Артем Тихомиров - Буря и натиск Страница 3

– Если нам дадут приказ, мы пойдем и раздолбаем их всех! – сказал лейтенант. – Есть какие-нибудь возражения?

Сказал – отрезал!

У Сказочника возражений не было. Слизняк, в задумчивости шевеливший губами, ответил не сразу, а только после легкого удара по каске. Но и у него не было особого мнения на этот счет. Гробовщик растерял свое воодушевление и вновь погрузился в сладостный мир, где на каждом шагу честного гоблина поджидали сплошные неприятности.

Тем временем представление, устроенное гобломантом, вступило во вторую, самую впечатляющую фазу. Разноцветные воздушные шары достигли отметки метров пятидесяти, не обращая внимания на дующий с северо-востока ветер, и начали лопаться. Беззвучно. Каждый шар выбрасывал в воздух, подобно фейерверку, целые снопы разноцветного огня. Огонь рассыпался на тысячи искорок, которые медленно, будто снежинки, спускались к воде. Блики на рябистой поверхности делали реку похожей на зеркало.

Сказочник никогда подобного не видел, поэтому, залюбовавшись, не сразу сообразил, что лейтенант тянет его назад, вцепившись пальцами в рукав куртки.

– Валим отсюда! – прошипел Ржавый. – Пока эльфюги не прочухали, чем дело пахнет.

– А чем? – поинтересовался впереди Слизняк.

– Я тебе в лагере объясню, – пригрозил лейтенант.

Сказочнику жаль было покидать позицию – уж больно наверху было красиво. А что же тварь? Чудик, созданный Гробовщиком, носился по берегу, напевая дурным голосом какой-то романс, и размахивал кружевным чепчиком.

Исчезая в густом кустарнике, Сказочник обернулся и заметил, что над верхним краем бетонной стены торчат эльфьи головы. Головы эти, облаченные в каски с подбородниками, пялились в бинокли на противоположный край реки.

«До встречи», – подумал гоблин, проползая по едва заметной тропке следом за лейтенантом. Вопли твари-фантома еще какое-то время слышались позади, но вскоре стихли.

Мимо лагеря, расположившегося в развалинах деревушки, колонной шли войска. Мрачные морды-кирпичи, сжатые кулаки, тяжелая широкоплечая поступь. Фанатично сверкающие глаза освободителей Злоговара нельзя было скрыть ни многодневной усталостью, ни пылью, что покрывала идущих с ног до головы.

Сказочник и Гробовщик остановились, чтобы посмотреть.

Колонна по трое тянулась из-за угла слева и исчезала за пригорком справа. Ботинки трамбовали и без того спекшийся на солнце грунт, спины сгибались под тяжестью снаряжения – каждый тащил на себе здоровенный рюкзак и собственное оружие; позвякивали прицепленные к поясу котелки, коробки для магазинов, корды и кинжали, болтались у бедер сержантские планшетки.

Многие гоблины, успевшие за месяц боев стать ветеранами, нацепляли на себя трофейные эльфьи безделушки; встречались типы, сплошь покрытые фенечками. Браслеты, цепочки, амулеты ценились довольно высоко, их можно было продать или обменять на что-нибудь ценное. На лишнюю банку единороговой тушенки, например. У одного здоровенного, под стать троллю, пехотинца Сказочник заметил на шнурке, болтающемся на шее, отрезанные эльфьи уши. Подобные трофеи тоже не были редкостью. Встречались также пальцы и носы.

Гоблины подошли ближе.

– Вы откуда, парни? – спросил Сказочник.

– Пятая Пехотная… – ответил кто-то, махнув рукой.

Мимо Сказочника проплывали зубастые морды.

– Третья Горная Дивизия, брат…

– От Драконьей Отрыжки топаем…

Сказочник сплюнул в пыль. Все слышали, как гоблинам врезали под Отрыжкой неделю назад; неприятель смог зажать их в кольцо и бросил на некстати оказавшуюся в поле пехтуру конный корпус знаменитого бригадного генерала Вриаля Дафинга.

– После перегруппировки… – раздавались голоса.

– Теперь мы новый Семнадцатый Пехотный Полк…

– А где старый Семнадцатый? – спросил Гробовщик.

– Приказал долго жить! – проворчал один из зеленых.

– К Духам Предков отправился, – сказал другой, солдат явно в годах. Он даже не посмотрел на подпехов и протопал мимо со склоненной головой.

К колонне подскочили гоблины из «Смердящего», загомонили, обмениваясь новостями, передавая из рук в руки трофеи.

Полк двигался на северо-запад, огибая район, который в скором времени предстоит штурмовать подпехам. Поток солдат внезапно иссяк, и потянулась техника. Сначала грохочущие тентованные грузовики с боеприпасами и оружием, затем пуще прежнего загрохотали легкие танки – недавняя военная новинка, идею которой толкнули эльфы. Боевые машины, покрытые пластинами брони, несли в себе мортиру, заключенную внутрь обтекаемой башни, и гвоздемет в передней части. Сказочник видел гоблинские танки в бою и не мог сказать, что они составляли уж очень сильную конкуренцию эльфийским. Но лиха беда начало, как говорят люди.

Колонна из двадцати машин с торчащими из башен командирами экипажей прошла, а за ней потопали слонопотамы, волокущие тяжелые орудия. Звери сопели и пыхтели, сотрясая землю, а погонщики-тролли знай себе размахивали кожаными плетьми. Одна из зверюг, достигающая в холке высоты десяти метров, на глазах подпехов навалила здоровенную кучу. Погонщик наступил в дерьмо и зарычал от злости под хохот наблюдавших за сценой гоблинов. Взбешенный тролль обрушил свою злость на слонопотама, и тот выдал в ответ весьма продолжительный трубный звук внушительной кормой. Вонь была такая, что даже гоблины заорали от возмущения. Их словно ветром сдуло.

– Жрать охота, – заявил Гробовщик, почесывая затылок. Ему было все нипочем. Каску он прицепил на специальный крючок на груди, провел рукой по физиономии, поглядел на ладонь, будто хотел найти так что-то интересное. – Пошли, сержант, посмотрим, чего дают.

С походной кухни тянуло чем-то вкусным, запах расползался по окрестностям. Гоблины потащились на другой конец лагеря. Большая часть солдат спала в палатках, разбитых прямо на центральной улице деревеньки и поблизости от нее. Некоторые из них расположились под худыми крышами глинобитных лачуг. Офицеры, конечно, отвели для себя самый не пострадавший от времени дом, вероятно, когда-то принадлежавший местному старосте.

Место Сказочника было в хижине вместе с другими сержантами, однако ночевать он предпочитал под открытым небом. Вонь под крышей была омерзительной. Эльфы ведут мощную антигоблинскую пропаганду, рисуя их грязными животными, дикарями и варварами. Гоблины то, гоблины се, гоблины такие-растакие. Спят со свиньями в хлеву, не прочь добавить в свой рацион порцию-другую свежего навоза, что никакой помойкой их не смутишь, что рождаются и подыхают в грязи. Гоблины-де лишены всякого эстетического чутья. Неприхотливость и стойкость к трудностям эльфийские пропагандисты извратили на корню, не желая и не умея понять разницы между «животностью» и непосредственностью. Насчет варваризма Сказочник был согласен. Гоблин – существо естественное, не оторвавшееся от природы, чем давно славятся опухшие от собственного эстетизма эльфюги. Поэтому «варвар» в устах пропагандистов Шелианда (так эти стручки обозвали Великий Злоговар) звучало скорее комплиментом, чем оскорблением. Вне зависимости от желания эльфов Злоговар вновь станет гоблинским.

Реконкиста – и никаких гвоздей, как сказал генерал Гремящий, командующий силами вторжения.

«Смерть эльфам! Здесь был Сопля!» – нацарапал какой-то солдат на стене дома, рядом с которым стояла полевая кухня. Под навесом толкашились кашевары.

– Жрать давай, – мрачно потребовал Гробовщик у главного блюстителя провизии, за что в ответ получил от громилы с закатанными рукавами цветастый монолог насчет всяких там дармоедов. У Чмокалы все были дармоедами – ко всем он относится одинаково, что к офицерам, что к рядовым. Чмокала тоже время от времени проклинает судьбу. Раньше он работал поваром в ресторане и получал неплохие деньги, а теперь, видите ли, погнавшись за воинской доблестью, прозябает среди недоумков. Сам-то он был недоумком другим на зависть и силищей обладал завидной. Пальцами мог согнуть толстую чугунную кочергу, а двумя руками завязать ее в красивый бантик.

Ругаясь, повар тем не менее выдал им по порции гороховой каши с жареными улитками и сухарями, пожелал приятного аппетита и побыстрее загнуться.

– Мне бы быть таким оптимистом, Чмокала, – сказал Сказочник, отходя от котла.

Здоровяк погрозил ему большущим половником и разинул пасть. В ней кое-чего не хватало – зубов через одного.

– За компотом придем, – предупредил Сказочник. Компот, как он успел заметить, сегодня был из волчьей ягоды с добавлением рябины и вороньего глаза. Его любимый. Почему-то напоминал далекие деньки голоштанного детства в трущобах Дырявой Подметки. И с чего это сегодня тянет на… есть такое эльфье словечко – ностальгия… вот на нее и тянет… Тьфу, подумал гоблин, не к добру, ясно дело…

Гробовщик успел куда-то смыться. Сказочник поискал его глазами и обнаружил чародея в тенечке под деревом. Гобломант сидел на земле и жевал кашу с отрешенным видом. Таких выражений даже на самых что ни на есть мужественных мордах Сказочник успел навидаться. В основном у неопытных солдат, пребывающих в ступоре после первого тяжелого боя. А вот Лукавый Зим когда-то учил Сказочника: не забивай голову, словно какой человеческий философ, всякой пакостью – легче жить, а главное, воевать будет. Не тот гоблин пошел, не какой был в стародавние времена, все шевелить извилинами норовит… Раньше только отмашку дай – и понеслась бандера в бой до победного конца, а сегодня?.. Ну тот не тот, а даже гоблины при всей своей выносливости, какая и не снилась ни одной другой расе, склонны чувствовать предел. Другое дело – показывать усталость и опустошенность настоящий гоблин не имеет права. Особенно в солдатском ремесле.