Артем Каменистый - Радиус поражения Страница 31

Рощин заподозрил, что столь сильный шум может вызвать ненужные подозрения у встречных свинок и предложил позабивать меж листами деревянные распорки и свернутые мешки, коих в пункте приема металлолома оказалось немало. Игорь его идею поддержал, и оставил полковника заниматься шумоизоляцией. Сам же, прихватив ведро и мешок с пластиковыми бутылками, отправился к трассе. Там то и дело проезжала военная техника, но паузы между ее проходами были солидные — можно успеть наполнить все емкости соляркой. Неизвестно, когда они еще смогут заправиться — надо бы бак залить под горловину.

Занимаясь "тюнингом" грузовика, полковник обратил внимание, что у Богданова явно ухудшается самочувствие. Будь на то воля Рощина, он бы только этому порадовался, но увы — гад слишком ценен. Беречь его надо, и не давить ни морально, ни физически. Расспросив покалеченного, он выяснил, что ему очень неудобно лежать. Еще бы — перины в кузове нет. Пришлось и этим заняться. Из груды металлолома притащил ржавую панцирную сетку для кровати, застелил ее теми же мешками, набитыми листвой и травой. Не сказать, что слишком удобно, но Богданов был рад даже минимальным удобствам.

Вернувшись с третьей ходки за горючим, Синий заявил, что бак полон, и даже запас небольшой в бутылках останется. И все — больше он туда не ходок. Натерпелся страха, под носом у врага воруя солярку. Странно, что они не взяли под свой контроль эту крупную заправку. Хотя у них наверняка проблем с горючим и так нет, как и с боеприпасами.

Время до вечера еще оставалось немало, а делать было нечего. Синий, поделившись с Рощиным сигареткой, присел возле него на травку, прислонился спиной к проволочному забору приемного пункта, затянулся, и тихо, чтобы не слышал Богданов, спросил:

— А тебе не кажется, что он врет?

— Не думаю.

— Да? А какой ему смысл вообще нам помогать? Обиделся, что его хотели зачистить вместе с городом? Вряд ли — это ведь не со зла сделали. Необходимость.

— Ему деваться некуда — только за нас держаться. Если мы его сейчас бросим, ему не выжить — свинки прибьют, или эти крысы слопают. Они ведь не знают, что он свой. Хотя дай ему возможность связаться со своими, он нас сдаст… Но где ему, покалеченному, достать спутниковый телефон? Да и не знаю, работают ли они теперь… Нет Игорек — ему за нас держаться надо мертвой хваткой.

— Ну смотри — я лично ему не доверяю. Серега, а как насчет радиации? Ты говорил, что все хорошо, но ведь рядом с нами восемь бомб шарахнуло.

— Нестрашно. Заряды слабые, хотя и грязно рванули — на земле. Но ветер понес на север это добро, а мы восточнее. На нас осадки не выпадут, а бояться надо только их.

— Спасибо — утешил. Я теперь свинец из трусов выложу. И Серега — без пулемета не ходи. Не нравятся мне эти крысы… Ни разу их не видел, но уже заранее побаиваюсь.

— От них и ночью проблемы могут быть — Богданов говорил, что им низкие температуры не мешают.

— Ты не хочешь со мной еще немного поговорить про свою гениальную идею с пушкой?

— Пока что нет. Обдумывай. Нам очень надо закинуть им этот снаряд. Очень.

Несмотря на все усилия Рощина, грузовик даже при езде по хорошему асфальту шумел излишне. А так как хороший асфальт в Украине встречается так же часто, как честные чиновники, "Камаз" почти постоянно трясло на колдобинах. Динамические нагрузки, воздействуя на проволоку, скрепляющую конструкцию, постепенно вызывали ее деформацию и с каждым километром шум усиливался. Полковник понял — грохот скоро будет как в кузнечном цехе.

Он проклял Синего и его идею бронирования машины — кататься внутри барабана не слишком приятно.

Свинки попадались нечасто. Изредка навстречу проносились группки из грузовиков и бронетехники, проезжая через населенные пункты нередко замечали их стоянки, освещаемые огромными кострами — твари грелись. По ощущениям Рощина температура ниже двадцати пяти не опустилась, но этим гадам уже было некомфортно.

Интересно — а как они зимовать собираются?

Никто не обращал внимания на одинокий "Камаз", и не пытался его задержать. Рощину это понравилось — в плане врага обнаружилась очередная ошибка. Ночью контроль на трассах падал — имея технику противника, можно нагло перемещаться у него на глазах. Хотя, возможно, со временем они сделают правильные выводы и эта лавочка прикроется.

Синий местность знал прекрасно — на серьезные трассы выезжал нечасто, предпочитая двигаться разными партизанским дорожками, вплоть до разбитых грунтовок. Рощин эту тактику одобрял — в таких местах врагов меньше всего.

На одной из таких грунтовок они и нарвались.

"Камаз" притормозил, начал поворачивать. В этот момент из лесополосы, что тянулась впереди, загремели выстрелы. По кабине ударило, затем еще раз, Синий вывернул руль, придавил газ, спеша вывести машину из-под обстрела. По тенту захлопало, а растерявшийся Рощин все еще не мог ответить — грузовик двигался боком к противнику. И лишь когда он немного удалился, полковник, завидев среди деревьев вспышки, выпустил в ту сторону длинную очередь. В ответ в железо, навешенное по заднему борту, будто кувалдой ударило. В следующий миг Игорь, прижавшись к левой обочине, прикрылся от стрельбы подступающими к дороге зарослями акаций.

Все — вырвались.

Рощин отбросил неполный магазин, зарядил новый. Присев у заднего борта, он до боли в глазах вглядывался в темноту, ожидая появление погони. Но никто не показывался.

Минут через пятнадцать Синему надоело гнать по местной стиральной доске, и он, остановив машину, выскочил из кабины, нервно выкрикнув:

— Серега — прикрой меня! Надо посмотреть, что эти партизаны наделали!

Полковник, выбравшись из кузова, замер рядом с другом, успевшим забраться под кабину, присел на колено, направив пулемет в сторону лесополосы.

Синий чуть не плача доложил:

— Вот же сволочи — радиатор у нас течет. Помаленьку течет, но серьезно.

— Стреляли как-то странно — одиночными. Очередей не видел.

— Еще бы тебе их видеть — ты на кабину посмотри! Картечью и дробью били. Наверное, дробина или картечина радиатор пробила.

— Дробовики? Тогда это не свинки были — у тех автоматы.

— Вот и я о том же! Партизаны это.

— Какие, мать твою, тут могут быть партизаны?!

— Ну может и не партизаны, может просто местные попрятались там. Увидели грузовик, и за двустволки взялись. На нас ведь не написано, что мы хорошие.

Синий, заканчивая свою мысль, нехорошим образом охарактеризовал абсолютно все местное население, а Рощин уточнил:

— Ехать сможем?

— А куда мы денемся? Воды я из магазинчика прихватил, что на заправке. Ты говорил, что слишком много притащил, а видишь — пригодилась. Будем ее доливать. Останавливаться придется часто… Я тебе не гений, чтобы радиатор вот так починить — посреди степи у негра в жопе. Так и поедем, с остановками. Вот только куда ехать — эти членоголовые засели как раз на нашем повороте. Дальше мы бы вдоль Сиваша до самого Перекопа могли идти — места не особо людные. А теперь… Можно, в принципе, вернуться — крюк сделать мимо засады.

— А может с этими мужиками поговорить попробовать? Покричать издалека?

— Покричать? Иди покричи. Но если вернешься назад мертвым — убью! Слушай — а ведь мы можем дальше прямо идти. По другую сторону Сиваша пробраться. Там коса идет до Геническа. Дорога нормальная, места там безлюдные — свинок много не будет, они сейчас другим заняты. И водой там можно разжиться — скважин полно. Я там на рыбалке бывал — местность хорошо знаю.

— Ну давай по косе.

— Минус там один — справа Сиваш, слева море. Коса узкая. Если нарвемся, уходить трудно будет. А в конце там мост — даже два. Если на них будут посты… Хотя и Перекоп могли постами перекрыть…

— Ладно Синий — хватит гадать. Поехали по этой твоей косе.

Верхнеглинск. Центральная часть города. Длинное здание протянувшееся вдоль берега пруда. Единственное здание, в котором сохранились стекла. Правда не все — шальные пули и сюда залетали.

А еще здесь уцелели люди — последние люди в городе. Больше никто не выжил — зачистка была полной: кто не успел убежать, остался здесь навсегда.

Людей в здании осталось много. Очень много. И все они были очень заняты — даже от сна пришлось отказаться.

Уставившись в монитор, он делал то, что делали все — крутил верньеры настройки "яблока". У каждого оператора оно свое, и район тоже свой. Управляться с капризами аппарата слежения было нелегко, но еще труднее при этом вести себя как слюнявый дебил: глаза застывшие, бессмысленно таращатся в одну точку, рот расслабленно приоткрыт, плечи опущены.

Четыре зала под завязку набиты такими же фигурами. Операторы просто смотрели на свои мониторы, не отвлекаясь более ни на что. Большинство из них даже не поднималось в туалет сходить — с каждым часом зловоние усиливалось. Время от времени появлялась кучка элитников и тележками — развозили напитки и еду. Люди поглощали пищу механически, без аппетита и эмоций. Не заставляй — вообще бы не ели.