Плач по тем, кто остался жить - Сергей Юрьевич Сезин Страница 3

Разумеется, все у Николая Семеновича самого не получилось, пришлось привлекать другого «алтайца» с образованием получше. Вот так и вышло, и не совсем плохо. Вообще уйгур пел не «в поле», а «в степи», но поручик-«алтаец» сказал, что «в поле» будет лучше для русского человека. И пояснил, что русские больше лесные люди, то есть живут в лесу или на краю леса, оттого открытое пространство для них ограничено – либо поляна в лесу, либо поле от леса до леса. А азиатцы привыкли к степи или пустыне, которая суть та же степь, но совсем пересохшая.

Тогда Николай Семенович ощутил сначала желание поспорить, поскольку он почитал себя тоже русским, но, как уроженец станицы Боковской Войска Донского, к степи привык сызмальства. Но потом вспомнил, что на Дону многие считали казаков не русскими, а отдельным народом, даже не сословием, а прямо народом. По молодости он это слушал и не встревал поперек, но потом, пообщавшись с умными людьми и книжки почитав, подумал, что все же это не ко всем казакам относится.

Рассуждал он так, что когда-то казаки без царской власти жили. Только изредка на царскую службу шли или даже разбойничали на русской земле, но потом настало время, когда казаки царской власти покорились и стали жить в стране и царевыми верными слугами быть. До того они могли быть и не все русскими – жили они в степи, с азиатцами знались, когда воевали, когда суседились и на азиатских девках женились, так что частью казаки могли быть и нерусского вида и корня. Но большую часть казаков по рожам сильно от тех же москвичей не отличишь, говорят тоже по-русски, и рязанцы с тамбовцами их понимают.

В то же время татары казанские под русской рукой уже триста пятьдесят лет, а попрежнему магометане, и язык у них свой, хотя по-русски говорить тоже могут, но меж собой по-татарски говорят. Те же малороссы за тот же срок и видом, и хозяйством на русских меньше схожи, чем казаки на русских, и, значит, казаки в основном русского происхождения. Конечно, в каком-то одностаничнике и другая кровь намешана, а калмыки еще дальше, но никто калмыка ни с казаком, ни с русским не перепутает. А вот с торгоутом из Восточного Туркестана – уже можно.

Так что пришел Николай Семенович к такому выводу не сразу, путем раздумий, но своих усилий ему стыдно не было.

Надобно сказать, что Николай Семенович порхал, аки птица удод, вдоль тропинки бедствий, и не ведал, что составлен против него комплот с решительными целями, отчего благодать вокруг него только кажущаяся.

Некогда он был искушен, искушению поддался, и с тех пор копился грозный счет, который придется оплатить.

Спустя сорок три года выйдет роман, где прозвучат слова: «И псы ворчали на силу вражью, а он, бес, в сенцах, искушая преосвященного чистоту, смердел мерзко…»

Это уже не про сегодняшнего Николая Семеновича, это про молодого Кольку, которому тогда было двадцать три неполных года. Куга зеленая, как говорили тогда казаки, хлебнувшие Второй Отечественной войны. А он тогда нахлебался только сожаления, что войны на него уже не будет. И даже в этом ошибся, не поняв, что потихоньку заваривается вокруг.

Потому что когда казак станицы Белокалитвенной Чернецов выходит в поле с молодыми казачатами, что учились в станице Каменской, против казака станицы Новочеркасской Голубова с казаками постарше, то называется это как? Гражданская война, вот как.

В оправдание Коли можно сказать только то, что он был еще темен и малообразован, но прыток и резок. Да и закончил тогда всего-то приходскую школу, что для рядовых казаков самое обычное дело. Были, конечно, те, кто учились дальше, но чаще всего та самая «трехзимняя» школа и учебная команда для тех, кто признан годным для унтерофицерской подготовки (в казачьих частях унтер-офицеры назывались урядниками). И в тогдашней империи высокообразованных людей мало. Да и просто образованных тоже. Да и сложновато найти на его родном хуторе или в станице Боковской книги о том, что бывает на гражданской войне. Теоретически-то они были, про гражданскую войну в разные времена написали Бальзак в «Шуанах», Загоскин в «Русские в 1612 году» или Сенкевич в трилогии про кровавый потоп в Польше. Букв в них достаточно много, но в показе реалий, конечно, дистиллированная водичка. Увы, тогда именно так литература действовала – не заостряя.

Еще очень рано было до книг вроде «Песни Льда и Огня» или «Черный отряд». Хотя Кмициц ему бы мог понравиться. Тоже летел навстречу грозе и буре, не думая, куда и зачем, как сам Коля.

«Больше скорость – меньше ям». Этому его научили потом, на курсах при Академии механизации и моторизации. Когда тебя несет мотор в 90 лошадиных сил, так прямо лететь можно. Вот когда всего одна сила, да еще и на свои кровные купленная: уже сложнее. Но летали. И Николай в раж впадал, его Гнедко и Ветер тоже.

Особенно последний, взятый у махновца под Ногайском. Ни до, ни после у Николая не было такого коня. А откуда махновец его взял – ответ знает только сам Ветер, но не скажет.

Дивизия, где Николай Семенович ныне блистал своими талантами, относилась к уже уходящему типу территориальных дивизий.

Поскольку читатели эту эпоху явно не застали, то они нуждаются в разъяснениях. После Гражданской войны и последующей разрухи выяснилась финансовая невозможность иметь в стране армию численностью в миллион-полтора человек. Хватало на тысяч шестьсот, но такая армия для большой страны была слабовата, а самое главное – все молодые люди, подлежащие призыву, не будут охвачены военной подготовкой. И с каждым годом в запасе будут прибавляться новые тысячи «рядовых необученных». В то же время как никто не мог гарантировать, что нужно потерпеть пару лет и все наладится, деньги на полноценную числом армию отыщутся, а эти полмиллиона-миллион неученых потом как-то удастся подтянуть.

Никто не был против полнокомплектной кадровой армии, но надо было придумать, как в пределах скромного бюджета дать подготовку тем, для кого на место в строю денег не находилось.

И была проведена реформа Фрунзе, названная по имени тогдашнего наркомвоенмора.

Наличные стрелковые дивизии были разделены на две большие группы.

А. Кадровые дивизии, количеством около сорока, с численностью каждой около 6000 человек. Они в основном располагались в приграничных военных округах. Штатная численность же тогдашней дивизии предполагалась в 12 800 человек. В нее приходили призванные молодые люди, которые в ней отбывали воинскую службу в течение двух лет, то бишь получали нормальную для