Владимир Свержин - Трактир «Разбитые надежды» Страница 3

– Слушать меня! – жестко объявил Леха, с тоской озирая воинство. – Мы идем первыми. Повозки через мост движутся по одной. Следующая заезжает только после того, как предыдущая окажется на том берегу. – Он ткнул пальцем в сторону холмов. – Мулы следуют с дистанцией в десять шагов. Охранение, – он перевел взгляд на ждущую команд толпу, – на противоположном берегу двигайтесь по распадку между холмами. Меж вами шесть полных шагов, друг друга из виду не теряйте, в случае атаки прикрывайте. Смотреть в оба, холмы опасны, возможна засада. Вы, тремя двойками, – Лешага повернулся к стоящим чуть поодаль бывшим солдатам, – вместе с господином караванщиком остаетесь у моста в резерве. В случае необходимости, ударите во фланг атакующим. Стрелять одиночными, только на поражение. Всем слушать команды, рты не разевать, действовать быстро и четко, как я учил.

«О чем я говорю?! Кому?! Пустые слова!» – вздохнул он про себя. И лишь кивнул Бурому:

– Вперед.

Переправа тянулась, как время до обеда, а распадок все больше и больше заполнялся людьми, повозками и вьючными животными. Но, словно в насмешку над терзавшими стража мрачными предчувствиями, все было тихо. Подозрительно тихо. Вот уже и последние водоносы перешли по шаткому бревенчатому настилу, лишь сам караванщик и шестеро его охранников остались на том берегу. Сейчас перейдут, и можно двигаться дальше. Вот первый из них ступил на мост, за ним второй. «Такое удобное место для засады, а все тихо, – подумал Лешага. – И ни одного чешуйчатого. Куда ж они подевались? Ох, недоброе место!»

И тут, словно кто-то подслушал его мысли, мост с грохотом вздыбился посередине, разлетаясь в щепы. В тот же миг холмы точно оскалились десятками разверстых пастей – отвалились в сторону растопырившие ветки шипастые кустарники, и огромными червями из-под вывороченных корней полезли… Не чешуйчатые, совсем нет. Странные твари, порождения ужасных снов, отдаленно напоминающие людей, но значительно крупнее, со свирепым оскалом острейших клыков. Низкий скошенный лоб, глазки-щелочки, а зыркают, точно примериваются, как вытянутые по-волчьи челюсти на горле сомкнуть.

Леха удержал взвившегося на дыбы коня и вскинул автомат к плечу. Выстрел, еще один. Два мчавших с холма чудища повалились в цепкий серполист с простреленными головами.

– Отступайте к возам! – скомандовал ученик Старого Бирюка. – Прикрывать друг друга, из виду не терять!..

Пустая затея. Насмерть перепуганные охранники палили невесть куда, а то и вовсе бросали оружие и падали на землю, прикрывая голову руками. За спиной слышались хлопки автомата Бурого. Можно не сомневаться, каждый выстрел сносит одного из зверолюдов. Но рев все ближе. Взбешенные отпором волкоглавые не замечали потерь, они рвались вперед, чтобы растерзать в клочья попавшихся на пути всадников. Уже совсем близко. Удар пламегасителем в глаз одному, прикладом в носопырку другому… Человек после такого лежал бы в глубокой отключке, а может, и вовсе бы сковырнулся. Зверолюд лишь мотнул головой и ринулся на Лешагу. Тот вздыбил коня, удар копытами в грудь свалил чудовище на землю, но следующая тварь успела обхватить горло скакуна, зажав его железной хваткой. Лешага всадил ей в затылок один из метательных ножей. Тварь рухнула, не разжимая мертвой хватки и заваливая коня. Лешага едва успел соскочить и выхватить мачете.

Он уже был не здесь – словно парил над битвой, наблюдая происходящее с высоты и атакуя выбранную жертву. В упоении рубил протянутые руки, ноги, тела, головы подвернувшихся под его клинок зверолюдов. Легко, словно танцуя, уворачивался от их загребущих лапищ, заставляя монстров сталкиваться лбами и убивая с неистовой радостью. Он видел, чувствовал, как наносит удары Бурый – вроде бы легко, точно отмахиваясь от злого слепня, но с неимоверной быстротой и силой. Лешага знал, каждый такой удар легко может проломить грудную клетку, сломать позвоночник, порвать мышцы, раздробить кость.

Пожалуй, сейчас Старый Бирюк гордился бы своими любимыми учениками. Вот еще удар мачете, капли крови, во все стороны брызнувшие из глубокой раны. Лешага развернулся, пропуская мимо себя падающее тело, и увидел Его.

Он был совсем мал ростом, едва ли по плечо стражу. Руки двумя плетями безвольно свисали вдоль тела, лишь большие глаза на его лице, водянисто-голубые, почти совсем прозрачные, бесчувственно, но пристально глядели прямо в мозг, да что там глядели, впивались двумя раскаленными иглами. Леха замер, скорчился от боли, не в силах отвести взгляд. Как-то вдруг сразу пропало упоение битвой. Он больше не видел ее, как, впрочем, не видел и оскаленных морд рядом. Лишь эти глаза. Леха словно погружался, задыхаясь, тонул в них. Пальцы разжались, выпуская мачете. Рукоять ударила по ноге, но он не почувствовал боли. Волна панического ужаса, леденящего кровь, сковывающего руки и ноги, накатила, обдавая мертвенным холодом с головы до пят. Страж напрягся, пытаясь вдохнуть, и… отлетел в сторону.

Зрение снова вернулось к нему. Он увидел, как сбивший его с ног Бурый с ревом бросился на странного человечка, на ходу пытаясь вскинуть автомат. Видно, не судьба. Еще миг, и он уже на земле, бьется в конвульсиях, держась обеими руками за голову, и безвольно затихает, не в силах двинуться. Животный ужас подхлестнул Лешагу не хуже бича надсмотрщика. Вторым метательным ножом он резанул под колено ближайшего волкоглавого и, вскочив, бросился прочь. Бежал, не разбирая пути, мчал, стараясь исчезнуть, спрятаться от собственного впившегося между лопатками страха, неведомого прежде и оттого еще более нестерпимого.

Мертвенный взгляд огромных пустых глаз преследовал его, точно гарпуном засев в сознании. Не обращая внимания на серполист и шипастый кустарник, Лешага бросился на холм. Он не знал, как долго мчался прочь от битвы, звуки ее уже не были слышны, но страх гнал и подстегивал, будто все зверолюды в округе пытались разорвать его, слабого и беззащитного, абсолютно беспомощного.

Узкая щель показалась на склоне одного из холмов меж корнями раскидистого куста. Леха бросился к ней быстрее, чем успел понять, что делает. Протиснулся, ища укрытия, чтобы хоть на мгновение перевести дух.

«Все, жизнь кончена! Жить больше незачем! Я бежал с поля боя! Бурый… – Он попытался вновь почувствовать побратима, как сотни раз делал это прежде. Нет, бесполезно. Только эта тухлая нора и свисающие над головой корни. – Все, больше уже ничего не будет. – Он вспомнил о зажатом в кулаке метательном ноже. – Вот сейчас вбить его рукоять в землю, поднять голову и броситься горлом на клинок, чтоб уж наверняка. Так будет лучше для всех. Никто не узнает. Никто?! – Лешага почувствовал на себе пристальный взгляд и медленно повернул голову. – Проклятье! Чешуйчатый!»

Глава 2

Старый Бирюк говорил ученикам: «Глаза врут. Учись видеть, не глядя». При этих словах он наносил короткий удар ножом в грудь очередному юнцу. Тот, как его и учили, блокировал атаку, и тут же рукоять ножа утыкалась ему в горло. Никто и заметить не успевал, как Старый Бирюк в начале атаки перебрасывал оружие из руки в руку и бил уже с противоположной стороны.

«Почувствуйте врага, слейтесь с его движением. Если надо, станьте его тенью. Запомните, если вы дадите себя убить, значит, противнику ваша жизнь нужней, чем вам. Научите голову сражаться с головами врагов. Тело должно само знать, что ему делать и когда. Разбудите его».

Ученики глупо хлопали глазами, пытаясь вникнуть в суть речей наставника, а его раздражала непонятливость поселян. Он смотрел на замерший строй холодно, говорил с неприязнью, едва расцепляя зубы, точно видел перед собой ходячие куски мяса, назначенные на убой. Впрочем, так оно и было.

«Когда вам нужно погадить за кустом, – цедил он, – вы не ждете указа старосты, портки сбрасываете. А здесь и подавно думу думать не к чему – выжить и победить важнее, чем не обгадиться. Это ясно, пни стоеросовые?»

Ученики молчали, опасаясь кивать. У Старого Бирюка все просто. Ясно? Значит, действуй! А там – не почувствовал, не разбудил тело, нож рукояткой вперед может и не развернуть. Порежет неглубоко, но мало не покажется. Неясно? Дело твое, уползешь домой весь в синяках.

Лишь для двоих, Лехи и Михи, речь Старого Бирюка звучала настоящей музыкой. Ловили каждое слово. Потом, уже после того как научил «любимчиков» видеть в темноте, наставник вволю покуражился, пока они не приобрели нужную, по его мнению, чувствительность: то по лбу зарядит посреди разговора, так, вдруг, ни с того ни с сего, то камень в спину кинет ни за что, ни про что, то железным прутом по ногам огреет… К концу занятий и вовсе ножи метал. Да только к тому моменту для Лехи и Михи это почти игра была, словно и не отточенный засапожник в них летел, а кто-то неспешно с усилием двигал вперед кусок железа, сжимая шар плотного воздуха, окружавшего их. А ведь какое там «неспешно»?! Старый Бирюк, не задумываясь, мог пригвоздить к дереву падающий лист.