Опричник (СИ) - Теплова Арина Страница 31

— Иди вон туда в заросли, я постерегу тебя, — кивнул Мирон.

Послушно Людмила устремилась в камышовые заросли, и едва войдя, быстро скинула с себя пыльную одежду, оставшись в одной короткой рубахе. Распустив косу, она вошла в воду. С удовольствием окунаясь в теплую воду, она ощущала, как вода ласкает ее тело. Чуть отплыв от берега, она увидела, что Мирон стоит на берегу, повернувшись к ней широкой спиной, как и обещал, не смущая ее. Уже через миг она вернулась на берег и, взяла мешочек с мыльным корнем. Достав корневища, она потерла их в руках и начала намыливать волосы. Вода в реке была прохладная, и Людмила отметила, что корень мылится так же пенисто, как и в бане. Она умело вымыла и прополоскала длинные темные локоны, которые достигали ее бедер. Потом задрав рубашку, она намылила корнем свое тело и лицо, и окунулась в воду, смывая все. Мирон терпеливо ждал ее. Он был таким правильным и совестливым, что ни разу за все время не повернулся в ее сторону и, словно истукан, замерев на берегу реки, стоял к ней спиной. Его скромность позабавила Людмилу и у нее возникло желание его подразнить. Она одернула короткую рубаху и зашла в камыши. И, вдруг, дико закричала:

— Помогите! Помог.., — и, как будто не договорив последние слова, замолкла.

Уже через миг Мирон был рядом. Он ворвался в заросли камышей, словно одержимый с обнаженным палашом и увидел безмятежно плавающую в воде Людмилу. Она лежала на поверхности воды в короткой мокрой рубашке и как-то уж слишком сладко улыбалась. Мирон остановился как вкопанный, врезавшись в воду по колено, отражая, что девушке никто не угрожает и она спокойно плавает.

— Что, испужался? — игриво улыбаясь, пролепетала Людмила.

Несколько раз моргнув, он опустил свой палаш, осознавая, что с девушкой все в порядке. Нахмурившись и только спустя миг, видимо придя в себя от тревоги и созерцая ее белые стройные  ноги, которые были видны на поверхности  воды и ее тело в рубашке, Сабуров глухо выдохнул:

— Смешно тебе?

— Да, — кивнула Людмила. — Видел бы ты свое лицо теперь!

Она легко рассмеялась, довольная своей выходкой, но через миг смолкла, ибо увидела, как лицо молодого человека начало стремительно меняться и уже через миг превратилось в хмурое и жесткое.

— Вот дура! Все вы бабы с придурью, воистину! — процедил он.

Улыбка окончательно сошла с лица Людмилы, когда Сабуров резко развернулся и ринулся прочь из камышей. Она поняла, что такие глупые заигрывающие шутки явно нельзя было проделывать с серьезным и правильным Мироном, который, не только не оценил ее забаву, но и явно, до крайности разозлился на нее теперь. Она поспешила из воды, видя, как он выскочил на берег, ругаясь себе под нос и направляясь к лошадям. Она поняла, что он был слишком властным и суровым воином, чтобы так легко реагировать на все это. И явно совсем не оценил ее баловства, а только не на шутку разозлился.

Захватив свои вещи, Людмила выскочила на берег, отражая, как он достиг своего жеребца. Она проворно стянула с себя мокрую рубашку и натянула на мокрое тело подрясник. Схватив свою мокрую рубаху и, отжимая ее на ходу, она поспешила за ним следом, видя как он, взобравшись в седло и отвернувшись, весь напрягшись, ждет ее. Она постаралась, как можно скорее закончить свои сборы и взобраться в седло своей мышастой лошади, понимая, что теперь ей видимо, придется просить у него прощения.

Мирон дулся на нее почти весь оставшийся день и только зло зыркал в ее сторону. Людмила была уже и сама не рада, что так опрометчиво пошутила над ним и не знала, как загладить свою вину. Василий говорил с ней, как и обычно, но Людмила чувствовала, что хочет, чтобы Мирон непременно простил ее, но она не знала, как задобрить его. Она боялась просто подойти к нему и попросить прощения, ибо его злой и предостерегающий взор останавливал ее. На поздней обеденной трапезе, на которую Василий приготовил наваристый суп из тетерева, лесных трав, кореньев и домашней сухой муки, которую они захватили с собой, Мирон ел молча, даже не смотря в ее сторону. Людмила говорила с Василием и также с аппетитом ела и все нахваливала лесного тетерева, который был довольно мясистым и вкусным, пытаясь задобрить младшего Сабурова. Но, не тут то было. Мирон все равно не смотрел в ее сторону и всем видом показывал, как он зол на нее и она явно не достойна его внимания. Это задевало девушку и она уже десять раз раскаялась в душе, что так необдуманно пошутила с ним у реки.

В какой-то момент, когда Мирон, уткнувшись взором в свою деревянную миску и, погруженный в свои мысли и о чем-то размышляя, вдруг вперил взор в Людмилу и Василия, которые сидели напротив него, и выпалил:

— Понял я!

— Чего? — уточнил Василий.

— Слова из песни понял! — выпалил Мирон в исступлении. — Как там сказано? “Юных девиц и парней в лесу в Ярило не счесть”. Мы думали “в Ярило” – это полдень! День световой, когда солнце в зените! Ан, нет! Это – день определенный! Ярило – это день Ивана Купалы! Ведь в южных землях Руси день Ивана Купалы, Ярилин день зовут! И кумекаю я, что озеро это заповедное появляется только в этот день! В день Ярило солнца! В день Ивана Купалы! Оттого то, мы его никак не найдем и не видим теперь. Потому, как скрыто озеро теперь от глаз посторонних. И только в Ярилин день к нему дорога будет! Обождать надо до Ивана Купалы и появится озеро. А Купала через шесть дней будет!

— Ого, братец, — выпалил Василий пораженно. — А ты воистину верно понял! Наверняка говоришь! Ибо объяснить наши пустые поиски нельзя более никак.

— Да чую, что так и есть! Оттого, что озеро это заповедное видно только в этот день! На Купалу. Именно это и сказано в песне!

— Ох, братец, и вправду ты умен! — воскликнул Василий.

Людмила на все слова Мирона как-то странно посмотрела на него и тихо вымолвила:

— Я песню разгадала, а ты смысл ее…

Младший Сабуров недовольно посмотрел на нее и, промолчав, уставился в костер взором. Людмила поняла, что он до сих пор не простил ее.

Молодые люди понимая, что до нужного дня оставалась почти неделя, решили перебраться пока в ближайшее село и дожидаться дня Ивана Купалы там. У одного из крестьян они сняли за три рубля место и харчи на неделю, и стали терпеливо ожидать нужного дня. Еще перед отъездом из монастыря, старец Радогор снабдил Сабуровых пятьюдесятью рублями серебром, чтобы они могли беспрепятственно осуществлять свои поиски. Эти деньги дал собственноручно царь Иван, желая только одного, чтобы нашли драгоценную Чашу, которую он стремился получить. Серебряные мешочки с копейками – чешуйками были прикреплены к луке седла коней Сабуровых и они пользовались ими для оплаты постоя в селениях.

7.4

Спустя четыре дня, Сабуровы и Людмила находились за большим столом у печи в единственной большой горнице крестьянской семьи на вечерней трапезе. Хозяин дома, крепкий мужик с длинной русой бородой, сидящий во главе стола, первым черпал деревянной ложкой из большой миски, стоящей посередине стола, наваристую куриную похлебку из моркови и гречи, а только потом за ним черпала его жена, далее Сабуровы и Людмила, а уже после шестеро детей хозяев. Все подносили под ложку широкую краюху черного ржаного хлеба, чтобы невзначай не капнуть драгоценную похлебку на стол. Ведь куриный суп крестьяне могли себе позволить только по праздникам, ибо забивали домашний скот только по осени, а курей не чаще раза в месяц, ибо птицы несли яйца. Но, богатые постояльцы Сабуровы, которые заплатили теперь серебром, были достойны забитой курицы, из которой хозяйка сварила суп, и еще приберегла в погребе части птицы на два раза. Ежедневно крестьяне употребляли в основном простую пищу, растительную и молочную. Пироги были лакомством, как и творог. Основной едой были крупы и овощи, такие как горох, ячмень, овес, греча, свекла, морковь, капуста да репа. Из них варили супы и каши. Молоко, квас, морсы, сметана, простокваша, яйца так же были привычной крестьянской едой. Оттого, наваристый мясной суп на курятине был поистине праздничным блюдом. И немногие в здешнем селении могли позволить себе есть даже пшеничный хлеб, а довольствовались только ржаным, как эта небогатая семья.