Василий Звягинцев - Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант Страница 31

И позже, после начала «аггрианской эпопеи», при всей необычности случившегося со всеми ними, ТАК не случалось ни с кем.

«Вариант Валгалла», примечательный сам по себе, в расчет не берем, там у них судьба была общая на всех. Отдельная началась позже.

Новиков с Берестиным побывали в личностях Сталина и Маркова, однако им было не в пример легче. При капитальной подстраховке со стороны Антона, под постоянным наблюдением и почти гарантированной возможностью немедленного возвращения. Воронцов сходил в сорок первый целых два раза, но в своем собственном теле и на «коротком поводке», с риском для жизни, но не чрезмерным. А так, как Шульгин, не пробовал еще никто.

Первый раз он влип капитально в Лондоне, в гостях у Сильвии. Что повлекло за собой сталинскую Москву, потом провал в «глубокий минус» до Рождества Христова. И особых шансов возвратиться тогда у него не просматривалось, поскольку о том, что Сильвия с ним сделала, не знал даже Антон. Так что выбрался он исключительно благодаря собственным способностям, причем довольно быстро и с победой. После чего продолжил существование как ни в чем не бывало, покрыв себя славой на полях Гражданской войны и в последующих игрищах и интригах.

Одновременно продолжил эфемерное существование, глубоко запечатанный в мозгу и теле Шестакова, о чем даже Сильвия понятия не имела. Этакое удвоение сущностей, при том, что «основная личность» находилась «на месте» и жила своей собственной жизнью. Выяснилось это совершенно невероятным способом, напоминающим кульминацию «Фантастической саги» Гаррисона: из восемьдесят четвертого через двадцать первый, при помощи письма, отправленного за семнадцать лет до того, как начало происходить то, что длится и сейчас, вдобавок — из другой реальности.

Теперь так вообще творится нечто не укладывающееся в рамки «нормальных», ставших привычными парадоксов. Прожив бессознательно, но весьма активно больше недели в теле Шестакова, он вновь на краткий миг якобы воссоединился с базовой личностью и одновременно остался здесь. Попросту выражаясь, оказался «един в трех лицах», подобно сами знаете кому, но без его специфических способностей.

Главное, даже себе самому он не мог внятно объяснить — зачем? Зачем, находясь в сравнительно здравом уме, предложил Антону явно безумное решение: остаться в должности наркома? Эта идея даже многоопытного и хитромудрого «тайного посла» удивила. Нет, потом он схватился за нее с энтузиазмом, но поначалу воспринял с недоумением, что может свидетельствовать о его искренности и непричастности.

Сильвия тоже ничего коварного не замышляла, раз сама известила «Шестакова» о его истинной роли и сущности, дала рекомендации и формулу возвращения домой.

Остаются два почти равновероятных объяснения.

Первое — личный авантюризм, наложившийся на кратковременное расстройство психики. Самопроизвольно возникшая копия его матрицы оказалась дефектной, хоть несколько нейронов перемкнуло не по схеме, плюс скачки нервного напряжения, вот вам и реактивный психоз.

Понятное дело, говорить всерьез о внезапно осознанном долге перед человечеством, желании разрушить коварные планы аггров, а может, и форзейлей, изменить, к общему благу, катящуюся в пропасть новой мировой бойни историю человечества, гуманизировать сталинскую политику — смешно. Ничего ты не изменишь, как ни старайся. Новиков с Берестиным уже попытались. Все будет так, как должно быть, даже если будет иначе.

Второе — внезапно охватившее его чувство страха перед возвращением, мысль о том, что, воссоединившись, он перестанет существовать в качестве нынешней самостоятельной личности, могла оказать свое влияние. Куда проще оставить все, как есть, нежели очертя голову кинуться «вперед» (или «назад»), рискуя развоплощением.

Только ведь подобная осторожность совсем не в его «настоящем» характере. Похоже на наведенную эмоцию. Опять же — кем? Здешней Сильвией, Дайяной, Антоном, пусть даже Лихаревым? Вряд ли. Если кто и способен на такое, так единственно Держатели.

Сходится. Переброс на Валгаллу и обратно в физическом облике, кратковременное совмещение с самим собой и «расстыковка» под силу только им, насколько известно. Причем знание о самом факте наличия Игроков получено им совсем недавно, и снова от себя же самого. Раз ему оставлена такая информация, значит, входит в условия? Что за гамбит?

И тут же он подумал — не так все очевидно. Вдруг здесь и проявилось то самое качество «кандидата»? «Они» хотели сыграть втемную, а он подсмотрел прикуп.

И, значит, что? Господин Шульгин получил возможность, о которой партнеры пока не подозревают. Значит, на том уровне, который доступен их восприятию, он должен блефовать. Причем так, чтобы поверить самому и внушить всем окружающим убеждение в том, что остался здесь из чистого авантюризма? Отчего бы и нет? История знает не один подобный случай.

Тяготился Сашка негласным, но для него ощутимым лидерством Новикова? Да, безусловно. И как же здорово будет потом деликатно ткнуть друга носом — ты вот в роли самого Сталина не так уж преуспел, а я сделал его со стороны, на голой технике.

Не видел особых перспектив в жизни в Замке, еще не зная, какие приключения ждут его и всех остальных после Исхода? Да, конечно.

Почувствовал вкус к самостоятельности, поиграв в роли Шестакова с Лихаревым и самим Сталиным? Тоже так. Отчего бы не попробовать себя в амплуа кукловода мировой закулисы?

А, может быть, его вдобавок увлекла возможность продолжить интересную связь с Зоей, женой наркома? Это, пожалуй, вряд ли, хотя полностью такой вариант тоже нельзя исключить.

Короче, доводов и поводов набиралось достаточно. Никак не меньше, чем у благополучных людей XIX века, вдруг бросавших налаженный быт и отправлявшихся искать истоки Нила, Антарктиду или изучать образ жизни туземцев Соломоновых островов.

Человек ты, одним словом, или тварь дрожащая?

С таким примерно настроением Александр Иванович Шульгин, он же Григорий Петрович Шестаков, проснулся поздним утром, не совсем понимая, что успел обдумать еще наяву, а что уже и приснилось, все-таки часов шесть он провел в постели, совершенно не заметив границы, разделившей то и другое.

Принял душ, сделал зарядку, почти невыносимую для тела наркома, хотя оно за последнее время здорово посвежело и избавилось от номенклатурного жирка. Но сейчас Сашка решил довести полученный во временное пользование организм до физического уровня своих тридцати двух, когда считал себя на пике тренированности и эффективности.

Сто раз отжаться от пола получилось, столько же присесть с дубовым креслом за спиной, а потом он понял, что можно и надорваться. И так он терзал реципиента целую неделю невозможными нагрузками, физическими и нравственными. Как еще до инфаркта не довел.

Надо бы и поберечь, а то ведь выйдет, словно с «Запорожцем», на который поставили движок от «Феррари».

И что же теперь делать? Законные сутки для отдыха у него есть. Отдых, конечно, понятие относительное. Люди нашей профессии никогда не отдыхают, сменил слегка род занятий — и уже хорошо.

Потому — продолжить прогулки по Москве невредно. Пешком. В целях рекогносцировки и привязки прежних знаний к местности. Шестаков-то о ней самое отдаленное представление имеет, о той, что располагается за пределами нескольких подходящих для проезда служебного «ЗИСа» улиц. Сам он (в роли другого Шульгина) успел изучить Москву двадцатых, назубок знал город с середины шестидесятых, а теперь предстояло все это соотнести с тем, что имелось в наличии. В эпоху осуществления грандиозного плана «сталинской реконструкции». Слава богу, что три дня назад пришлось носиться на «трофейной» машине по хорошо знакомому, сохранившемуся в неприкосновенности и в семидесятые годы району. Вот и натянул нос местным энкаведешникам, как прошлый раз переиграл аггров, гнавшихся за ним на «Мерседесе». Так это просто повезло. Если бы его отжали, к примеру, в Зарядье или за Таганку, там бы он вряд ли так сориентировался.

В целях соблюдения пиетета он позвонил Лихареву. Доложил, что с ним все в порядке, осведомился, не было ли каких значимых замечаний вождя после их отъезда. Валентин ответил подчеркнуто радостным голосом. Мол, все прошло прямо великолепно, и товарищ Сталин ушел отдыхать крайне довольным, несколько раз повторил, что только с такими людьми и нужно работать. Так что, Григорий Петрович, куем железо…

— Куйте, Валентин, куйте. А также и пилите…

— Это вы о чем?

— Это о романе «Золотой теленок». Я вам прямо сейчас не нужен?

Хорошо вовремя поставить человека на место.

— Похоже, что нет. Завтра с утра, наверное, следует быть наготове. А вы где сейчас?

— Будто вы не знаете. У себя на квартире. А Заковский где?