Андрей Годар - Под тенью Феникса Страница 30

Также я узнал, что сбежавшие, и в тюрьме не сильно дружившие друг с другом, за её стенами моментально разделились на враждующие группы. Многих уничтожили сразу. Остановившие нашу машину были бывшими копами и рейнджерами из разных уголков страны, которые были разжалованы и заключены после того, как грубо превысили свои полномочия. Сверхстрогий режим за неправильный переход улицы не дают, они наверняка были убийцами и, вполне возможно, психопатами. Самой многочисленной и сильной из всех группировок беглых арестантов оказались чернокожие из разных штатов, которые быстро снюхались. Судя по всему, они перебили большинство других беглецов, причём вселили в сердца выживших такой ужас, что остановившие нас бывшие копы пока только осторожно мечтали о том, как войдут в город через пару дней, когда всё поуляжется. Не знаю – то ли чернокожие их каким-то образом отслеживали, то ли совсем рядом укрепились… Как несколько тысяч человек могут контролировать мегаполис? До сих пор интересно, чёрт возьми. Но, совершенно точно, Элвин попал под горячую руку именно из-за всех этих событий.

А потом они начали обсуждать меня. А именно, они решали, что сделать со мной, когда очнусь: видимо, убивать связанного и оглушённого ребёнка не хотелось даже таким нелюдям, как они. Блин, я лежал и слушал это и непременно бы обоссался – если бы было чем. Они даже не рассматривали вариант оставить меня в живых, но просто придумывали, как повеселее убить меня! Обсуждали разные способы, которые имели свои названия вроде «сделать свинью» и всякое другое, от чего у меня волосы дыбом стояли даже там, где их не было, тело гусиной кожей покрывалось. С наслаждением так обсуждали, предвкушая. Но не все.

Один голос, высокий такой и с картавинкой, пытался возражать и говорить, что «пацан ни в чём не виноват» и что «давайте убьём его просто так», что остальным сильно не нравилось. Они говорили, что пацан такой же кусок мяса, как и все остальные, и что, раз уж ему всё равно придётся умереть, то почему бы не сделать это красиво и интересно. И постоянно подкалывали картавого, издавая дурацкие кудахчущие звуки и что-то шутя насчёт женских стрингов. Тот не срывался, спокойно возражал, но его давили массой. Потом они ещё много спорили, и неожиданно картавый предложил дать мне сыграть в русскую рулетку с тем самым револьвером, из которого я стрелял в Фила. Притом, револьвер должен был оставаться в том же состоянии, в котором был сейчас, то есть с пятью патронами и всего одним пустым гнездом.

Идея всем очень понравилась. Я ещё не понимал что такое «Русская рулетка», но очень скоро мне предстояло узнать об этой забаве всё. Действительно, задумка была, чёрт побери, изящной, к тому же картавый выторговал мне быструю и безболезненную смерть.

Бах, бах, бах! Три невероятно громких удара в борт отдаются в моей гудящей голове.

– Просыпайся, стрелок!

Над бортом появляется широко ухмыляющаяся морда Фила, живого и здорового. Он встречается со мной взглядом и лыбится ещё шире:

– Что, не ожидал увидеться вновь? Подъём! Игру для тебя придумали!

Борт откидывается, он подтаскивает меня за ноги поближе, переворачивает на живот и развязывает узлы, а затем грубо срывает веревки. Я пытаюсь подняться, и это удается далеко не сразу, тело будто ватное. Видимо, лежал я не долго, иначе бы вообще не смог пошевелиться. Местность вокруг уже другая, трассы не видно. Есть небольшая асфальтовая дорога и здание какого-то магазина с размалёванными витринами. Я могу рассмотреть своих палачей.

Фил – невысокий коренастый мужик, типичный рабочий из промзоны, с короткими толстыми пальцами и грязью под обломанными ногтями. Одет он в арестанский оранжевый комбинезон, поверх которого наброшена клетчатая рубаха Элвина. За ним стоят ещё двое, долговязый худой тип в форменной голубой рубахе и джинсах и ещё один, пониже, в длинном потёртом пальто. Все они, каждый на свой манер, но одинаково жутко скалятся. Немного в стороне стоит ещё один тип небольшого роста в полицейской форме, которая ему явно великовата. У него смуглый цвет кожи, чёрные волосы и тонкий нос. Он не улыбается, а просто пялится, не отрываясь, своими чернющими глазами. У каждого из них одинаковый ёжик волос и щетина.

Я сразу спрашиваю, где Элвин, в ответ на что они дружно ржут, а потом длинный своим глухим голосом радостно сообщает что если я интересуюсь своим чёрным дружком, то он мёртв. «И убил его именно ты, малыш». После этих слов смех становится ещё громче и неприятнее. Я понимаю, что это чушь, что я не мог даже случайно попасть в Элвина, потому что не видел его, и он лежал гораздо ниже того места, куда я целился. Я говорю, что это невозможно, и они опять ржут, повторяя: «Ты убил его, тыыыы!». Я начинаю спрашивать, как вообще это могло произойти, но Фил одним ударом по спине выбивает меня из кузова, и я падаю на землю, едва успевая выставить вперёд руки и коленки.

– Вставай, парень. Сейчас будешь играть в рулетку. Со смертью! – говорит длинный комично торжественным тоном, и мне опять хочется обмочиться. Кажется, даже чуть-чуть подтекло, но они не заметили.

Я дрожащим голосом прошу пощады, просто бормочу глупые слова о том, что очень хочу жить, и не убивайте меня, пожалуйста.

– Зачем ты нам нужен? Кормить тебя по приколу? Так это не прикольно! – отвечает длинный, и вся компания снова ржёт.

– Я… я буду вам полезен! Я буду помогать! – лепечу в ответ и сам поражаюсь тому, как жалко это звучит. Только жалось, похоже, здесь не сработает.

– Помогать? Чем же?

– Да всем! Всем! Буду делать то же, что и вы! Не убивайте!

– Да ну? А может, шмальнёшь при первой возможности, а? Как Фила? – длинный сгибается, наклоняясь ко мне и щуря глаза, Фил хохочет уже совсем нечеловеческим гундосым голосом.

– Нет, я больше не буду! Честно!

– Конечно, не будешь. Никогда.

Длинный вытаскивает из-за ремня большой револьвер Элвина и, держа за ствол, помахивает им в воздухе:

– Как пользоваться этой штучкой ты уже знаешь, правда? Вот это своё умение ты сейчас нам и покажешь. Здесь осталось незаряженным одно гнездо – именно то, из которого вылетела пуля в Фила. Но не попала, ему повезло. Есть один шанс из шести, что тебе повезёт так же, как ему, с тем же самым гнездом. Разворачивайся!

Я пока не понимаю, чего от меня хотят, и длинный сам разворачивает меня на месте так, что все остаются у меня за спиной. В руки мне тыкается холодная сталь револьвера:

– Держи! Вставляй ствол в пасть, крути барабан и нажимай на спуск. И даже не думай, чтобы развернуться и шмальнуть в нашу сторону, понял?

Чтобы мне было понятнее, в затылок упирается ствол ружья. Я начинаю всхлипывать и дёргаться, еле удерживая револьвер в руках. Меня больно тыкают стволом в затылок и повторяют что нужно делать, слышу лязг взводимого затвора. Так страшно и грустно и обидно, что тупо подчиняюсь всем приказам. Послушно просовываю ствол между зубов и кручу барабан. Нажимаю на спуск. Не выжимаю. Нажимаю снова и снова – не получается.

– Ну, чего ты тянешь? Давай! Чик – и всё, мать твою! – орёт Фил.

– Да погоди, он кажется не может… Дай сюда!

У меня вырывают револьвер, взводят курок и снова суют в руки:

– Всё, теперь легко получится. Раз-два-три, давай!

После выкрика: «Давай!», судорожно давлю на спуск. Он громко щёлкает, и ничего не происходит. Воцаряется полная тишина. Опускаю револьвер, разжимаю пальцы и роняю его на землю. Плакать больше не хочется. Сейчас меня застрелят просто так.

– Ннихрена себе везунчик! – выдыхает Фил.

– Не везунчик. Судьба у него такая, – заявляет картавый. Фил отвечает ему, грубо рифмуя слово судьба с матерным словом. Ствол, давивший мне в затылок, опускается, револьвер отбрасывается ударом ноги.

– Прикольно. Драма та ещё. Но вальнуть его надо, вы как считаете? – раздаётся глухой голос длинного. В ответ звучат одобрительные поддакивания, из которых выбивается картавый голос, звучащий очень сильно и уверенно, вовремя повторяющий про судьбу. Я медленно поворачиваюсь, никто на это не реагирует.

Смуглый доказывает всем остальным, что это слишком уж невозможное совпадение, Фил и мужик в пальто неловко клоунничают, передразнивая его слова. Длинный, повернувшись через плечо, смотрит на меня сверху вниз и жует губу, а затем произносит:

– Судьба у него простая, и нехер вообще об этом говорить. И раз уж ты больше всех про это трындишь, Мигель, то и кончать малого будешь тоже ты. Складно получается, правда?

Раздается хихиканье. Мигель некоторое время смотрит на длинного, не меняясь в лице, затем кивает, подбирает револьвер, подходит ко мне и хватает за воротник сзади:

– Хорошо. Но не здесь. Я отъеду с ним.

Хихиканье перерастает в гогот. Длинный оглядывается на подельников и тоже начинает хохотать, сначала запрокидывая голову, а потом складываясь чуть ли не пополам. Затем машет в нашу сторону ружьем: «Давай, давай, судьбоносец херов!». Все ржут так, что едва не катаются по земле. Никак не реагируя на это, Мигель открывает дверцу, забрасывает меня на сиденье, а затем обходит машину, садится за руль и сразу рвёт с места в направлении города. Я пытаюсь привстать, чтобы посмотреть в зеркало заднего вида, но машину так трясет, что я тут же падаю назад на сиденье.