да перестань, старшой. — Неожиданно заявил молчавший до сих пор красноармеец. — именно так и надо поступать с красивыми девками. Эх, с каким бы удовольствием я покувыркался с такой девчонкой, пусть я ей в подмышку дышу.

— Кувыркаться мало, надо сыновей рожать. Точнее, пусть девки рожают, а парни их делают. — усмехнулся сержант. — Ты как, потомок, на ней жениться не собрался? Видная деваха, и явно на тебя запала.