Алексей Гравицкий - Зачистка Страница 3

— Снейк, скотина, — улыбнулся Мунлайт. — Как же я рад тебя видеть.

На бледном бородатом, как у Санта Клауса лице промелькнуло радостное узнавание.

— Сколько раз я просил тебя не называть меня Снейком.

— И как вас величать прикажете, батюшко «неСнейк»?

— Зови Змеем. Или русский язык забыл? Хаосит несчастный.

— Само такое, — беззлобно отмахнулся Мун и подошел ближе.

Снейк выглядел больным, уставшим и замученным. Бородища торчала клочьями. Выставленная вперед правая нога была перевязана выше колена. Бинт казался единственной чистой тряпкой на его теле. И тот темнел проступающим кровавым пятном. Не слишком большим.

Мунлайт уселся на бревно рядом.

— Это все? — кивнул на повязку.

— А тебе мало? — удивленно вылупился бородатый. — Хотя понятно дело, нога-то не твоя.

— Дурак ты, Снейк. Видать Угрюмый в самом деле сильно нервничал, когда на спуск давил. А то лежать бы тебе здесь совсем без ног. Чего там?

— Бедро навылет, — сердито пробурчал бородатый. — Кость не задело, жилы вроде тоже целы.

Мунлайт покосился на раненого со странным выражением. Больше везения перепало только ему, вылезшему без ощутимого вреда для здоровья из аномалии.

— Ты в рубашке родился. А бинтовал кто?

— Кто-кто? Ты тут много народа видишь? Сам и бинтовал. Жгутом перетянул, промыл, перебинтовал. Ну и вколол, чего под рукой было. Барахла вы здесь много побросали. Оружие похватали только. А жратвы, медикаментов и прочей ерунды — жопой жуй. Могу магазин открывать.

Мун встал с бревна и поднял с земли автомат. Этот самый «Вал» он держал в руках еще утром, а кажется, будто с тех пор целая жизнь прошла.

— Патронов нет, — хмуро предупредил Снейк. — Тут какая-то дрянь в тумане шлендрала, я и разрядил все до железки. Так что один «калахан» на двоих. И пара пистолетов припрятана.

Мун кивнул и отложил в сторону бесполезный «Вал». От автомата, хоть он трижды специальный, без боекомплекта толку ноль. Психологическим оружием здесь никого не напугаешь. Хочешь чего добиться — стреляй. А таскать на себе лишнее железо охоты нет, хотя и выбрасывать редкий ствол глупо.

Костер уже не горел, а тлел понемногу. Дымились жидкими струйками обугленные головешки. Запаса дров, кроме гнилого бревна, возле которого устроился Снейк, не нашлось.

— Я пойду хвороста наберу, — решил Мун. — Ты посиди пока.

— Не волнуйся, не уйду, — фыркнул бородач.

Пока он блуждал в тумане в поисках чего-то, что горит, почти совсем стемнело. Ночевать в Зоне, да еще в этом тумане, от которого сам черт не знает чего ждать, не хотелось смертельно. Вот только вариантов не было. Идти сквозь Зону и туман ночью и вовсе было самоубийством. Тем более с раненым на шее.

Ладно, ночь переживем, а там поглядим. Главное, чтобы у Снейка заражения не пошло. А то ночевка может стоить ноги. А без ноги мужику в Зоне не жизнь. Да и не в Зоне тоже.

Стараясь думать не о прошлом, будущем и прочих категориях, толкающих на ненужные фантазии, Мун принялся реанимировать костер. Прошлое копать глупо. Будущее прогнозировать наивно. А вот позаботиться о насущном — самое оно. И руки при деле, и ерунда всякая в голову не лезет, и дело опять же полезное.

Снейк все так же сидел у бревна и мучился. Не то от бездействия, не то от боли в простреленном бедре. Как, интересно, он вообще сюда дополз, если его, как он говорит, все бросили? Хотя, с другой стороны, можно и стометровку на сломанных ногах пробежать и на дерево со сломанным позвоночником влезть. Болевой шок штука такая.

Костер тихо потрескивал в темноте. С краю притулились две вскрытые жестяные банки с какой-то консервированной ерундой. На банке было написано «голубцы», но содержимое на голубцы походило мало. Впрочем, консервы — они и в Африке консервы. И похожи они на консервы, а не на то, что на них написано.

Пока Мун возился с костром и консервами, Снейк вкатил себе в ляжку новую дозу какого-то анальгетика и теперь ловил кайф от жизни. Боль видимо немного поутихла, и бородатый принялся приставать с расспросами.

Мунлайт отвечал нехотя. Чего рассказывать, если он и сам половины не знал. Да и то, что знает, не слишком приятно.

— Значит, Карася больше нет, — задумчиво произнес бородатый.

— Снейк, я ему горло вот этой рукой перерезал, — продемонстрировал Мун свою левую. — Думаешь, с этим живут?

— Не знаю, тебе виднее. Тебе с этим жить.

— Я не про себя, — огрызнулся Мун. — Я про Карася. И не хрен мне на совесть давить. Когда меня хотят убить и вопрос стоит о выживании, совесть не котируется.

— Жаль его, — задумчиво пробормотал Снейк. — Говнюк конечно тот еще был, но анекдоты травил весело.

— Анекдоты у него были бородатые и человек он был дрянной, — отрезал Мун. — И вообще, с какого перепуга ты вдруг начал шестерок Васькиных жалеть?

Услыхав про Ваську Кабана, Снейк встрепенулся.

— А этот где?

— Там же, где и его шестерки, — пробурчал Мунлайт.

Ковыряться в воспоминаниях ему не хотелось совершенно. День выдался суетный и стыдный. Ничего светлого в нем не было, гниль одна.

— Его тоже ты? — не отставал бородатый.

Мун мотнул головой и принялся выуживать из костра согревшиеся консервы.

— А Угрюмый с мальчишкой со своим что же?

— Ушли… Ё-мое!

Мун отдернул руку и принялся зло трясти обожженными пальцами.

— Когда я видел их последний раз, они живые и здоровые возвращались обратно. Так что, если приключений на задницу не нарыли, то сейчас приняли по двести пятьдесят на рыло и дрыхнут в каморке у Угрюмого.

Он осторожно перехватил банку и протянул Снейку. Вторую взял себе, на «голубцы» посмотрел с тоской. Есть не хотелось, но не сидеть же голодным всю ночь напролет. Осень всеж-таки снаружи не греет, так хоть брюхо набить.

— Они же вроде к четвертому энергоблоку шли, — продолжал любопытничать Снейк.

— Слушай, — разозлился Мун. — Ты бы пошел туда после всего, что сегодня было, практически без оружия?

— Я б туда вообще не пошел, — отмахнулся Снейк.

— А Угрюмый, что думаешь, совсем без мозгов? Назад он пошел. К «Долгу».

«А может и не назад», — мелькнуло в голове. — «Кто его знает, что Угрюмому в башку вступит? Чужая душа — потемки».

Но думать об этом не хотелось. Снейк все так же сидел на земле у бревна, только «пенку» под задницу подсунул. Содержимое банки ковырял ножом, отправлял в рот и, кажется, получал от этого удовольствие.

— Выходит, — подытожил бородатый, облизывая нож, — четверо отправились на тот свет, двое домой. А мы с тобой…

Он замолчал и хмыкнул, словно совершил открытие.

— Хорошая прогулочка получилась. Нас оставалось только двое из восемнадцати ребят, — пропел бородатый.

— Не-а, не так, — покачал головой Мунлайт.

Он поводил носом по сторонам, словно искал что-то, сам не зная, что ищет. Наконец, за неимением лучшего, перехватил консервную банку и принялся настукивать по ней тупой стороной лезвия ножа. А потом запел:

— Жаль подмога не пришла,

Подкрепленье не прислали.

Нас осталось только два,

Нас с тобою напаяли.

Все братушки полегли

И с патронами напряжно,

Но мы держим рубежи,

Мы сражаемся отважно.

Снейк слушал с раскрытым ртом, безвольно опустив консервную банку. Мун прежде пел много и всегда задорно. Не важно что, но всегда в его песнях была пруха. Сейчас голос его звучал с какой-то мрачноватой обреченностью. И сам он выглядел как клоун за кулисами. Отработавший вечернюю программу. Парик еще не снят, грим еще не смыт, но человек уже другой, не тот, что паясничал на арене.

— Пушка сдохла, все, трандец,

Больше нечем отбиваться.

Что ж, закурим, брат-боец,

Нам от смерти не смотаться.

Жаль подмога не пришла,

Подкрепленье не прислали.

Что ж, обычные дела,

Нас с тобою напаяли.

Мунлайт последний раз стукнул по банке, подкинул ножик и всадил его в землю по рукоять, как в детстве, когда играли в «ножички». Пустая банка по дуге отлетела в костер.

— Знаешь, Снейк, — удивительно серьезно произнес Мунлайт, — у меня такое впечатление, что мы сами себя нае… напаяли. Вот ты зачем с Кабаном пошел? Ты ж гопоту не перевариваешь.

Снейк поднял свою банку и бессмысленно заскреб по ее пустым внутренностям ножом. Мун молчал, словно ждал ответа. Бородатый поднял на него глаза и споткнулся о пристальный взгляд.

— Давай не будем об этом, — пробурчал он. — Дрянное дело вышло. Выхода у меня не было.

— Вот и у меня не было, — кивнул Мун. — Ладно, давай что ли автомат и спи. Я покараулю. Потом поменяемся.

4

Вышли с рассветом. Ночь прошла на удивление спокойно. Только костер к утру окончательно потух, и стало жутко холодно. Так что поспать еще, даже если б возникло такое желание, уже не получилось.