Анна Калинкина - Кошки-мышки Страница 30

— А пару недель назад, кажется, мне попалась «Любовь под ясенем», — сказала первая и хихикнула. — Тоже неплохо горела.

— Вот если попадется «Замерзшие в сугробе» — сохраним для смеха. А эту — в топку! — сказала другая, и книжка полетела в огонь. Тот разгорелся ярче. Только вот пламя показалось Кошке каким-то странным: слишком ровное, и не было слышно ни шороха, ни потрескивания.

— Странно, — сказала вторая, — иногда вот такие книжонки горят гораздо лучше. Тепло дают веселое, и хватает чуть ли не на полдня. А помнишь тот толстенный том? Название забыла — на букву «О», кажется, начиналось. Он все тлел и чадил, насилу сожгли.

— Даже огонь не берет, — сказала первая и фыркнула. — И голова потом болела, угар сплошной. Нет, эту положи, не трожь. Это мой любимый писатель. А ты все стараешься его в костер кинуть потихоньку. На той неделе я не уследила, ты одну книгу успела-таки сжечь.

— Ага! Зато помнишь, какой дым валил? Глючило не по-детски. Несколько дней потом просветленные ходили! И брагу пить не надо было! — сказала вторая и хихикнула. — Да ведь у нас таких книг еще штук десять.

— Все равно, пусть будут. Не так уж много у меня любимых писателей, — отрезала первая.

Кошке казалось, что ее появление прошло незамеченным. Женщины сидели спиной к ней, но одна вдруг сказала, не оборачиваясь:

— Не бойся, мы не кусаемся.

— И не надо думать, что мы — ведьмы, — произнесла вторая ровно в тот момент, как эта мысль пришла Кошке в голову.

«Точно, ведьмы», — окончательно уверилась она. Но, сама того не ожидая, сделала еще шаг к костру. Она понимала, что если сейчас убежит, то ничего не узнает. А ей очень хотелось понять, кто эти женщины и что делают здесь.

У одной, в потрепанном черно-синем костюме, были темные волосы, которые выбивались из-под повязанного на голове шарфа, и тонкие черты лица, а в глазах — тревога. Нервные длинные пальцы женщины то и дело теребили висевший на шее на ремешке старый фотоаппарат. Кошка видела такой на одной из станций.

У другой, рыжей, с короткой стрижкой, был маленький носик, одна бровь слегка изгибалась, словно она однажды чему-то удивилась, да так и удивляется до сих пор. Одета она была в темную юбку и пеструю кофту, обсыпанную пеплом.

— Зачем ты пришла? Чего здесь ищешь? Раз пришла, значит, что-то тебе нужно? Сюда не приходят случайные люди, — произнесла темноволосая.

— А если приходят, то не видят нас, — фыркнув, добавила рыжая.

Кошка задумалась. Когда она шла сюда, ей казалось, что у нее куча вопросов к судьбе. Но она представляла себе все несколько иначе и не нашлась, что сказать. Чего она ищет? Примирения с собой? Прощения? Ответа на вопрос «за что»?

— Вопрос поставлен некорректно, — сказала вдруг рыжая. — Как известно, ни добра, ни зла в чистом виде нет, есть только жизненный опыт. Сейчас тебе кажется, что жизнь кончилась, но когда-нибудь ты, возможно, поймешь, что так было нужно, чтобы ты изменилась.

— Мне жить больно, — выдавила из себя Кошка.

— А приятного никто и не обещал, — хмыкнула рыжая. — Я же говорю — сейчас не поймешь. Но зерно упало в почву, и со временем оно прорастет. А пока терпи.

Темноволосая молча улыбалась, словно смягчая ее слова. И возможно, не столько слова подействовали на Кошку, сколько эта улыбка. У нее появилась надежда, что когда-нибудь и вправду все образуется, и каждый вдох не будет уже причинять боль.

— А что вы здесь делаете? — спросила она. — Вы всегда здесь?

— В последнее время — почти всегда, — сказала рыжая. — Мы должны поддерживать огонь, сжигать мусор. Чтобы тот, кто ушел в туннели, снова вернулся на свет.

— Он ушел в будущее, — тихо сказала темноволосая.

— Разве оттуда можно вернуться? — спросила Кошка.

— Вот это нам и предстоит узнать, — сказала рыжая и саркастически фыркнула. — У нас много времени, и спешить нам некуда.

Кошке показалось, что еще чуть-чуть — и она поймет. А после этого сама сумеет стать такой же спокойной и беспечной. Но ее еще слишком многое волновало.

— Я… пойду? — неуверенно сказала она.

— Приходи еще, — улыбнулась ей темноволосая. А рыжая протянула маленькое треснувшее зеркальце в пластмассовой оправе.

— А… зачем оно мне? — робко спросила Кошка.

— Нападет тоска — посмотри в зеркало в полночь. Раньше верили, что так можно будущее узнать, — сказала рыжая. — Мы-то теперь уже и сами не знаем, во что верить. Но ты все-таки попробуй. Иногда в нем можно что-нибудь интересное увидеть. Потом нам расскажешь.

И снова фыркнула. Кошка решила, что женщины, наверное, еще не отошли толком от своих глюков.

— Спасибо, — неуверенно сказала она и взяла зеркальце, думая, что вряд ли оно ей когда-нибудь пригодится. Уходя, она спиной чувствовала, как женщины смотрят ей вслед. И не утерпела, оглянулась.

— Она вернется, — сказала рыжая. — Многие потом возвращаются.

— Многие, но не все.

— Не все, — согласилась рыжая. — И все же мы должны поддерживать огонь. Что у нас сегодня. Брага?

В руках у женщин появились помятые алюминиевые кружки, в которых плескался бурый пенистый напиток.

— Ну, за Артема! — сказала темноволосая.

— За Артема! — произнесла рыжая.

Кошка долго потом вспоминала эту встречу. И даже рассказала о ней по секрету сталкеру Сафроненко, о чем почти тут же пожалела. Сафроненко слыл известным остряком и балагуром и, конечно, все понял превратно. А в зеркальце она и впрямь иной раз заглядывала, но пока ничего интересного там не увидела. Оно неизменно показывало ей лишь бледную скуластую женщину с решительным взглядом и встопорщенными русыми волосами, каких много в метро. «Даже хорошо, что внешность у меня такая неброская, — думала Кошка. — Достаточно сменить одежду — и можно затеряться в толпе. Шрам на виске можно спрятать под челкой, шрам на руке скрывает перчатка с обрезанными пальцами, изувеченное ухо незаметно под волосами. А шрамы на душе и вовсе никому не видны…»

Вздохнув, Кошка с трудом вернулась к реальности. Нюта сидела рядом и вопросительно смотрела на нее. Кошка подумала, не рассказать ли ей про Полянку, но решила, что пока не стоит.

— Подружились, девочки? — заглянул в каморку Роджер. — Не беспокойтесь, провожатого я вам дам.

— А что еще твой знакомый рассказывал? — поинтересовалась Кошка, но Нюта зябко повела плечом:

— Не будем больше о нем — не хочу о грустном вспоминать. Чувствую — и так настанет для нас скоро невеселое время. Ты мне лучше скажи — тебе не кажется, что тут люди какие-то странные?

— Да я их и увидеть-то толком еще не успела, — призналась Кошка. — Один раз проходила через станцию с челноками, а потом уже сверху добралась сюда еле-еле и до сих пор из лазарета не выхожу.

— Я их отчего-то боюсь, — призналась Нюта. — Вот сама не знаю, почему, а жуть берет. Даже когда у анархистов жила — не было такого. Вчера, говорят, одного ночью зарезали. Если б где в другом месте такое случилось — уже вся станция на ушах бы стояла. А здесь никто не беспокоится — словно это в порядке вещей.

— А-а, ты об этом… — пробормотала Кошка. — Ничего странного, люди как люди. Самые обыкновенные бандиты. Я таких часто видела.

— А может, это из-за мутанта? Людей просто глючит. Роджер тебе тоже рассказал про мутанта?

— Ясное дело, — буркнула Кошка.

— Только я вот чего удивляюсь — почему нас-то не глючит?

— Наверное, мы просто более стойкие. Мне на поверхности всякая ерунда мерещилась, а тут вроде ничего. А челноков, с которыми я сюда первый раз пришла, вроде тоже глючило. Я сама видела, как один из местных продал им пакетик грибной трухи за кучу патронов, уверяя, что это первосортная дурь. И ничего, купили.

— Фу! — с отвращением сказала Нюта.

— Лоха кинуть — не западло, — глубокомысленно изрекла Кошка одну из любимых Лехиных фраз. Нюта посмотрела на нее с недоумением:

— Ты меня пугаешь.

— Не обращай внимания, — торопливо сказала Кошка, спохватившись. — Тяжелое детство и все такое. Я вовсе не то хотела сказать.

Нюта поежилась:

— Не нравится мне тут. Я домой хочу.

— Тебя никто и спрашивать не будет, чего ты хочешь, — «утешила» ее Кошка. — Как, впрочем, и меня… А я думала — ты храбрая. Теперь вот гляжу на тебя — и не верю, что ты та самая Победительница Зверя.

Глаза Нюты неожиданно наполнились слезами.

— Он — то есть, она — мне до сих пор иногда снится. Глаза такие печальные, укоризненные. Она была огромной, черной и очень страшной с виду — знаешь, вроде гигантского жука, что ли. Можешь вообразить жука величиной с двухэтажный дом? Тогда у тебя будет слабое представление о том, что это было. И у нее были очень красивые глаза и огромные, жуткие челюсти. Но ведь она не виновата, что ее такой создала природа. Если бы не весь этот кавардак, который люди устроили двадцать лет назад, не было бы таких монстров на поверхности. А она просто хотела жить, растить своих детенышей. Думала, что люди предназначены ей в еду. Для нее мы были так — мелюзга какая-то. Вроде крыс для нас. Да и убила ее не я, только мне никто не верит.