Дмитрий Медведев - Старый Мёртвый Свет Страница 30

Все, хватит. Томаш вернулся в квартиру и закрыл балконную дверь на засов, задернул обратно занавеску. Недосып и стресс вдруг разом решили заявить о себе и устроить бунт. Даже курить как-то расхотелось. Без сил Томаш обрушился на диван. Вставать чертовски не хотелось, глаза упрямо смыкались. Ну, еще минутку, что ж такое-то.

Собрав остатки воли, Томаш добрался до комнаты матери. Та сидела на кровати, закутанная в теплый зеленый халат — обычно она носила его зимой, когда было холодно. В ее руке был телефон, а рядом на одеяле покоилась раскрытая книга.

— Я звонила отцу, — прошептала она. — Еле связались с ним. Их корабль в Норвегии, порт закрыли. Никого не выпускают и не впускают.

— И что он там делает?

— Говорит, что будут ждать. Им кажется, что скоро все запреты снимут — некому будет контролировать порты — и тогда моряки разбегутся по домам. Так что он рассчитывает вернуться сюда совсем скоро. Томек, что там такое случилось?

— Да неважно. Мама, слушай, — Томаш сел на кровать. — Мне нужно тебе кое-что сказать.

— Да? — мать, кажется, уже знала, что услышит.

Томаш никогда не разговаривал с родителями в таком уважительном тоне, никогда не проявлял своей любви к ним, ну, разве что в детстве. Поэтому, различив нежные, успокаивающие нотки в голосе сына, совершенно ей не знакомые, Барбара сразу поняла, чего он хочет. Она бы все отдала за то, чтобы догадки так и остались догадками, но, увы, Томаш сказал именно то, чего она боялась.

— У нас нет никаких запасов. Ни еды, ни оружия, ни даже лекарств — много ли у тебя сердечных капель осталось? Дальше будет хуже, мам. Мне надо действовать сейчас. Я должен оставить тебя ненадолго — но клянусь, я вернусь очень быстро, и все будет хорошо. Я принесу еды, проверю аптеку, раздобуду пистолет, или ружье, или что-то еще, безоружными мы пропадем.

— Ты пойдешь один?

— Не знаю, мне сейчас надо немного поспать, а потом соображу, как это все провернуть. Возможно, ребята помогут.

На остатках воли Томаш зашторил все окна в квартире и проверил, надежно ли забаррикадирована дверь, а потом вернулся на уютный диван и тут же заснул.

Ну вот, опять двадцать пять, сразу заиграл уже знакомый сон. Все тот же пляж, все та же южная природа и все тот же кретин в плаще. В этот раз, правда, получилось получше его разглядеть — высокий, худощавый, с аккуратно постриженными волосами. Ни намека на какую-либо растительность на лице, как будто он не бреется, а полирует лицо.

Томаша осенило — а что, если из-за этого хипстера в дурацких шмотках и заварилась вся каша? Иначе за каким хреном он тут маячит, гнида? Надо бы спросить с него.

Недолго думая, Томаш уверенно зашагал по бегущей вдоль воды тропинке в направлении таинственного романтика. В нос бил запах соли, игривый ветерок играл волосами, а в голове с потрясающей ясностью пульсировал вопрос — а это точно сон? Почему все эти ощущения так реальны?

Мужчина заметил Томаша, лишь когда между ними осталось не больше двух шагов. Он оторвался от созерцания горизонта, повернул лицо в сторону гостя и улыбнулся. Открыл рот и даже начал что-то говорить, как Томаш проснулся.

Пронзительная трель видеозвонка выдернула его из крепких объятий сна. Скинув одеяло, которым его явно накрыла серодобольная мама, Томаш прыгнул за компьютер, моля Бога, чтоб зомби не прискакали на шум. Впервые он порадовался, что забыл отключить его перед сном. Француз! О, как вовремя.

— Здорово, Томек, — Француз выглядел неважнецки, похоже, тоже не спал всю ночь — вон, трет необъятную морду жирными ладонями, и без того поросячьи глаза превратились в красные щелки. — Видал эту хреноверть?

— А о чем я тебе, придурку, талдычил, — прохрипел Томаш, потирая заспанные глаза. — Ладно, ты вообще как? Я вчера как раз шел домой, когда все закрутилось.

— Да я так и понял, у нас прямо в клубе заварушка случилась, где-то через час после твоего ухода. Еле вырвались. Пытался тебя набрать, кстати, да сперва сеть была перегружена, видимо, а потом ты не отвечал. Думал, все, трындец товарищу, до дома уже не доберется.

— Пардон муа, некогда было. Скажи лучше, какие планы? Я думаю, надо бы пушкой разжиться, ну и жратвой.

— Да вот поэтому и звоню, — Француз почесал бритую голову. — Давай, в общем, мы с Дамианом за тобой заедем, потом сразу к Козловскому, прикупим стволов. Только деньги приготовь.

— Сколько?

Услышав сумму, Томаш присвистнул. У него на руках не было и четвертой части, придется попросить у матери.

— Ладно, с деньгами разрулю как-нибудь. Скоро будете?

— Ну, сейчас полночь, на улицах черт пойми что творится, так что в потемках шуршать не будем. Думаю, часикам к шести утра причалим.

— Полночь? — удивился Томаш — надо же, а во сне прошло не больше минуты. — Это ж сколько я продрых… Лады. Только это, у меня по двору уже несколько упырей носятся, так что будьте готовы.

— Будем, — заверил Француз. — У тебя в подъезде как ситуация? У меня уже и кусались, и стреляли, что-то даже горело. Третья мировая, ни дать, ни взять.

— Да тоже не очень. Помнишь того придурка, моего соседа сверху? Гонял еще нас, когда пиво на лавке пили.

— Забудешь такого, — хмыкнул Француз. — Козел, мля, я б ему рога пообломал, если бы в городе встретил…

— Этот козел тебе щас сам запросто что-нибудь отломит — он тоже стал этим, ненормальным. Искусал полгорода, похоже, а потом еще жену свою с балкона скинул, прямо у меня перед глазами пролетела и плюнула еще в меня.

— Не попала? — мигом насторожился жиртрест.

— Нет, не попала.

— А точно? — Француз продолжал мерзко хмуриться. — А то я уже видел на видео, что бывает, если такая тварь в тебя харкнет.

— Иди к черту, не попали в меня, — огрызнулся Томаш. — А если бы попали, то что? Не факт, что я бы заразился, они этим ядом могут оставить ожог, да, но насчет распространения заразы — нужен контакт слюны с кровью, дурья твоя голова.

— Ладно, ладно, — друг примирительно руки. — Устал я просто, горшочек уже не варит. Все, я тогда на боковую, а то после клуба так и не проспался до сих пор.

— Давай, до встречи. Жду вас в шесть.

— Счастливо, держись там.

Томаш вернулся на расправленный диван и решил еще немного полежать — спать уже не хотелось, он и так проспал подозрительно долго, чуть ли не четырнадцать часов. Никогда еще сон не был таким долгим и крепким. Видимо, натерпелся ужасов, и тело решило впрок запастись силами.

Он окинул взглядом свою комнату, обклеенную постерами с любимой футбольной командой и польскими бойцами MMA, а потом поднялся и потопал к матери. Та сидела на кровати и при желтоватом свете стоящей на тумбочке лампы читала какую-то потертую книжку. Хм, она обычно рано ложится.

— Павел сказал, что через него можно купить пистолет. Нам без оружия не обойтись, я видел, как все началось. Без ствола просто никак, мам, сожрут и не подавятся.

— Но как ты выберешься из квартиры, Томек? Они ведь уже в нашем подъезде, я правильно понимаю?

— Да, но пока только один, или одна, не знаю. В любом случае, он или она уже могли смыться отсюда на улицу или засесть в чьей-то квартире — пока я спал, ты ведь ничего не слышала? Нет? Ну, вот, значит, ушли. На оружие все равно придется потратиться. Дай все, что есть у вас с отцом, потому что больше ни на что деньги вам не понадобятся.

— Томек, это не шутки, — вдруг разозлилась мама — на ее щеках выступил румянец, а ноздри при каждом вдохе и выдохе возмущенно подрагивали, что говорило о крайней степени напряжения. — Это не твои дебильные компьютерные игры. Ты не боец и не спортсмен, это не камнями в полицию кидать после матча или толпой накидываться на одного. Я понимаю, что происходят ужасные вещи, но я не позволю тебе собой рисковать! Надо сидеть и ждать, пока все не успокоится! Иначе зачем нам полиция, армия?!

Она забылась и перешла на крик, и бешеный сосед сверху забарабанил по полу, понимая, что внизу кто-то есть, но не зная, как до них добраться. Томаша с досадой чертыхнулся — он-то надеялся убедить мать, что пан Радослав покинул подъезд, чтоб она не волновалась, а потом по-тихому прирезать его или незаметно прокрасться мимо.

Чего ж этой твари наверху не спится? Чует ведь жертву, чует, но достать не может. Хм, значит, не такой уж ты сообразительный, засранец. Барбара зажмурилась и обхватила голову руками. Томаш едва подавил приступ гнева — он ненавидел, когда родители повышали голос, но еще больше он ненавидел, когда его план рушился вот так. Выдохнув, он сглотнул слюну и спокойно произнес:

— Я иду, у меня нет выхода. У нас нет выхода, мама. Так что ты запрешь за мной дверь и будешь сидеть тихо, никакого телевизора, вообще ни шороха. Я вернусь, как только смогу — надеюсь, до темноты, попробую вытащить Наталью, если получится с ней связаться. И я иду не один, так что за меня не бойся. Я тебя разбужу перед выходом, в шесть утра. А сейчас спи давай, и так выглядишь как привидение.