Дмитрий Дашко - Стажер Страница 31

Поделившись впечатлениями (благо их хватило не на один рассказ), мы перекурили и продолжили путь, но теперь уже по плоскогорью. До этого мне приходилось видеть лишь легендарное плато Плуторана с потрясающим водопадом, низвергавшимся с высоты более ста метров.

И снова трава, мох, камни. Ручьи, глухие промоины, вековые завалы. Вверх-вниз, вниз-вверх.

Трава была по пояс. Иногда ноги скользили на влажном грунте. Мы падали, но поднимались и продолжали поход. Постепенно мне это надоело. Чувствовалось, что мы почти на месте, но сколько еще в этом «почти» долгих изнурительных километров? Честное слово, мне вдруг до одурения захотелось встретиться с шептуном, быстренько завалить его, найти батарейку и уматывать в обратном направлении.

И тут мы увидели зомби, причем сразу трех. И не то удивительно, что это были именно зомби, причем плохо сохранившиеся – полусгнившие, с объеденными лицами и конечностями (все эти пикантные подробности мы разглядели через бинокль). В АТРИ восставшие из могил мертвецы не редкость. Нет, дело в другом. Эти зомби сидели возле костра и… переговаривались.

На мертвецах была истлевшая форменная одежда. По нашивкам я понял, что все они раньше служили в ОБВЕ. Это были военные егеря, не вэвэшники. Вдобавок одного из них я знал лично. Сталкивался в столовке и душевой, угощал тушенкой. Это был один из наших соседей по общаге. Его пятерка ушла на патрулирование и не вернулась. Как раз перед моим первым выходом на боевое задание.

Мертвецов можно было обойти стороной, но для этого пришлось бы углубиться в «зеленку», а у Чугунка имелись опасения, что зомби могли нас учуять и организовать погоню. Грохнуть троих в одном месте куда проще, чем ждать, пока они будут надоедать тебе по очереди. Правда, в отличие от киношных штампов, укус этих созданий не превращал тебя в подобную им тварь, но вполне мог занести в кровь массу опасных токсинов, от которых не спасала даже походная аптечка со всякими там универсальными инъекциями в шприц-тюбиках.

– Чего это они такие странные? – прошептал Тыква. – Как живые.

Жрец объяснил:

– На них ментальный поводок от шептуна. Тело может разрушаться, а мозг остается. Более того, работает как у нормального человека.

– Неужели они не осознают, что того… Ну, в смысле – мертвые?

Жрец не успел ответить: Чугунок скинул свой «калаш», поудобней пристроил цевье, взял на мушку ближайшего зомби и, дослав патрон в патронник, объявил:

– Сейчас я помогу им умереть окончательно.

Словно услышав его, зомби приподнялись и колченого потопали в нашу сторону. Почуяли, гады.

Чугунок снял их как в тире: три выстрела, три аккуратные дырочки в голове, три тела, свалившихся в кусты и больше не вставших. Я за их избиением наблюдал в бинокль. Показалось мне это или нет, но глаза у этих тварей напоследок стали какими-то… это сложно описать. Умиротворенными что ли. Будто мертвецов наконец отпустило и души их прямиком отправились в райские кущи. Я невольно перекрестился. Не каждый день такое увидишь.

– Ладно, с этими справиться все равно что два пальца об асфальт, – сказал Чугунок. – Если и дальше пойдет в том же духе, можно устроить тут сафари.

– И кто будет охотником? – вскинулся Жрец.

– Мы, конечно.

– Даже не надейся. Это лишь начало. Нас пощупали, проверили на вшивость. Главное будет впереди.

– Будет так будет, – пожал плечами Чугунок. – Делов-то. Что-то я и бояться перестал. Эти были ну прямо как дети малые. Даже вспотеть не успел.

Глава 15

Псина была потрепанной и голодной. Ей изрядно досталось в схватке с живоглотом, лишь чудом она осталась жива. Кровь на рваных ранах запеклась, но боль никуда не исчезла, притупилась, но не ушла.

Панцирный пес долго зализывал разорванный бок. Иногда это помогало. Снимало болезненные ощущения, успокаивало. Но не сейчас. Мешал привкус собственной крови. Прилепившийся к спине желудок реагировал судорогами. Приступы становились все сильней. Только инстинкт самосохранения не позволял животному впиться в собственную же плоть и выгрызть из самого себя кусок мяса. Собака впала в отчаянье.

Она была наказана страшным голодом и болью за то, что оставила хозяина, кинувшись в погоню за детенышем косача.

Родители бросили его. Несмотря на мутации, у косачей сохранились некоторые заячьи повадки. Выживет – его счастье. Детеныш выглядел беспомощным и беззащитным, панцирная собака считала, что расправится с ним в два счета.

Стае давно не попадалась приличная добыча. Прежние охотничьи территории пришлось уступить более грозным созданиям. Они выжили псов со старых угодий. Новые земли отнюдь не изобиловали добычей, а та, что встречалась на пути, могла при случае постоять за себя. Те жалкие крохи, что они могли добыть благодаря хозяину, только распаляли аппетит панцирных псов. Чувство голода притупило все остальные. Вот почему, завидев косача, одна из особей женского пола рванула за ним, позабыв все на свете. Не подействовал даже грозный окрик того, кому она подчинялась беспрекословно. Натянулась и лопнула тонкая струна между ними.

Собака стремглав помчалась за зайцем. Но случилось то, что должно было случиться. Косач удрал. В несколько прыжков заскочил на выступ скалы и скрылся.

Собака покрутила головой. В угаре погони она слишком увлеклась. Отстала от стаи и не услышала телепатический зов хозяина. А когда вернулась, поджав хвост, хозяин разозлился и прогнал непослушное животное. Целый день она бежала за стаей, тихо скулила, вымаливала прощение. Кончилось тем, что остальные псы вдруг с лаем набросились на нее и едва не разорвали в клочья.

Потом была встреча с живоглотом. Панцирная собака слишком поздно почуяла засаду, пути отступления были отрезаны. К тому же из-за голода она сильно ослабела. Схватка была короткой и яростной. Живоглот пытался прижать ее к холму, но псина извернулась и убежала. На прощание живоглот зацепил ее мощным ударом когтистой лапы.

И вот она осталась одна, без стаи и хозяина. Сородичи прогнали ее. Это было так обидно, что панцирная псина тоскливо завыла. Она немного повыла, а потом вдруг почуяла запах.

Ей уже приходилось встречаться с подобными существами. Они в большом количестве слонялись по округе. Панцирные псы обходили двуногих стороной. Обычно от них несло мертвечиной, но эти пахли так, как и должны пахнуть живые существа. Мгновенно дал о себе знать желудок. Спазмы! Собака даже глаза зажмурила от боли. Нет, это невозможно. Еще немного, и она не выдержит. У нее не осталось сил сопротивляться. Приступ, второй. А теперь к рези в животе добавились и странные команды. Кто-то такой же властный, как хозяин, гнал ее прямо на этих – теплых, живых, вкусных. Этого панцирная псина вынести уже не могла. Тонкая грань между разумом и безумием оказалась стертой.

Она распахнула пасть, с острых как бритва клыков закапала тягучая слюна. Люди были все ближе и ближе. Вот они уже в зоне досягаемости, только лапу протяни. Псина присела, а затем, как распрямившаяся пружина, прыгнула на того, кто шел последним.

Не люблю, когда на меня бросаются собаки, тем более покрытые панцирной броней и размером с хорошего теленка. От подобной когда-то отбросил коньки сэр Баскервиль, большой любитель овсянки. Правда, у него при себе не было верного «калаша» или на худой конец револьвера, с которым не расставался инспектор Лестрейд. В общем, я разнес собачке башку, когда она, злобно скалясь, выскочила навстречу нам из осиновой рощи. Просто удивительно, что мои реакции оказались на высоте. Я не потратил на рассуждения ни доли секунды, действовал на автомате.

Сдохла она моментально. Кулем грохнулась у моих ног и больше не встала.

Крови и мозгов было много. Зрелище явно не относилось к разряду аппетитных. Будь на месте панцирного пса другая животина – скажем, эскимосская лайка или овчарка, мне было бы ее жалко. А так я увидел еще одного хищника и отнюдь не лучшего друга человека.

Чугунок посмотрел на труп собаки с равнодушием мясника, готового к разделу туши.

– Сучка. Ловко ты ее ухайдакал. С одного выстрела. Уважаю.

– Да как-то само собой получилось, – почему-то оправдывающимся тоном произнес я.

Тут он задумался:

– Странно, почему она на тебя кинулась? Да еще и одна. Для панцирных псов это нетипично.

– Напала, потому что жрать хотела. А одна… Скорее всего, ее выгнал секалан, – сказал Жук. – Такое случается иногда.

– А зачем?

– Зачем выгнал?

– Ага. На кой ему понадобилось?

– Да у него выбора не было. Ментальный поводок оборвался. Разумеется, все зависит от конкретной особи, но в некоторых экстремальных ситуациях панцирные псы выходят из подчинения секалана.

– Например? – теперь уже заинтересовался я.

– Я пускаюсь в область предположений. Пока все видится примерно так: эта тварь была жутко голодной. Вон, взгляните, какие впалые бока. Она не ела, наверное, неделю, а то и больше. Хоть ее воля и была подавлена секаланом, но, когда возникла нешуточная угроза сдохнуть от голода, подсознание запротестовало. Потом был какой-то подстегивающий фактор. Катализатор, я бы сказал. Под его воздействием «плотину» прорвало. Секалан потерял над ней свою власть. Вот почему он предпочел избавиться от «паршивой овцы». А еще, – тут голос ученого дрогнул, – сдается мне, что раньше она живых людей не встречала, иначе бы так сдуру не прыгнула. И это плохо.