Вадим Панов - Таганский перекресток Страница 3

Она улыбалась.

А стряхнувший с себя оцепенение Пивоваров увидел, что джиповод почему‑то не стал его дожидаться и перешел улицу.

– Эй! Подожди! – Борис припустил следом. – Постой!

Широкая спина виднелась далеко впереди.

– Извините! Разрешите! – Пивоваров лавировал среди прохожих, отчаянно пытаясь догнать товарища по несчастью. – Позвольте…

Напрасно. Несмотря на то что Борис бежал, а джиповод шел размеренным широким шагом, расстояние между ними не сокращалось. Как было между ними пять‑шесть метров, так и осталось.

«Но этого не может быть!»

Тем временем джиповод остановился у дверей церкви, перекрестился, поклонился и вошел в храм.

«Все, теперь он от меня никуда не денется! – Пивоваров позволил себе остановиться и перевести дух. – В церкви встретимся».

Борис прислонился к стене и принялся шарить по карманам в поисках сигарет.

– А Мишка Пантелеев приедет?

– Ты чего? Он из‑за младенцев с тусовками пока завязал. Офис – дом, дом – офис. Мишка и раньше‑то трудоголил, а теперь совсем припахался.

– У него разве есть дети?

– А ты не слышал? Елена прекрасная двойню принесла месяц назад. Мальчик и девочка. Знаешь, как герлу назвали? Лукерья!

Собеседники рассмеялись и уселись в припаркованный у тротуара «Мерседес».

«Смеются, – Пивоваров глубоко затянулся сигаретой. – Счастливчики… Они уехали, а я не могу. Я застрял на площади… Подождите! Как это застрял? На какой еще площади?»

Борис поднял глаза на табличку: «Верхняя Радищевская».

– Неужели вырвался?

Он бросил сигарету в урну и сделал несколько осторожных шагов прочь от Таганки. Ничего не происходило. Путь никто не преграждал, надписей «Ремонт дороги. Обход» не появлялось, не было ничего, что помешало бы Пивоварову уйти.

«Я свободен?»

Как просто оказалось решить проблему: брось машину и выбирайся на своих двоих. Дедовским способом, так сказать.

Настроение резко улучшилось.

«На лошади я, наверное, тоже бы вырвался. Лошадь живая, она такие места чует, она вынесет. А машина мертвая, холодная…»

Какие странные слова иногда приходят в голову: лошадь чует такие места… Какие «такие»? Такие. Непонятные.

В центре города?

А почему нет?

Борис посмотрел на церковь: «Позвать джиповода? Нет, он машину бросить не сможет, ему за семьей ехать надо. Надеюсь, у него получится».

Что делать дальше. Пивоваров представлял отчетливо: перейти на ту сторону улицы, пройти чуть дальше по Верхней Радищевской и поймать машину, идущую к Яузе.

«А там махнуть через Москву‑реку и ехать домой кружным путем. Черт с ней, с Таганкой. И с машиной тоже – черт. Завтра разберемся!»

Борис ступил на мостовую, подождал, пропуская идущий от площади поток автомобилей, торопливо сделал еще несколько шагов, и…

И оказался перед закрытыми дверями церкви.

Которая должна была остаться за его спиной.

«Нет!»

Пивоваров испугался. До холода в животе. До шевелящихся волос. До липкого пота.

«Нет!!»

Несколько секунд он стоял и тупо разглядывал двери храма. Дрожал и тупо разглядывал двери храма. Не думал ни о чем, просто разглядывал закрытые двери.

Борису показалось, что он обречен.

Но потом паника отступила, и появилась отчетливая мысль: «Надо идти в церковь. Без этого не выбраться».

– Здравствуй, Никола Таганский!

– Никола на Болвановке, – поправила его какая‑то женщина.

Борис резко обернулся. Рядом стояла невысокая высохшая старушка в черном плаще и черном платке.

– Никола на Болвановке, – повторила она. – Улица так называлась: Верхняя Болвановка. Здесь когда‑то идол стоял, по‑татарски – болван. Оттуда и пошло.

Старушка перекрестилась, повернулась к Пивоварову спиной и медленно пошла в сторону Таганки, катя за собой потрепанную хозяйственную тележку.

– Никола на Болвановке… – Борис так же перекрестился и решительно взялся за ручку двери.

«Посмотрим, сможешь ли ты мне помочь?»

– Не сможет!

Ошеломленный Пивоваров отступил на шаг назад. И сам не понял, что именно заставило его это сделать: громкий хриплый голос или тот факт, что двери в храм оказались заперты?

«Но ведь я видел, как джиповод входил в церковь!»

Храм на реставрации.

Прохожие с удивлением смотрели на человека, дергающего запертые двери.

– Никто тебе не поможет, Боря, никто!

Сквозь застилающий глаза туман страха Пивоваров с трудом различил приплясывающего перед ним мужчину. Лица не разобрать, все заросло густой бородой. Длинные волосы всклокочены. Одежда – тряпье. И запах…

«Бомж?»

– Сам думай, Боря, сам! Ты ведь умный, Боря, ты справишься!

И вдруг вцепился Пивоварову в плечи, резко притянул к себе и крепко поцеловал в губы.

– Отстань!

Пивоваров оттолкнул сумасшедшего бродягу и, спотыкаясь, побежал к площади.

– Сам, Боря, сам!!

На одежде застрял густой запах давно не мытого тела, нечесаных волос и нестираной рубахи. Кислый запах, противный.

Липкий.

А вокруг шепот:

– Его юродивый поцеловал!

– Его поцеловал юродивый!

– Юродивый его перед церковью поцеловал!

«Они завидуют? Чему?»

Теперь компанию брошенному «Вольво» составлял подмигивающий желтой «люстрой» грузовичок.

«Эвакуатор, – обреченно вздохнул Пивоваров. – Доигрался».

На его счастье, гроза автомобилистов только‑только подкатил к его машине, и оставался шанс спасти «Вольво» от штрафстоянки. Борис уныло подошел к милиционеру:

– Здравствуйте, товарищ капитан.

– Ваша машина?

– Да.

– Предъявите, пожалуйста, документы.

Пивоваров протянул милиционеру права.

– За сигаретами ходили?

– Нет…

– А зачем?

– Мы с хозяином «Лендровера» вас искали. Мы… немного потерлись… чуть‑чуть…

– Какого «Лендровера»?

– Вот здесь джип стоял. – Борис махнул рукой на то место, что ныне занял эвакуатор. – Черный «Лендровер» с… кажется, у него воронежские номера были.

– Здесь не было никакого джипа, – помолчав, произнес капитан.

– Как это не было?

– Вот так. Я прекрасно видел, как вы остановились, включили аварийные сигналы, вышли из машины и отправились к метро. Вы были один.

– Вы ошибаетесь.

– Сначала я подумал, что у вас поломка, но вы не стали никому звонить. Просто ушли. Вот я и спрашиваю: за сигаретами ходили?

Борис сдавил руками виски.

«Джипа не было. Джиповода не было. А церковь? А юродивый?»

А что вообще было?

– Мне стало плохо… – пробормотал Пивоваров.

Милиционер вздохнул:

– Вы пили?

– Нет.

Он подошел ближе, принюхался – перегар не чувствовался.

– Вы принимали наркотики?

– Нет.

– Тогда скажите, почему вы остановились?

– Я никак не мог повернуть на нужную улицу, – твердо ответил Борис, глядя прямо в глаза милиционеру. – Я нарезал пять кругов по площади и не смог повернуть. Я не знаю, что со мной произошло. Я просто не мог повернуть. И не мог оставаться за рулем. Я вышел отдохнуть.

Капитан молчал.

– Я не пил и не принимал наркотики. Я не вру. Но что со мной произошло, я не знаю.

Несколько секунд они смотрели друг на друга. А затем подошел водитель эвакуатора и поинтересовался:

– Цепляем?

– Нет, – медленно ответил милиционер, – не цепляем.

И протянул Пивоварову документы. У Бориса не было сил его благодарить. Он просто кивнул.

– Счастливого пути, – произнес капитан.

Салон успел основательно остыть, и Пивоваров включил кондиционер на максимальную подачу тепла. А заодно и приемник.

– В ГУВД считают, что смерть Шамиля, последнего из оставшихся в живых родственников Ибрагима Казибекова, положит конец тянущейся с весны войне…

– Нет, только не это!

Борис выключил криминальные новости и медленно поехал вперед. Притормозил, пропуская идущую по пешеходному переходу группу: седой старик с тремя разновозрастными подростками.

И вновь надавил на газ.

«Пора выбираться отсюда!»

Он решил выскочить на Садовое. Все время прямо. Все время прямо. Опуститься под эстакаду, чуть постоять на светофоре и подняться на мост через Яузу.

Прочь, прочь от Таганки!

Прочь от болвана!

Прочь!

И ему почти удалось.

Правое переднее колесо спустило в тот самый момент, когда «Вольво» уже наполовину покинул площадь.

Пивоваров понял, что сопротивляться бессмысленно.

Он дотянул до тротуара, выключил двигатель, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

Борис не стал вызывать механиков или менять колесо самостоятельно. Зачем? Сменишь колесо, через мгновение заклинит двигатель. Поставишь «Вольво» на эвакуатор – поломается и тот. Таганка не отпускала, Таганка просила задержаться.