Алексей Корепанов - Прорыв Страница 31

— Вот! — удовлетворенно поднял палец Силва. — Свойства пространства. Значит, и здесь, в Пузыре, тоже свои свойства… — Он помолчал. — Или, во всяком случае, в этой его части. Аномальная зона. Если так и дальше пойдет, не беда, хавчика вдоволь. А вот если еще больше замедляться будем…

— То застрянем здесь надолго, — закончил Тангейзер. — По сантиметру в час… — Он вдруг округлил глаза. — Карабарас! Может, эти… бронелобые… и роботы… до сих пор вперед шлепают, где-то там! — он кивнул на экран.

— Роботы, может, и шлепают, а бронелобые уже друг друга съели, — мрачно заметил Силва. — В общем, так, Бенедикт: следи за этим и дальше. Если что — пойдем назад.

— Только, пожалуйста, без спешки, — попросил Диони. — Лучше здесь, чем на Бебину физиономию любоваться и перлы его слушать. Жаль, три года не получится, до конца срока. Балабаса не хватит.

— Тебе три, а мне два, — напомнил Дарий. — Согласен, спешить не будем. Посмотрим, как там дальше все обернется. А ты, Бенедикт, тут целые поэмы сможешь сочинить, времени хватит. «Я поэт, зовусь я Беник, и желаю… много денег!»

— Новый веник! — чуть не опередил его Тангейзер.

А танк, выдержав паузу, высказался более изящно:

Да, я желаю поэмы писать, и баллады писать, и сонеты,Ямб пятистопный попробовать, а вместе с ним и анапест,Верю, услышат прекрасный хорей эти пустынные дали,А вслед за ним и гекзаметр придет, и пеон, и трибрахий,Мощно в ночи прозвучит сладкозвучный пиррихий,Дактиль, брахиколон дружно ему подпевают,Ну, а пентон зазвучит — вмиг замрет от восторга природа…

— Так и пройдут в Пузыре эти два чертовых года, — подхватил Дарий и покачал головой. — Бенедикт, ты из нас сделаешь таких поэтов, что мы Бебе в рифму отвечать будем. Давай пока без этого, я уже сыт по горло.

— Забудь о Бебе! — вернул Силве его же рекомендацию Диони. — Кстати, насчет «сыт по горло»… А не пора ли нам что-то закинуть непосредственно в желудочно-кишечный тракт? И желательно не на ходу, а на травке, на природе, а?

Силва фыркнул:

— Нашел природу! На соломе, в тумане…

— Ну, какая есть… — пожал плечами Тангейзер. — При желании можно представить, что это вовсе не солома и не туман…

— Ага, а Простыни — райские птички, — с иронией продолжил Силва.

— Не беспокойтесь, вашу безопасность я обеспечу, — с готовностью заверил танк. — Сейчас выберем местечко поудобнее, и можете располагаться и поглощать калории. Я угощаю.

— Ну, если гарантируешь, тогда годится, — согласился Дарий. — Хотя для обеда еще вроде не время.

— Для обеда всегда время, — с видом философа, подобного Бенедикту Спинозе, изрек Тангейзер. — Ибо обед для бойца, а не боец для обеда. Особенно — чьего-нибудь.

— Мудро, — усмехнулся Силва. — Вот что значит общаться с мозговитой машиной.

— Иная машина такое загнет, что человека за пояс заткнет, — заметил танк и начал сбрасывать ход. — Вон там ровное местечко, у тех кустов. Выбирайтесь-ка к кустам, балабас я вам подам. Прямо туда, наружу.

— О! — восхитился Дарий. — Балабас! Ты набираешься армейского жаргона. Происходит взаимное духовное обогащение…

— Мне слово понравилось, — признался розовый гигант. — К нему можно подобрать множество рифм: глаз, контрабас, унитаз, ананас, скалолаз, пенелтасс, отличный балабас, класс, противогаз, мурмибас, лоботряс…

Спиноза все бормотал и бормотал, а Дарий с Тангейзером уже осторожно выбрались через люк на свежий воздух и рассматривали окружающее. Правда, особо свежим воздух не был, сухим — да, и приходилось только гадать, как при таких условиях тут мог постоянно висеть туман. Да и действительно ли туман это был, а не какая-то местная взвесь? Но ближайшие окрестности просматривались вполне удовлетворительно, и ложку мимо рта тут можно было пронести, если только делать это намеренно. Хотя не чувствовалось ни единого дуновения ветерка, кусты с редкими скрюченными листочками время от времени тихонько шуршали. Не устрашающе, а как-то отвлеченно, словно для того, чтобы хоть чем-то занять себя. Трава здесь росла не пятнами, а сплошь, и место для второго завтрака (первый был поглощен в столовой погранзаставы) под опекой танка представлялось достаточно удобным.

Спиноза выдвинул из собственного бока манипуляторы с двумя менажницами и радушно сказал:

— Вот, возьмите балабас! Не гонит порожняк Гонбасс!

— И где ты только успел нахвататься всего? — восхитился Тангейзер, приняв менажницу, и непроизвольно сглотнул слюну. — Гонбасс — это же вроде где-то на Лабее. Служил тут один, мы его «Профессором» называли, так это была его любимая фраза.

— Присадка архамассы позволяет мне хранить практически неограниченный объем информации и оперировать им, — похвастался Спиноза. — Вот меня и загрузили по полной, серия-то экспериментальная. Давайте, балабасьте, пока не остыло, а я покараулю.

Танкисты расположились на траве под кустиками, вооружились вилками, сняли крышки с танковой еды.

— О-о! — с вожделением закатил глаза Диони. — Судя по запаху, это далнийские пицули… Божественно!

— Ага, годная жрачка, — согласился Силва, принюхиваясь к своей порции. — Да уж, это тебе не болты с бикусом[14] в нашей столовке. А вот это у нас что? М-м!.. А это у нас варенички… — Он подцепил на вилку вареник. Трепетно, благоговейно, затаив дыхание, поднес ко рту, прожевал. — Да с картофанчиком! Стрелять-попадать!

Некоторое время танкисты молча предавались восхитительному процессу поглощения вкуснейших блюд, запивая их в меру холодным соком пипилии, а потом Тангейзер с грустью сказал:

— Представляешь, что будет, когда у него, — он мотнул головой на танк, — запас кончится? Уж наши-то местные командиры на разносолы не расщедрятся, да и из чего тут готовить далнийские пицули? И кто бы сумел их приготовить? И вообще, сюда такие харчи не возят. Так что забьют Беню под завязку кирзой, и конец благословенной жизни. Не, надо тут кататься, пока все не подчистим!

— Мда-а… — задумчиво покивал Дарий. — Вареников уж точно не будет… Но, с другой стороны, мы тут будем кататься, а там, — он махнул рукой в сторону далекой уже южной стенки Пузыря, — парни от Простыней отбиваются.

— Это да, — согласился Тангейзер. — Но так уж масть легла, как этот беглый зэк говорил. С третьей-то стороны, ты ведь на дежурство не напрашиваешься, если не твоя очередь. Вот и считай, что сейчас не наша очередь. У нас свое задание.

— Второй Спиноза! — воскликнул Силва. — Чувствую, вернемся отсюда такими наблатыканными, что кого хочешь в чем хочешь убедить сможем.

— Общение с мудрецами если и не делает дурака умным, то, по крайней мере, дает ему возможность скрывать, что он дурак, — изрек танк.

— Это воспринимать как намек? — ледяным голосом осведомился Дарий.

— Ни в коем случае! — воскликнул Спиноза. — Я не изъясняюсь намеками, я всегда говорю прямо. — И прежде чем командир успел осознать смысл сказанного, добавил: — Да ты ешь, Дар, ешь, холодные вареники это уже совсем другое блюдо, и удовольствия от него ты не получишь.

— Тут ты прав, — кивнул Силва.

Танкисты опять сосредоточились на приеме пищи, чувствуя себя спокойно и уютно под прикрытием расчудесной боевой машины.

— Вкусные пицули… — вздохнул Диони. — С детства люблю. Мама их так готовила, что я чуть вилку не проглатывал. Жаль, нечасто ел такое, они ведь дорогущие, заразы! — Он вдруг перестал жевать. — А кто ж это нашу коробку деликатесами умудрился набить?

— Это подарок, — неожиданно заявил Спиноза. — Но я не коробка.

Танкисты с удивлением уставились на его розовый бок.

— Подарок? — недоверчиво переспросил Тангейзер, пропустив мимо ушей возражение бронехода. — Челябцы, что ли, скинулись? Не верю! Слыхал я, что они только на водку могут скидываться. И то — для себя же. И не все.

— Мир не без добрых людей, — загадочно изрек бронеход. — Вспомните, как много есть людей хороших — их у нас гораздо больше, вспомните про них!

— Да, это здорово… — Диони похлопал себя по животу. — Пицули… Мама…

Танк издал какой-то звук, и Дарий встрепенулся:

— Что там, Бенедикт?

— Все нормально, — успокоил его танк. — Жуй не спеша.

Силва последовал его совету, искоса поглядывая на притихшего товарища. Тангейзер потягивал сок.

Дарий общался с ним и Поллуксом почти год и знал, что Диони вырос без отца. Мама его работала менеджером в какой-то фирме, и в деньгах они вовсе не купались, хотя голодными, разумеется, тоже не ходили. Но далнийские пицули могли позволить себе далеко не каждый день. Впрочем, если трескать деликатесы каждый день, они, наверное, приедятся. В том-то вся и прелесть… И потом, у Тангейзера была мама, которая могла готовить ему пицули и прочее, а у него, Дария, мамы уже не было…