Олег Синицын - Спецхранилище Страница 30

Я вспомнил об этом, и мне захотелось выпить прямо сейчас.

– Неужели тебя не тянет? – неожиданно спросила Юлька.

Я сделал к ней полшага, нагнулся, поцеловал в бледную щеку и сообщил, что нисколечки. При этом глотка была сухой, дрожащей от нетерпения.

– А мама не верит, – произнесла Юлька. – Говорит, что счастье не бывает вечным. Настанет день – и ты сорвешься. Но я велела ей замолчать. – Она усмехнулась. – Представляешь, я сказала своей матери, чтобы она заткнулась! Она ведь ничего о тебе не знает, Валера. Зато я знаю. Это место изменило тебя. Простая природа, простые люди, простые отношения. Мне здесь нравится. Я бы хотела здесь остаться.

– Ты не выезжала за город дольше, чем на неделю. И комары тебя донимают.

– Раз ты изменился, я тоже могу.

– А работа?

– Стану преподавать в местной школе, а что? Чем поселковые дети хуже городских?

– А Настя?

– Она перейдет в эту же школу. Зимой здесь, наверное, здорово: огромные сугробы с узкими тропками, запах дыма из печных труб, никакой городской суеты. Мы будем жить в Коровьине одной счастливой семьей…

В этот самый момент у нас под ногами что-то вздрогнуло. Не половицы. Не поперечные брусья, на которых они лежали. Вздрогнула сама земля. Словно извещая о том, что к нам приближается нечто большое, ужасное и разрушительное.

У меня под кожей побежали мурашки.

– Что это? – спросила побледневшая Юлька, глядя в окно. И продолжила с сомнением: – У нас не бывает землетрясений, ведь так?

– Нет.

За окном творилось что-то странное. Влюбленная пара, бабушки, подростки на велосипедах – все уставились куда-то в сторону задворок нашего дома. На их лицах появилось такое изумление, как если бы перед ними предстало нечто удивительное и прекрасное. Самое прекрасное из всего, что они видели за свою небогатую на события жизнь.

Что там такое? Неужели начались обещанные мне проблемы?

Но я чувствовал, что это не они. И, как выяснилось через минуту, чувства меня не подвели.

Народ тронулся со своих мест, стекаясь к тропинке, ведущей за дом. Изумление и непонятное воодушевление не сходило с их лиц. Они двигались как зачарованные, хотя я бы применил другой термин. Они двигались словно зомбированные – тупые и радостные.

И тут я вспомнил.

Я вспомнил, что находилось за домом!

Не помня себя, я выскочил из подъезда. Из окон двухэтажки напротив тоже выглядывали люди, заинтересованные происходящим. Их взгляды были направлены в ту же сторону, куда потянулся народ с улицы. На лицах светилось тупое блаженство, как у последователей какой-нибудь тоталитарной секты. На стеклах играли непонятные блики. Воздух казался застывшим, без единого дуновения ветерка. По его неподвижным пластам разносилось едва слышимое: «Иди за мной!.. Иди за мной!..»

– Пресвятая богородица, как это красиво! – услышал я возглас одной из бабушек.

Опираясь на палку, она едва ковыляла и отстала от остальных – и влюбленной пары, и подростков на велосипедах, и других бабушек с лавочки. Все они почти обогнули наш дом, из-за бревенчатого угла которого выбивался…

ЯРКИЙ ВОЛШЕБНЫЙ СВЕТ!

Его лучи имели странный золотистый оттенок и шибали по глазам, подобно солнечным. Задний двор заливало манящее, завораживающее сияние. Фигуры людей тонули в нем. Твою неваляху! В жизни не видел такой красоты.

Я отдернул голову.

Удивительный свет скрылся за домом, но остался гореть на сетчатке. Даже в этом урезанном варианте он продолжал околдовывать и беспощадно тянул к себе, как арканом.

Иди за мной!.. Иди за мной!.. Иди за мной!..

Мне хотелось подчиниться. Аж зубы скрипнули – так этого хотелось. Тело требовало забыть обо всем и отдаться зову. Пойти на свет, войти в сияние, слиться с ним и блаженствовать, блаженствовать, блаженствовать… Только умом я понимал, что нельзя этого делать. В тот момент я был единственным, кто догадался об опасности, – и то лишь потому, что участвовал в определенных событиях и получил некоторые сведения, в том числе от пленного пришельца. Именно они удержали меня, чтобы взглянуть на необычный свет незащищенным глазом. Именно они предохранили мое сознание от сокрушительной травмы, которая позже настигла и бабушек, и влюбленную пару, и подростков на велосипедах, и других людей, привлеченных к березовой роще…

– Господи! – вспомнил я. – Настя на заднем дворе!

Юлька тревожно высунулась в окно, пытаясь разобраться в причине переполоха. Какое счастье, что наши окна не выходят на задний двор!

– Не выходи из дома! – прошипел я ей сквозь зубы. – Даже шагу за порог не смей ступить!

– Почему?

– Я так сказал!

В соседнем подъезде на стене веранды, над велосипедами и лопатами, висел щиток электросварщика. Я много раз видел его, когда проходил мимо длинного панорамного окна. Щиток вроде принадлежал Палычу, одинокому неразговорчивому пенсионеру, который раньше мастерил железные двери и ворота, пока его аппарат не сгорел так основательно, что его ремонт стоил дороже покупки нового.

Я скользнул в приоткрытую дверь подъезда и сдернул щиток с гвоздя. Он был покрыт слоем пыли и расколот с левой стороны, но защитное стекло оставалось целым. Непроницаемое, матово-черное, защищающее сетчатку сварщика от слепящей электрической дуги. Сегодня ему придется поработать фильтром от неизвестного науке излучения, которое вовсю сейчас уродует глаза людей на заднем дворе.

У маски отсутствовал крепеж для головы. Придерживая ее у лица рукой, я обогнул торец дома. Струящийся отовсюду свет сразу попытался вторгнуться в меня и подчинить, но был остановлен защитным стеклом. Только с помощью него мне удалось разглядеть источник.

Золотой свет поднимался от подножия берез, окутывая рощу слепящей аурой. Среди деревьев возле упавшего ствола (невесть откуда взявшегося) я различил сидящую на земле сгорбленную фигуру. От близости к источнику света она казалась черной, почти обугленной. В возложенной на коленку ладони горела раскаленная капля. Именно она извергала пылающий океан. Именно к ней стремились люди со всей округи. Даже с расстояния мне хватило одного взгляда, чтобы узнать в золотой искре инопланетный артефакт, который должен был храниться в бункере.

Неведомая сила тянула людей к эпицентру в березовой роще, словно мотыльков на огонь. Кроме тех, кто направлялся туда от нашего дома, я увидел несколько фигур, приближающихся со стороны футбольного поля, а также мужчину и женщину, бегущих от брошенного на шоссе «Форд Фокуса». В сияющем океане они казались тенями, лишенными лиц, фигур и человеческих черт. Тени пошатывались, зачастую спотыкались и падали. Но, упав, опять поднимались, чтобы продолжить путь. С разных сторон доносились возгласы удивления, беспричинный смех, тяжелое сбитое дыхание, даже чей-то сладострастный стон. Забыв о своих делах, люди спешили к березовой роще с такой страстью, словно там, играя золотом на солнце, стоял открытый сундук с сокровищами.

Маленькой Настиной фигурки среди теней я не увидел. Где она?

Прижимая щиток к лицу, я побежал к роще. Я проскочил мимо оброненного кем-то дорогого мобильника. Обогнал медленно ковыляющих бабулек и пару влюбленных, потерявших к друг другу всякий интерес. Впереди меня один из подростков, споткнувшись о кочку, упал с велосипеда, а едущий следом товарищ прокатился ему по пальцам. Не раздалось ни крика, ни возгласа – пострадавший только обиженно зашипел, поднялся на ноги и продолжил путь к источнику света.

– Настя! – позвал я. – Настя-а!!

В ответ мне раздалось безликое, безразличное: «Иди ко мне!»

Первое, что бросилось в глаза, когда я оказался в роще, – свежий березовый пень с разбросанными вокруг него щепками. У основания пня в земле зияла развороченная дыра. Рядом валялся топор. В россыпи щепок взгляд вычленил нечто на них совсем не похожее. Я наклонился и поднял с травы фалангу человеческого пальца. Скорее всего указательного. Я автоматически опустил фалангу в карман. Палец еще можно приживить. Для врачей это не сложнее, чем Юльке пришить оторванный карман на Настином платье.

Владелец отсеченной фаланги неподвижно сидел на земле возле поваленной березы. При моем приближении он пошевелился, но не для того, чтобы взглянуть на гостя. Меня он не мог видеть в принципе, поскольку начисто ослеп от близости к невероятному свету, струящемуся из его ладони. Мне показалось, парень просто пытался убрать лицо от пирамидки, но она не позволила этого сделать, притянула обратно, и белые ослепленные глаза вновь уставились на раскаленный минерал.

Слева возник подросток, первым добравшийся до заветной цели. Велосипед он потерял где-то по дороге. Его глаза уже наполовину затянула катаракта, а из груди вырывался радостный смех.

Я оттолкнул его локтем.

Горестно вскликнув, паренек упал в траву, но момент для извинений был не самый подходящий. Куртка на мне была сшита из грубой дубленой кожи. Когда я набросил ее на артефакт, сияние моментально опало, под щитком вообще наступила ночь. Я избавился от него, и естественные краски мира тотчас врезались в глаза. Ничего не различая вокруг, сквозь кожу куртки я нащупал пирамидку в руке ослепшего парня, забрал ее и стал быстро укутывать со всех сторон. Золотой свет не сдавался, пробиваясь наружу сквозь щели, просвечивая пальцы…