Шимун Врочек - Время предавать Страница 3

Молчание. В камине пылает огонь, теплый отсвет ложится на лицо князя… Со лба сбегает янтарная капля.

– Мои войска наготове. Известие о смерти герцога, один из его сыновей… солдатам нужно знамя, как вы понимаете… и – все.

– Вторжение. Я предполагал нечто подобное.

– А знаете, почему вторжения не будет?

– Вальмир отказался.

– И это знаете? Не поверите, он сказал мне при встрече…

– «Я дал слово». Так?

– Он точно не ваш сын? – невинно интересуется князь. Поднимает руки; на широченных ладонях – застарелые мозоли. – Шучу, шучу…

– И все же основная причина в другом, – князь прищуривается. – Впервые я не боюсь удара в спину. Иметь в союзниках честного человека – такое случается нечасто… Уж поверьте старому интригану.

– Карл вам не союзник.

– Зачем же дело стало? Вы постараетесь его убедить, не так ли?

– Возможно.

– Не скромничайте. Да, как союзник союзнику… Вальмир отказался взять моих солдат, это правда. Однако полным ходом идет набор добровольцев. Он создает собственную армию. Догадываетесь, зачем?

– Думаю, скоро мы обо всем узнаем…

Псовая охота.

Он ощущал себя беглецом, по следу которого идет свора. За последние дни чувство это усилилось до жути, спину сводило в ожидании слюнявой оскаленной пасти…

Лай. Ему мерещился лай.

– Плохие новости, мой господин.

Голос. Стертый, усталый; за пеленой весеннего дождя слышен брех гончих. Мутными пятнами проступают деревья…

– …плохие, мой господин. Брат герцога нашего, Вальмир…

Тусклыми наконечниками казенных копий бьют в небо ели. Серые ели…

– …Вальмир, вторгся в пределы баронства…

Голубизна неба – обман. Небо обретает цвет…

– …имея войско из ста рыцарей и полутора тысяч пехотинцев…

Но почему этот цвет – серый?

– …пехотинцев. Два дня назад случилась битва. Вальмир…

Лист… резной кленовый лист – цвета пыли?

– …Вальмир убит. Да пребудет душа его в мире.

«Знаю. Самое поганое, что я все прекрасно знаю…»

«Он точно не ваш сын?»

Точно.

Двое.

Князь. Снежной белизны седина, как бывает у очень старых людей. Могучие руки лежат на подлокотниках кресла, словно удавы, готовые к броску… Тревожный прищур глаз.

– Говорят, вы ослепли, Салим?

Он. Лицом – старше князя, глазами – древнее бога; горькая складка губ. Плечи также широки, как и раньше, но в осанке появилась странная сутулость.

– Ваша Светлость. Ваш плащ… какого он цвета?

Князь растерянно оглядывает себя.

– Кра… малиновый.

– Серый, – князь в изумлении вскидывает взгляд. – Для меня. Я начал забывать, что существуют и другие цвета, кроме серого…

– Вы опять ничего не ели?

Он равнодушно пожимает плечами. Рослая круглолицая женщина неодобрительно качает головой, всплескивает руками:

– Даже настой ромашки не выпили! А я-то надеялась, что князь на вас повлияет… Он ведь мужчина хоть куда – старый, да крепкий. Поел за двоих, выпил за пятерых, а по пути вниз у меня ватрушку стянул… А ну! Пейте. Пейте, кому говорю!

Он берет в руки кубок, отхлебывает. С трудом глотает.

– Остыло, – виновато улыбается.

– Сейчас согрею, – оттаивает Мария. Изымает из рук хозяина кубок. – Чур, уговор: выпить все! Иначе ноги моей больше в этом доме не будет!

…Звон металла.

– Мария? – он открывает глаза. – Что за грохот? Это на улице?

Тишина.

– Мария?

– Здесь я, здесь! – доносится снизу. – Говорила же, когда-нибудь эта полка оборвется… Все кастрюли попадали!

Голос странно напряжен.

Крик.

Он хватает перевязь с мечом, прыгает через ступеньки… сбегает вниз. Женщина. Незнакомая. Нет, Мария! Взъерошенная, словно наседка, что защищает цыплят, позади нее – входная дверь…

– Не пущу! – кричит кухарка, безобразно распластавшись в проеме. С улицы – звон железа и вопли ярости. Убивают… Кого? Князя!

– С дороги, дура! – он выхватывает меч из ножен, отбрасывает не нужную более перевязь. – С дороги!

– НЕ ПУЩУ-У-У!

Хрупкий излом бровей.

Тонкое запястье.

Немыслимого изящества движения.

Он смотрит, как волосы падают ей на лоб, видит морщинку меж бровей… Видит, как бьется в виске жилка.

«Интересно, какого цвета ее глаза?»

– Что вам нужно? – говорит она. В голосе усталость и… гнев.

Он вздрагивает.

– Мне? – пробует слово на вкус. – Нужно?

– Да! – почти крик.

– Вы. Ваш будущий ребенок.

Она вскакивает.

– Нет!

– Да. Если ребенок Вальмира… как сказал князь…

– Предатель!

Это оказалось неожиданно болезненным.

– Истеричка.

– Не смейте меня оскорблять! – кричит она, бросается вперед, хватает подсвечник… хватает пустоту. Растерянно оглядывается.

Салим взвешивает подсвечник в ладони.

– Все? – спрашивает он.

– Вы… вы…

– Прошу вас, сядьте. Прекрасно разыграно, но…

Она замирает.

– Но мало практики. В следующий раз не надо смотреть на меня так прицельно. И на подсвечник – не надо…

«Золотистые».

«В темном ободке».

Жаль, что я не различаю цвета…

…Снова приходила та женщина.

– Глупо, – он сжимает подлокотники кресла, мнет пальцами бархатную обивку. Руки словно чужие, стремятся вперед и… к ней. В ладонях – биение сердца. Зуд.

– Глупо? – в голосе – явное раздражение. Вот только он не может понять – отчего.

– Мария была моей кухаркой… Однажды что-то случилось, и ее преданность стала… не совсем преданностью.

Она встает, проходит мимо.

Салим с трудом сдерживает себя. Всем существом рвется к ней, обнять, но…

– Она влюбилась в вас? – звук ее голоса. – Нашла в кого!

– Я и говорю: глупо, – он становится противен сам себе. Циник.

– Дура, дура, дура! Она просила передать…

Елена не находит себе места. Мечется из угла в угол.

– Что именно? – он начинает подниматься. – Что она просила?

– А вы не знаете?!

– Нет.

Елена останавливается, поворачивает к нему разгоряченное лицо. Блеск глаз…

– Она любит вас! Дура, дура, дура!

– Не надо, – говорит он. Елена делает шаг и толкает его. Падая в кресло, Салим с удивлением понимает, что вместе с ним падает и она, а его руки… ее губы…

Сад. Придавленные свинцовым небом яблони, тяжелая листва темно-серого оттенка, скамьи, занятые скучающими горожанами. Пустота в глазах людей. Усталость.

Из-под ветвей навстречу Салиму выходит человек.

– Господин, – склоняет голову он.

– Здравствуй, Голос. Какими судьбами? Я думал, ты в княжестве…

Голос печально улыбается.

– Нет, господин. После смерти князя там некому предложить свою верность. Наследников одолевает жадность, не удивлюсь, если в скором времени княжество запылает огнем.

Салим молчит.

– Вы знаете, кто убил князя?

– Хочу ли я знать… как думаешь? – предчувствие ознобом отзывается в затылке. – Хочу.

– Вы искали, я знаю, – говорит Голос. – Но искали – не там.

– Что значит, не там?

– Вы искали среди врагов князя… но убийца ненавидел не князя, а вас. Именно вас. Слепо и разрушительно.

Ноющий затылок. Понимание.

«Не верю, не хочу верить».

– Боже, как я был глуп… как мог не заметить…

– Все мы совершаем ошибки.

– Это плохое оправдание, – Салим трет бровь, надавив так, что белеют кончики пальцев.

– Почему?

– Потому что оправдывает все.

– Салим! Опаздываешь! – мальчишеские губы кривятся в улыбке, которую тот, скорее всего, считает надменной. Салим же видит в ней и боль, и затаенный страх.

Нож серой стали. Дрожащее лезвие отплясывает в двух дюймах от горла Елены.

– Карл, – начинает Салим. Замолкает. Глаза Елены – мой, ты мой, ты спасешь, ты можешь, ты все можешь…

– Любезный регент, – насмешливо вторит молодой герцог. Руки дрожат, а вот голос – нет. – Дорогой и незаменимый. И, как ни странно, честный. Оплот. Чье слово камень, чья жизнь… Ты и меня предашь?

Глаза Елены. Ты – мой.

Я – твой, шепчет он и делает шаг вперед.

– Стой! – голос уже не слушается Карла. – Или она умрет!

– Карл, остановись. Ты совершаешь ошибку.

– Нет, это ты совершаешь ошибку! Салим как там тебя… Селим… Я все знаю о тебе!

– Карл!

– Для тебя я герцог!

– Да, мой господин.

– Салим, Салим… – жуткая улыбка. – Я ведь верил тебе. Мой брат верил, мой отец верил, твой любимый князь – черт его возьми – тоже верил!

– Поэтому ты убил его?

– Знаешь? А знаешь ли, Салим, что значит быть слабым? Когда родной брат считает тебя тряпкой?!

– Неправда! – крикнула Елена, рванулась. – Вальмир не мог…

Кончик лезвия ткнулся ей под подбородок, отпрянул. Вдогонку понеслись капли. Темные, почти черные…

Мир словно взорвался.

– Знаешь ли ты, как это – все понимать, и идти наперекор себе? По десять раз менять решение, с ужасом ожидая, кто следующий придет тебя убеждать – и ведь убедит! Чувствовать бессилие и ненавидеть себя? Понимать, что твои слова – не больше, чем пустой звук, а окончательное решение все равно за другим?