А. Делламоника - Город на Проклятом Море Страница 3

Рутлесс предпочитала не общаться с кабу в повседневной жизни, если этого можно было избежать. В маске она ощущала приступы клаустрофобии. Даже спустя много лет было что-то такое в воспоминаниях о щупальце, обвивающем ее запястье, о крошечных присосках, шарящих по ее ладони, что вызывало у нее тошноту.

Она добралась до последней записи. Видео начиналось с того, что пара, которую она видела мертвыми в квартире, подъезжала к зданию на Феникс-стрит. Когда машина отъехала, женщина подняла глаза — всего на секунду — и взглянула на зеленоватый диск Прыгающей Луны.

Камера, следуя за ними внутрь здания, то опускалась, то взмывала вверх в поисках лучшей точки обзора. К тому времени, когда она зависла неподвижно, женщина уже разделась и прислонилась к стене, чтобы кальмар смог ощупать ее.

Зачем это понадобилось Раву, удивлялась Рутлесс, — она испытывала тошноту, глядя, как щупальца шарят по телу женщины, залезают ей в уши, касаются уголков глаз и, наконец, ощупывают ее влагалище и анус. Сразу после этого все и произошло: кальмар одним щупальцем со страшной силой дернул ее за язык, а другое засунул ей в горло.

Когда женщина начала задыхаться, ворвался Рав.

Рутлесс испытала ярость медведицы, глядя, как ее племянник и кальмар схватились, как клюв чудовища разрезал грудь Рава и из раны хлынула кровь. Рав сунул руку в глотку врага, воткнул пальцы в мягкое нёбо инопланетянина. Резким движением он пробил желеобразную плоть и стиснул в кулаке мозг. Кальмар забился в конвульсиях, затем рухнул на пол.

Высвободив руку, Рав подполз к женщине, вытащил из ее горла окровавленное щупальце. Проверил пульс, начал делать искусственное дыхание. «Хороший мальчик», — подумала Рутлесс, прокручивая запись вперед. Он старался изо всех сил, но напрасно, затем, рыдая, рухнул в лужу черной крови, и его стало рвать. Прошло некоторое время, прежде чем он пришел в себя и отключил камеру.

Рутлесс удалила все файлы и пошарила в базе, разыскивая копии. Она нашла копии старых файлов, последняя запись не была дублирована. Рутлесс с чувством облегчения уничтожила копии, выбрала парочку наиболее агрессивных защитных программ Элвы и запустила их, чтобы они стерли все следы уничтоженных файлов.

Затем, пробежав по коридору, она заглянула в театр.

Когда ее невестка приехала в Земной Город, из личных вещей у нее с собой имелась лишь надетая на ней униформа. В двух чемоданах, которые разрешалось взять с собой каждому Изгнаннику, и в одном чемодане, принадлежавшем Раву, Элва привезла фильмы, сотни фильмов: блокбастеры, высокохудожественное кино, мультфильмы, классику, всяческие развлекательные записи, которые ей удалось достать. Сойдя с корабля, она тут же отправилась в лицензионное бюро. На следующий день Элва получила документ, разрешающий заниматься бизнесом, единоличный контроль над большим кинотеатром и просторную квартиру рядом с ним. Она начала круглосуточно демонстрировать фильмы… и народ потянулся в ее заведение.

Прошла неделя по календарю Кабувы, и Элва получила все необходимое — одежду, кухонную утварь, книги. Беженцы, потрясенные расставанием с родной планетой, лишенные всего, радовались даже мимолетному видению дома.

Сейчас зрители допускались в кинотеатр исключительно за деньги. Как всегда, зал был забит до отказа, все двести мест были заняты, снаружи выстроилась очередь тоскующих по дому землян, большинство — ровесники Рутлесс. Показывали старую болливудскую[4] картину — «Мангал андей»,[5] подумала она. Многие сидели с отвисшими челюстями, словно в трансе. Некоторые бормотали вслух, читая английские субтитры.

Рутлесс позволила себе бросить лишь один взгляд на экран, один взгляд на опьяняющее зрелище лошадей и пустыни, на знакомое небо Земли. Затем она на цыпочках прокралась в офис Элвы. Немного повозившись и воспользовавшись одним из своих аэрозолей, она взломала сейф и взяла пачку контрамарок. Голос Элвы заставил ее обернуться:

— Что ты здесь делаешь? Где Рав?

По стандартам беженцев, Элва была богатой женщиной, но годы лишений, предшествовавшие Изгнанию, сделали ее скупой. Она носила серую одежду самого простого покроя и старые кожаные сапоги. Волосы были коротко острижены, и рыжая с проседью щетина не скрывала шрама на черепе. Рав рассказывал, что она копит продукты и лекарства на тот день, когда они отправятся домой.

Глаза ее были похожи на изумруды — такие же блестящие, зеленые, враждебные. Рутлесс и ее невестка не раз сражались плечом к плечу, но никогда не были друзьями.

— Рав наверху, — ответила Рутлесс и, когда Элва сделала движение в том направлении, добавила: — Оставь его.

— Какое право ты имеешь указывать мне, что делать в моем собственном доме?

— Прости.

— С ним все в порядке?

— В общем, да.

— У него неприятности?

— Это ненадолго.

— Что произошло?

— Если я расскажу, ты пожалеешь, что спросила.

Элва быстро оглянулась на занавес, отгораживавший их от зрительного зала.

— Если ты хочешь позвать своих парней, чтобы они меня вывели из игры…

— Думаешь, я настолько глупа, чтобы применять силу, Рутлесс?

— Думаю, с этим лучше повременить, — любезно ответила она, но Элва не пошевелилась. Если невестка и вызвала своих псов, то не давала отбоя. — Возвращайся к работе, Элва. Веди себя как обычно. Рав будет дома к рассвету.

— И это все? Появилась здесь, напугала меня до смерти, обобрала до нитки — и не собираешься ничего рассказывать?

— Больше не спрашивай, — сказала Рутлесс. — Не здесь. Его тоже не спрашивай.

— Дерьмо собачье.

— Для всех будет лучше, если ты притворишься, будто не знала, что он выходил. Всем, кто спросит, отвечай, что он провел ночь дома.

— В какую грязь ты его затащила?

— Если не сделаешь, как я скажу, Элва, кальмары придут за ним. И утопят его. Ты — моя семья, Элва, но он — моя кровь. Упомянешь об этом ему или кому-либо еще, и полиция может заинтересоваться, и тогда сына моего брата убьют. А я расскажу всем, что ты работала на Врагов.

— Я никогда…

— Слухи — это не обязательно правда, Элва. Ты женщина, ты богата, и в тебе есть что-то от суки. Тебя не любят, и ты это знаешь. А теперь возвращайся к работе, пока твой ребенок не пришел и не увидел, как мы спорим.

— Я не спорю с тобой.

— Мне кажется, мы поладим, — сказала Рутлесс, но тут Элва сильно ударила ее кулаком в челюсть.

Рутлесс упала навзничь на письменный стол. Она забыла о вспыльчивом характере невестки.

— Не угрожай мне, Руги. Это мой сын. Думаешь, шантаж…

— Все плохо, ясно? Он в беде, в большой беде. — Она ощутила вкус крови во рту, и у нее мелькнула мысль дать сдачи. Много лет прошло с того дня, как они дрались в последний раз… достаточно много, и она решила, что это будет даже забавно. Но вместо этого она сказала: — Мне не следовало этого говорить. Это твой ребенок. Ты будешь молчать, я знаю.

На лестнице послышались легкие шаги.

— Тетя?

Элва ударила Рутлесс кулаком в переносицу:

— Не проиграй. Какова бы ни была игра…

— Я никогда не проигрываю. — С трясущейся челюстью Рутлесс обошла Элву и скользнула обратно в вестибюль.

— Рутлесс? — Хриплый шепот.

— Просто Рут, Рав, — вздохнула она. — Ладно?

— У тебя кровь идет.

— Один из головорезов твой мамы решил, что я безбилетница.

— Он еще жив? — Шутка не удалась, потому что голос его дрожал.

— Внезапно убить — не так уж смешно, а, парень?

— Так что теперь?

Действительно, что? Элве нужно время, чтобы успокоиться, а Рав слишком возбужден, чтобы остаться. И в любом случае он уже в игре, не так ли? Правило клуба номер один: убирай за собой игрушки.

Она повела его по тротуару, благодаря небо за сгустившийся

туман.

— Давай поговорим о том, как обычно люди попадаются.

— Хорошо.

— Они звонят по телефону или переводят большие суммы денег примерно в то время, когда было совершено преступление.

— Я звонил тебе.

— Мы придумаем этому объяснение. Они признаются в совершенном своим возлюбленным или врачам через десять лет после преступления, затем возлюбленный или врач рассказывает кому-то еще, который рассказывает другому, и в конце концов секрет становится достоянием полиции. Они пишут обо всем в дневниках. Они перестают доверять своим партнерам…

— Партнерам?

— Соучастникам.

— Я был один, Рутл… Рут.

— Рав, — она поймала его взгляд, — теперь меня тоже могут утопить за это точно так же, как и тебя.

Он побледнел.

— Пошли, у нас мало времени.

Они сели на скоростной транспорт до района, где жила Рутлесс, и молча поехали по Бейджинг-авеню. За домами виднелись черные воды океана — его местное название, Винваломм, означало Проклятое Море. Побережье скрывал поднимающийся туман. Неясные силуэты собирателей раковин — людей и кальмаров, — словно призраки, двигались вдоль берега, окаймленного синей полосой прибоя.