Добрым словом и револьвером - Алексей Махров Страница 31

— Да ты, blyad, даже уже не берега попутал, твоё велико — ты их потерял nahuy! А у тебя силенок хватит меня в Норильск упечь?!! — заорал великий князь.

— Хватит, еще и останется! Сейчас свистну — тебя здесь и положат. Навеки! А вся твоя свита на голубом глазу подтвердит, что ты последнюю неделю водку жрал как не в себя — вот до белочки и допился!

— Ой, мне уже сейчас начинать бояться?!

— Вчера!

— Шш-ш-ш-ш-шшшшш, каряччие финские парни! — снова непонятно сказал Graf Rukavishnikoff. — Вы оба что ли yobnulis?!! Харе матом лаяццо, здесь дама! Лёха! Чего ты там в газете такого вычитал, что ведешь себя, словно свинья верхом на дикобразе?

— Чего вычитал?! Чего вычитал?!! А вот!!! — крепкий палец генерала-адмирала уперся в какую-то статью на первой странице. — Вот! «Экстренное сообщение. Телеграмма из Вены. Вчера в Рейхштадте были убиты эрцгерцог Карл Людвиг Австрийский, его супруга Мария-Тереза, его сын Франц Фердинанд, герцог Моденский. Как стало известно из достоверных источников, люди, покушавшиеся на жизнь эрцгерцога и его семьи, оказались сербами: Воислав Шешель, Слободан Милошевич и Радован Караджич. Правительство Двуединой монархии скорбит о безвозвратной потере». И как это надо понимать?!

В наступившей тишине четко и почему-то ехидно прозвучал голос её Никки:

— Как это понимать? Да так, что в сарае Гаврила из принципа эрзац-герцога не убьет. А что, могут быть другие толкования?

Великий князь Алексей набычился, шагнул вперед:

— То есть ты провокацию решил устроить, а со мной не то, что посоветоваться — даже в известность не счел нужным поставить, так?! — Он задохнулся, покраснел… — Я тебе что?! Я тебе кто?!!

— Ты мне? — Никки окинул Великого князя веселым взглядом. — Ну, дядя… пока. Только я не понимаю: ты-то чего нервничаешь? Что война в апреле будет — тебе еще на той пьянке в день Красной Армии сказали. Ты, кстати, подготовился? Хотя толку там от тебя… Ты свои броненосцы собрался в Дунай затолкать, или ожидаешь высадку австрийского десанта в Царьграде?

— Но провокация!.. — упорствовал генерал-адмирал.

— А каким способом мы войну начнем тебя-то с какого боку и в какую дыру ebiot? — Не притворно удивился император. — Сиди на попе ровно и дыши по системе йогов, а то бегает, размахивает, матерится!

— Это Альбертыч так пошутить решил, есличо! — Снова очень непонятно сказал Graf Rukavishnikoff.

— То-то я смотрю — имена исполнителей такие знакомые! — почему-то смутился генерал-адмирал. — Вспомнил, правда, с трудом…

— Вспомнил он! Имена вспомнил! — Весело воскликнул Никки, но через пару секунд добавил знакомым ледяным тоном: — А вот про субординацию, дядя Лёша, ты забыл! Вернее так: забил! Но ничего, это я тебе сейчас напомню… — И заорал звучным командным голосом: — Махаев!!!

Двери приемной распахнулись и в покои вбежал ординарец императора.

— Братишка, не в службу — в дружбу: приведи своих стрелков человек пять! А вы, Господин генерал-адмирал, слушайте мой приказ! — повернулся Никки к великому князю. — За грубое нарушение устава, за нападение на часовых, за необоснованное паникерство — десять суток ареста! Пока еще — домашнего. Сдайте оружие!

Замерев, точно мышка, Моретта смотрела, как входят в ее покои лейб-гвардейские стрелки, как забирают у Алексея Александровича револьвер и кортик, как стрелки смыкаются вокруг арестованного и выводят его прочь… И всё это — в полном молчании. Ей вдруг вспомнился парад на Марсовом поле, когда вот так же молча уходили пленные…

— Твоё велико, — раздался веселый голос Graf Rukavishnikoff. — Слушай, я тебя очень прошу: арестуй меня тоже. По-домашнему! Суток на пять, хотя бы. Я бы хоть выспался, да и с горняшками покувыркался…

— Тебе, родной, домашний арест не положен, — отпарировал Никки. — Я тебя за аналогичные дела или на каторгу определю или сразу расстреляю… Кстати, а почему ты про ОМОН заорал? Ты же к нему никогда никаким боком или я чего-то не знаю?

— Да просто как-то само собой выскочило… — растерянно пожал плечами Graf Rukavishnikoff. — Когда мой бизнес в девяностых прессовали, то пару раз маски-шоу приезжало. И вот почему-то запомнилось и сейчас наверх вылезло.

— Удачно, блин, вылезло! — император сочувственно похлопал друга по плечу. — У меня самого мороз по коже прошел! Тоже как-то раз был случай, но… об этом лучше как-нибудь потом! — Никки оглянулся на жену и сразу прикусил язык. — Вообще весело мы женский праздник отметили! Почти как ты с товарищем Кухулиным мужской — устроили, blyad, секс-оргию на особо охраняемом объекте…

Часть 2. Глава 5

Глава 5

Рассказывает император Николай II

Э-эх, весна!.. Она даже на обычно хмурой и недружелюбной Балтике хороша! Есть в ней что-то такое… такое… Короче, эдакое. Как сказать — не знаю, но чувствую, что и кровь по жилам бежит скорее, и грудь дышит глубже, и жить хочется.

Вагон, наконец, остановился и я вместе с двумя лейб-казаками вышел на перрон. Ножки самодержавные промять. Закурил, огляделся…

Так, взвод охраны, с пятью ручными пулеметами и одним станковым, уже развернулся веером перед вагонами. Причем, я уверен, с обратной стороны поезда то же самое. А по самому перрону якобы прогуливаются и покуривают господа офицеры из свиты. На их фоне я ничем не выделяюсь: ни ростом, ни комплекцией, ни обмундированием (абсолютно все одеты в зеленые мундиры лейб-стрелков), ни даже прической — абсолютно все подстрижены «под ноль», или как здесь принято говорить «по-николаевски». Засядь где-нибудь поблизости вражеский снайпер, то ему пришлось бы выбирать цель из доброго десятка однотипных. Но поблизости супостату и не засесть — все окрестные «высоты»: крышу вокзальчика и верхушку водокачки, плотно оккупировали мои собственные снайперы — как «дальнобойщики» с крупнокалиберными «Фузеями», так и «линейщики» с «Пищалями». И все они, включая «вторых номеров», буквально «процеживают» округу в оптические прицелы и бинокли.

Да, с обеспечением безопасности моей персоны после приснопамятного покушения теперь всё очень и очень серьезно! Поэтому можно расслабится по-настоящему, на самом деле подышать воздухом и размять ноги...

А места-то, мать моя! Знакомые какие места! Вот же ведь!

Прибалтика. Мне ли тебя не знать? Тут же вспомнилась безумная скачка за Мореттой,