Иэн Бэнкс - Несущественная деталь Страница 3

— Конечно! Сульбазгхи!

Она едва слышала, что они говорят, потому что тяжело дышала и кровь стучала у нее в ушах. Она кинула взгляд в одну сторону. Сломанная теперь доска, по которой она только что шла, была прежде прикреплена к основанию декорации большими скобами, вделанными в подогнутый и подшитый край гигантской росписи; справа от нее, на расстоянии человеческого тела, часть доски все еще оставалась закрепленной на своем прежнем месте. Она принялась раскачиваться из стороны в сторону, дыхание с хрипом вырывалось у нее из груди — ей с трудом удавалось удерживать руки на месте, раскачивая ноги и нижнюю часть тела, как маятник. Ей показалось, что она слышит, как двое мужчин кричат ей что-то, но не была уверена. Она бешено раскачивалась туда-сюда, а вместе с ней двигалась и вся разодранная декорация. Она почти дотягивалась…

Она зацепилась правой ногой за доску, почувствовав опору, вытащила один нож и вонзила его в холст над ней, держа клинок горизонтально. Нож вонзился в подложку под холстом и закрепился в ней. Она подтянулась, и теперь ее тело располагалось под углом сорок пять градусов к горизонту. Она вытащила второй нож и вонзила его еще выше.

— Ну, что там она?..

— Ледедже! — завопил Джаскен. — Остановись! Убьешься.

Тело ее теперь вертикально висело на двух ножах. Она качнулась и вонзила один из ножей еще выше. Мышцы ее предплечий словно горели огнем, но она продолжала тащить себя вверх. Она и понятия не имела, что у нее столько силы. Да, конечно, ее преследователи контролировали оборудование, они могли повернуть всю эту громадину и опустить Ледедже, как им нужно, но она будет сопротивляться до последнего. Вепперс ни о чем таком и не думал. Он считал, что все это еще игра, а она знала, что готова умереть, лишь бы не попасть снова ему в руки.

Потом она услышала басовитое гудение, и, издав низкий стон, задник и все остальные вокруг, над и под ней начали двигаться. Вверх. Задник, на котором она висела, пополз вверх в сумеречные высоты громадной карусели. Вверх! Ей хотелось рассмеяться, но у нее не хватало дыхания. Она нащупала внизу носками проделанные ножом прорези и теперь опиралась на них ногами, что позволило снять часть нагрузки с протестующих рук.

— Не в ту сторону, мудаки! — завизжал Вепперс. Прокричал что-то и Джаскен. — Я говорю: не в ту сторону! — снова взревел Вепперс. — Пусть они ее остановят и крутят в другую сторону! В другую! В другую! Сульбазгхи! Что это еще за игры?! Сульбазгхи!

Гигантская карусель, словно громадный вертел, продолжала поворачиваться, крутить задники и завесы. Она кинула взгляд через плечо и увидела, что по мере вращения всей системы, поднимавшей над сценой задник, по которому она ползала, все ближе становился следующий задник, все подвешенные в карусели декорации складывались, как гармошка, по мере приближения к высшей точке. Завеса, что надвигалась на нее сзади, казалась невзрачной и ровной, без каких-либо накладок — обычный холст с несколькими тонкими поперечинами для укрепления конструкции и такой же непригодный для альпинистских упражнений, как и тот, на котором она находилась. Выше виднелись более сложные трехмерные декорации, некоторые даже с освещением, которое зажглось, вероятно, когда включили свет. Она прижалась лицом к холсту и уставилась в дыру, которую только что проделала ножом.

Пред ней предстало очень правдивое изображение старого мира: необычного вида сточные трубы, странно маленькие слуховые окна, крутые крыши с шиферной кровлей, рахитичные дымовые трубы — некоторые с настоящим нарисованным дымком, клубящимся над ними, — и сетью, плетением крохотных голубых огоньков, изображающих звезды и распростершихся по всей длине холста и на двадцать или больше метров вверх над трубами и крышами. Вся эта громадина по мере вращения карусели постепенно надвигалась, медленно опускаясь.

Она, не обращая внимания на продолжающих орать мужчин, прорезала в холсте дыру достаточного размера, чтобы можно было пролезть в нее, и, оказавшись по другую сторону, прыгнула на декорацию с крышами. Когда она оттолкнулась от задника, на котором была до этого, тот качнулся под ней; Ледедже начала падать, услышала собственный крик, а потом верхняя половина ее тела ударилась о ложный шифер. Воздух вышибло у нее из легких. Она обнаружила, что оба ножа пропали и она обеими руками держится за хилые решетки перед рядом высоких окон. Далеко внизу раздался какой-то звон, и она поняла, что это ударились об пол ножи.

Двое мужчин внизу продолжали кричать то ли на нее, то ли на Сульбазгхи. Она не слушала ни того, ни другого. Вепперс и Джаскен теперь не видели ее, часть декорации с крышами скрывала ее от них. Она подтянулась на якобы кованых решетках — пластик согнулся под нагрузкой и грозил сломаться. Она нашла другие опоры для рук — ложные водосточные трубы, поддельные дымовые и фальшивые карнизы.

Она была на вершине, пыталась пробраться по коньку крыши через холодные рисованные дымки, выбивающиеся из труб, когда карусель со скрежетом остановилась, отчего вся декорация вздрогнула. Она потеряла опору, соскользнула, с криком полетела вниз по противоположной стороне.

Она зацепилась за плетение крохотных огоньков, фальшивое звездное поле ясного ночного неба, оказалась в его холодных объятиях; эта сетка прогнулась, вытянулась, но не сломалась, жесткие провода, соединявшие огоньки, казалось, обвились вокруг нее и затягивались все сильнее, когда она попыталась выпутаться.

— Давай! — услышала она крик Вепперса.

Раздался звук одиночного выстрела. Мгновение спустя она ощутила убийственно резкую боль в правом бедре, а потом, по прошествии нескольких секунд, маленькие ложные голубые звезды и курящиеся дымки, которые не были настоящими дымками, и все это безумное сооружение уплыло от нее.

Тащили на руках. Ее тащили на руках.

Теперь ее укладывали на твердую поверхность.

Ее конечности болтались сами по себе, словно не принадлежали ей. Судя по всему, она не упала на пол, а ее аккуратно положили сюда; это был хороший знак. По крайней мере, она на это надеялась. Голова у нее работала хорошо — ничуть не болела, как в прошлый раз.

Она не могла понять, сколько времени прошло. Возможно, ее отвезли назад в городской дом, в нескольких кварталах от оперного театра. А возможно, вернули в Эсперсиум; беглецов обычно возвращали в большое имение, где они ожидали милости Вепперса. Иногда приходилось ждать целые дни или даже недели, чтобы в полной мере оценить степень твоего наказания. Усыпляющий патрон Джаскена обычно вырубал человека на несколько часов; так или иначе времени, чтобы доставить ее в любую точку на планете или за ее пределы, было достаточно.

Она лежала, слыша тихие слова, произносимые рядом, и ее поразило, что мыслит она куда как яснее, чем ожидала. Она обнаружила, что может управлять своими глазами, открывать их сколь угодно малыми щелочками и смотреть сквозь ресницы — что там вокруг нее. Городской дом? Имение? Интересно бы выяснить.

Вокруг было тускловато. Над ней стоял Вепперс со своими идеальными зубами, блестяще элегантным лицом, белой гривой, золотой кожей, широкими плечами и в театральном плаще. Тут был кто-то еще, она скорее ощущала это, чем видела, делал что-то у ее бедра.

Доктор Сульбазгхи — седой, коричневый, с коренастым телом и квадратным лицом — появился в ее поле зрения, протянул что-то Вепперсу.

— Ваши ножи, сударь, — сказал он.

Вепперс взял, кинул на них взгляд. Покачал головой.

— Вот сучка, — выдохнул он. — Посмела их взять! Они принадлежали…

— Это ножи вашего деда, — сказал Сульбазгхи дрожащим голосом. — Да, мы знаем.

— Вот сучка, — сказал Вепперс и чуть ли не рассмеялся. — И заметь, перед этим они принадлежали ее деду, так что ты понимаешь… Но все же. — Он засунул оба ножа себе за пояс.

Доктор Сульбазгхи теперь присел слева, посмотрел на нее. Он протянул руку к ее лицу, стер немного бледного в миллиметр толщиной грима, который она наложила на щеки, вытер руку о пиджак, на котором осталась светлая полоса. Вокруг нее было темновато, как и вокруг доктора С. Их голоса звучали глухо, словно они стояли в каком-то громадном пространстве.

Она чувствовала: что-то тут не так. Тянущее ощущение в бедре. Но никакой боли. В поле ее зрения появилось худое бледное лицо Джаскена, в окулинзах похожее на лицо насекомого. Он сидел на корточках справа от нее, все еще держа ружье, в другой руке — шприц с транквилизатором. В сумеречном свете трудно было сказать точно (к тому же мешали и окулинзы, закрывавшие половину его лица), но ей показалось, что Джаскен хмурится, разглядывая шприц. У него за спиной вверх уходили мостки — к нелепым, расположенным под странными углами и укороченным крышам, повисшим в темноте, над несуразно наклоненными дымовыми трубами по-прежнему курился фальшивый дымок.