Наталья Игнатова - Змееборец Страница 3

– Ты скажи, что ищешь, – купец стянул с плеч мокрый плащ и тоже сел, – если есть у меня, я отдам.

– Да кабы я знал, – синие глаза смотрели задумчиво. – Не нравятся мне, понимаешь ли, люди, которые такие деньжищи и камушки без охраны возят. Ведь подумать страшно, сколько стоит то, что ты для бабы своей везешь. Неужели денег на сопровождение не нашел? Вряд ли. Значит, что? Значит, думал сам справиться. От дурости великой? Опять же не верю. У дураков таких денег при себе не водится. Что скажешь?

Серпенте пожал плечами:

– Если честно, рассчитывал проскочить пока дожди. Обозы сейчас не ходят, и разбойники попритихли.

Краджес хмыкнул.

– Обыскать его, – скомандовал холодно.

И снова взялись обыскивать. На сей раз со всем тщанием. Стянули перчатки, кафтан, даже сапоги и рубашку. Нашли во внутреннем кармане подорожную, несколько кредитных поручений, выданных десятиградскими банками, сдернули с шеи, оборвав тонкой работы цепочку, золотой Огнь.

– Анласит, – кивнул Краджес, разглядывая Огнь. – Не люблю я вас, страсть!

– У него браслет, – сообщил один из разбойников. – Не снимается.

Синеглазый атаман долго разглядывал искусно вырезанную из дерева змейку, что свернулась на руке купца, повыше локтя. Потом отошел и с ног до головы, так же внимательно, как браслет, оглядел своего пленника. То, что он видел, Краджесу не нравилось. Но что именно не нравилось и почему, он объяснить бы не взялся. Вот просто не по себе, и все тут. И узор на браслете знакомый, но где его видеть доводилось, вспомнить не получается.

Неправильная какая-то добыча. То, что и нужно было, Капитан ведь приказал на непонятных всяких в первую очередь внимание обращать. Однако… нет, не так что-то с этим десятиградцем.

Здоровенный, мрачный, если бы не косища, какой любая девка позавидует, и не угадаешь, что торгаш. Они там, в Десятиградье, через одного такие – с косами до задницы, одно слово что купцы: встретишь на большой дороге, так неизвестно еще, ты его обберешь, или он с тебя башку снимет. Зверюги такие, им бы в армии служить, а не золото в сундуках пересчитывать. Ишь, стоит, зараза, ухмыляется. Весело ему!

– Что там, в подорожной? – спросил Краджес, ни к кому отдельно не обращаясь.

Кто-то тут же взялся зачитывать.

– Серпенте? – переспросил атаман. – Ах, какая птичка к нам залетела. Я бы даже сказал, птица. Орел цельный, с потрохами и перьями. Как думаешь, мастер, обидятся гномы, если в Загорье с тебя шкуру живьем сдерут и чучело сделают?

Десятиградец приподнял бровь.

– С чего ты взял, что я дружен с гномами?

– Может, ты и вправду дурак? – удивился Краджес. – Или не знаешь, что деревянные бирюльки свои они не продают? Никому и никогда. Только дарят. Не знаешь?

– Знаю. Но это, – купец шевельнул плечом, – не гномья работа.

– Брешешь. Людям такое не сделать. А ты с нелюдью якшаешься, это всем известно.

– Образованный нынче разбойник пошел, – задумчиво пробормотал Серпенте. – Что такое зубная щетка – слышать не слышал, а купцов десятиградских знает наперечет.

– Да не всех, – хохотнул Краджес, – только Десятку. Как раз по одному на город выходит. Вас запомнить много ума не надо. Ну что… мастер. Тебя ведь мастером называть положено? Как мы поступим с твоей шкурой?

– Я слышал только один вариант. Он мне не нравится. Есть другие?

– Есть. Прислать твою шкуру гномам, а голову – в Квириллу, столицу вашу.

– Тебе так надо, чтобы гномы обиделись на Загорье? Знаешь, Краджес, я предложил бы тебе спросить за меня выкуп. Честное слово, пользы будет намного больше. И деньги верные. За голову же тебе не дадут ни талера.

Голос у Серпенте был громкий, сильный. Про деньги услышали все. Даже повар заинтересовался, отложил устрашающего вида черпак и развернулся к беседующим.

Краджес задумался. Почесал темную бороду.

– А пока я буду выкупа ждать, ты отсюда сбежишь, так надо понимать? И не будет мне ни денег, ни гномов обиженных, а будет сплошное расстройство.

– Зачем мне бежать? – спросил Серпенте, – просто дай мне уйти. Я оставлю доверенность, и ты получишь деньги так скоро, как сумеешь добраться до ближайшего десятиградского банка в Гиени.

– Где меня и возьмут тепленьким, потому что ты в своей поганой бумажке напишешь чего-нибудь… откуда я знаю, что там положено писать!

– Твои мальчики уже закончили с моим кафтаном? – купец поморщился, – здесь не жарко. Я не собираюсь писать ничего лишнего. Хочешь, дам тебе слово…

Разбойник хрюкнул, покрутил головой:

– Слово? Ну, ты даешь, купец! Слово он даст, слыхали?

Вокруг загудели оживленно, вполне разделяя веселье вожака.

– Да ты одевайся, – разрешил Краджес, широким ножом ковыряя ножны с непонятным мечом. – Может, мне тебя заместо шута здесь оставить? Развлекать нас будешь. Зимой, да и в дожди, как ты верно подметил, заняться особо нечем.

Обтянутое кожей дерево под острием ножа подалось, треснуло и раскололось по всей длине. Атаман хмыкнул, взрезал кожу и прищурился от плеснувшего в глаза серебристого блеска.

– Ты гляди, – он окончательно высвободил клинок из сломанных ножен, – светится. Что это за цацка такая, а, мастер? Сам расскажешь, или поспрашивать придется?

Лицо десятиградца отвердело, под гладкой кожей прокатились желваки.

– Ройш зарр, мразь! – рявкнул он, и верхняя губа как-то по-звериному вздернулась, показав белые зубы, – тийсашкирх…

Его тут же схватили сзади за локти, навалились, уронив на колени. Очень вовремя, потому что Краджес и без «мрази» понял, что все сказанное – очень грязное ругательство. Бес его знает, что такое было в низком голосе, кроме гнева, не то брезгливость, не то насмешка, но это что-то вывело из себя, и Краджес, отбросив меч, с размаху ударил пленника по лицу. Ободрал о зубы костяшки пальцев, от боли взбесился еще больше, и, намотав на кулак длинную косу Серпенте, рванул вниз, что было сил, заставив купца поднять голову.

– Заткни! Свою! Поганую! Пасть! – приказал он, подкрепляя каждое слово весомой пощечиной, – ты понял меня?! Мразь!

Ответом ему был тихий, угрожающий рык, от которого, казалось, задрожали все кости.

– Рычит, как пес, – хмыкнул Краджес, самому себе не желая признаться, что малость испугался. – А коса, как у бабы.

Парни, что были поодаль, громко заржали, но тем двоим, что держали Серпенте, по всему видать, было не до смеха. Они слышали то же самое, что слышал атаман. И видели, как смотрел на него десятиградец. Что бы ни болтали про этих купцов, а известно, что косы в Десятиградье носят парни, от которых лучше держаться подальше.

Велик был соблазн немедленно перерезать горло слишком опасной добыче.

Вместо этого Краджес вытер окровавленную ладонь о дорогую рубашку купца, пнул его напоследок под ребра – показалось, что по дереву пинал – и приказал связать покрепче.

– Я решу, что с тобой делать, – пообещал он, – и тебе это не понравится. А кухней нашей ты, коли такой гордый, все равно побрезгуешь, так что и жратву на тебя переводить не стоит.

Часом позже Краджес сидел во главе длинного стола, отхлебывал пиво из кружки и слушал оживленный говор вокруг. Парни радовались удаче. Такая нечасто идет в руки. С одного купца взяли денег больше, чем с иного каравана. А караваны, они, как известно, охраняются.

Ну, взяли. Головной боли с этакой радости больше, чем прибыли.

Серпенте Квирилльский, имя громкое, человек странный. Снять с него голову, и Десятиградье обязательно обидится. Да и гномы, наверное, рады не будут. Про гномов рассказывают, что кто с ними задружился, за того они сами с кого хочешь голову снимут. Королеве такие дела не по нутру придутся. Это с одной стороны. С другой – деньги. Впрочем, никто не мешает и деньги взять и башку снять. Но зачем, спрашивается, понесло такого большого человека в Загорье, да еще в одиночку, да еще с драгоценностями, что самой королеве подарить не зазорно?

А костюм у него в сумках седельных такой, что не только к королеве, к императрице готской на прием явиться можно.

Меч ему, значится, отдать, и отпустить. Остальное берите, не жалко, мол. Что ж это за меч такой, сказочный, а? Не в сказке ведь, взаправду видел Краджес неяркий серебристый блеск. Тоже гномы? Про них разное рассказывают, кто им глянулся, тому и камни самоцветные будут, и золото, и удача во всех делах. Может, и оружие гномье? Если правду говорят, что Серпенте им душу продал, так почему нет?

Спешит куда-то Серпенте Квирилльский, торопится, с подарками или без, дело десятое, лишь бы успеть. Что за дела у него в Загорье? Что здесь нужно этой хитрой бестии, которая, похоже, нынче сама себя перехитрила?

Непонятно. Одно только ясно: не надо было ножны ковырять. И меч доставать не надо было. В колдовство Краджес не верил, но в существовании гномов не сомневался ни один обитатель предгорий, и в этом атаман не был исключением.