Василий Сахаров - Приватир Страница 3

  Машина остановилась перед воротами особняка, и сигнал автомобильного клаксона перекрывает шум дождя. Створки ворот расходятся в стороны, и "джип" въезжает во двор. Я выхожу наружу, зябко ежусь и плотней запахиваю черный плащ-штормовку, по случаю приобретенный в Новороссийске. Ко мне сразу же подходит Лист, бывший гвардейский пулеметчик, который как-то незаметно, возглавил охрану моего жилища. Мы проходим под навес возле освещенного крыльца, я жму ему руку и спрашиваю:

  - Как тут у вас?

  - Порядок.

  - Что нового?

  - Новостей много, - говорит он, - но если основное, то у нас гости.

  - Кто?

  - Кара с женами. Сегодня утром он с неофициальным визитом прибыл в столицу, и остановился у нас. Я возражать не решился, все же Марьяна Николаевна ему дочь, а ты командир, зять.

  Лист вопросительно посмотрел на меня, и я его действия одобрил:

  - Правильно поступил. Что еще?

  - Лихой и Умный уже два дня нервничают. С нами общаться они не желают, и ты это знаешь. Что происходит, мы не понимаем, но охрану я усилил и бойцы настороже.

  - Есть основания для беспокойства?

  - Явных признаков нет, но мы перестраховываемся.

  - Как щенки?

  - Да, чего им сделается. Растут как на дрожжах, так что по весу и росту, скоро как нормальные телята будут.

  - О том, что псы имеют разум, кто-нибудь уже догадался?

  - Нет, домашние изначально про это не знают, а у нас рот на замке. Понимаем, что к чему.

  - Отлично.

  - Ну, как службу тянуть, нас учить не надо, - бывший пулеметчик пожал плечами.

  - Больше ничего?

  - По дому да, и все по-прежнему. Как только ты во двор въехал, служанки хозяйку разбудили, так что, наверняка ждет. Есть несколько городских новостей, но это не срочно.

  - Да, это не к спеху. Спокойной ночи, Лист.

  Я направился в дом, а мне вослед донеслось дружелюбное пожелание начальника охраны:

  - И тебе того же, Мечник.

  Войдя внутрь особняка, я скинул плащ, прошел в гостиную комнату, и здесь меня уже ждала женушка, которая за то время, что я, ее не видел, довольно заметно округлилась. Все же пятый месяц беременности заметен. Она подошла вплотную, прижалась к моей груди и сказала:

  - Здравствуй, любимый.

  - Здравствуй, милая. Как ты?

  - Да, все хорошо. Ты сильно с дороги устал или может быть, поужинаешь?

  - Перекусить не помешает, а то весь день на ногах.

  - На стол уже накрывают, мой руки и проходи к столу, тем более что у нас отец гостит, и он хотел бы с тобой переговорить. Ты ведь не против, что он у нас остановился?

  - Нет, конечно, не против, - как можно мягче и теплее улыбнулся я ей.

  Поцеловав свою женщину, и разомкнув объятья, я привел себя в порядок, переоделся в чистую одежду, и направился в столовую. Здесь уже сидел мой тесть, знаменитый наемник по кличке Кара, он же Николай Буров. Старый воин расположился под неяркой лампой, просматривал одну из столичных газет, и как только я вошел, поднял на меня свой взгляд. С тестем мы не виделись всего только полгода, и внешне, Кара изменился очень сильно. Надо сказать, не в лучшую сторону. Раньше, это был живчик, с горящими глазами и шальными идеями в голове, теперь же, передо мной сидел самый настоящий старик. Голова его стала абсолютно седой, на лице прибавилось морщин, а самое основное, что сразу бросилось в глаза, это пустой рукав левой руки.

   "Вот так-так, - мелькнула у меня мысль, - всего только шесть месяцев минуло, с той поры как мы расстались, а у одного из самых серьезных и воинственных наемников на всем исследованном нами пространстве, руки как не бывало и видок не самый лучший. Наверное, это лето наемнику дорого обошлось".

  - Привет, дядя Коля, - я обратился к нему так, как обращался в старые времена, будучи одним из его приближенных бойцов.

  - Салют, Саня, - голос Кары, так же как и внешность, претерпел серьезные изменения, стал сухим и, можно сказать, каким-то надломленным.

  Присев напротив него и, глядя в глаза человека, которого узнавал с большим трудом, я спросил:

  - Что, родственник, худо было?

  - Понимаю, по внешнему виду, судишь... - невесело ухмыльнулся он.

  - Ну, да, для меня это один из признаков того, что дела у тебя плохи и Лордом-Протектором всея Украинские территории ты не стал.

  - Это точно, не стал и теперь уже не стану никогда.

  - Гляжу, дядя Коля, что из ярого оптимиста, ты превратился в полнейшего пессимиста.

  - Плевать. Устал я от кочевой жизни. Пора на покой, - поморщился наемник и, давая мне спокойно перекусить, снова уткнулся в газету.

  Ел я, не спеша и никуда не торопясь, дела делами, война войной, а домашнюю стряпню следует ценить и уважать. Для начала осилил первое блюдо, наваристую ушицу из толстолобика. На второе жареная картошечка с мясом и, как достойное завершение позднего ужина, большая кружка чая, между прочим, с родной плантации, а к нему, как дополнение, кусок пирога с фруктами. Эх, и жизнь хороша, и жить хорошо. Настроение мое определенно улучшилось, и теперь можно было переговорить с родственником более подробно.

  Откинувшись на спинку кресла и мелкими глотками попивая горячий чай, я вновь сосредоточился на своем госте, и спросил его:

  - Так что у тебя случилось, дядя Коля?

  - А ты разве не знаешь, Саня?

  - В командировке был, а потому, все что слышал, это радионовости, где сказали, что на Украине идут ожесточенные бои. На этом все.

  - Если так, то ты не в курсе последних событий в моей армии.

  - Расскажешь, буду в курсе, а нет, так сам все узнаю.

  - Разбили меня Саня. В пух и прах моих бойцов разгромили, да так, что я еле ноги унес. Видишь, - он приподнял обрубок левой руки, - до того довоевался, что в калеку превратился.

  - Кара, давай по порядку.

  - Можно, - тесть помедлил, и спросил: - Ты ведь помнишь, что ко мне должны были подойти отряды наемников из Одессы, Николаева и Туретчины?

  - Да, помню этот разговор, и про то, что ты все же выступил летним походом на Харьков, я знаю.

  - Все правильно, помощь ко мне подошла, и я собрал пять с половиной тысяч бойцов, самых лучших, какие только есть, и такой наемной армии, даже против вас не собиралось. В конце весны мы выступили на Артемовск, впереди разведка и лучшие следопыты, а за ними все остальные бойцы. Настроение было бодрое, народ подобрался боевой, боеприпасов полно, с вооружением норма: минометы, огнеметы и даже химические боеприпасы. Подготовились очень хорошо, и целью всего похода ставилось, нанести сектантам как можно больший урон и договориться с ними о перемирии на пять лет. За это время смогли бы создать свое вольное государство, и стал бы я самым настоящим лордом. Однако...

  - Однако, - я продолжил за него, - победителями оказались они, а не вы.

  - Именно, - согласился Кара. - Сатанисты встретили меня в районе Славенска, и не только теми кланами, что на Дебальцево должны были наступать, но и теми, кто против Днепропетровска с Доном работали. Трое сектантов на одного моего бойца, да еще и в лесах, так что нам не помогли ни минометы, ни химбоеприпасы, ни огненная смесь. Нас на развалинах города зажали и блокировали. Три раза я на прорыв шел, и каждый раз мои воины несли потери и снова возвращались на исходные позиции. Дошло до того, что я, Кара, гроза всего Черноморского побережья, сам мира запросил, а в ответ только полное презрение. Полтора месяца на руинах Славенска сидел, и уже от отчаяния, пошел на прорыв не к Дебальцево, а на Изюм. Со мной девятьсот головорезов, три десятка вьючных лошадок, пяток минометов и все оставшиеся боеприпасы. Мы проломились сквозь их оборону, вышли к Изюму, да так удачно, что целый клан накрыли. Сам понимаешь, жалеть я никого не стал, и такую резню там устроил, что они ее надолго запомнят. Курвы...

  Кара замолчал, а я поинтересовался:

  - Что за клан?

  - Зеленые Ромбы, те самые которые должны были Луганск задавить.

  - И что дальше?

  - Ха, - Кара усмехнулся, - я этим фанатикам такие бега по их территории устроил, какие никогда и нигде не устраивал. Представь себе, зигзагами и все ближе к Харькову. От Изюма к Петровскому, поворот и к Северскому Донцу. Одним броском форсировал реку и на Савинцы, от них на Балаклею, а там, снова, переход через реку и на Первомайский. Эти твари перепугались, что я смогу к Харькову выйти и все что можно, туда перебросили, а я посмотрел на это дело, повернул на юг и в конце августа смог в Дебальцево пробиться.

  - Сколько у тебя людей уцелело?

  - Двести девяносто три человека из пяти тысяч, которых я в поход повел, и почти пятьсот бойцов в Дебальцево.

  - Не много.

  - Да уж, кровью мои наемники умылись, но и сектантов поваляли прилично. Кстати, они мне прозвище придумали - Мясник.

  - А с рукой что, - я кивнул на его культю. - Как потерял?

  - Метательный диск. Чирк, и по самый локоть как бритвой срезало. Что самое обидное, это во время последнего прорыва произошло.