Игорь Николаев - Боги войны Страница 32

— Штатно, тащ командир. Чуть ворчат, вылизывают передние лапы — видать стерли их ночью на марше… Там сейчас суетятся эти…

— Кто «эти»?

— Ну, эти, погонщики. Мобилизованные из цирка и уголка Дурова. Мажут зверюгам лапы какой-то хренью, медом подкармливают. — И добавил мечтательно: — Эх, нам бы сейчас медку черпануть…

Они посмотрели друг на друга глубоко запавшими от бессонницы глазами и, не сговариваясь, заржали.

— Ой, не могу! Медку! Черпануть! Такой-то ряхой!

— Га-га-га!..

Отсмеявшись, засмолили одну на двоих папиросу. Между торопливыми затяжками замкомбата в который раз восхитился:

— Нет, ну это ж надо было додуматься… С помощью этой… Как там ее?.. А! «Ге-но-мо-ди-фи-ка-ци-и» вырастить медведей размером со слона. Во наука дает, а, командир?

— Ага, — легко согласился Флеров, — дает. Но еще башковитее оказались те, кто подсказал на хребтины зверюг присобачить направляющие для эрэсов. Теперь у батареи такая подвижность, что закачаешься.

— Говорят, что на мишек еще бронелисты навьючивать собираются, — осторожно сказал замкомбата и испытующе уставился на своего командира. — Это что ж получится? Медведетанки?

— Врать не буду, не знаю… — начал было капитан, но больше ничего сказать не успел.

Наблюдатели сообщили о том, что Орша заполняется прибывающими немецкими составами.

— На Смоленск торопятся, сволочи, — процедил Флеров. В две тяги добил бычок, затоптал его и азартно скомандовал:

— Батарея, слушай мою команду. Для первого боевого залпа реактивными снарядами по немецко-фашистским захватчикам, товсь!! — дождался, когда зверей закончат накрывать сверху асбестовыми попонами, и рубанул рукой воздух: — Залп!

Небо взорвало, исполосовало огненным стрелами. Яростно тряслась земля под раскоряченными лапами стальных упоров. Под рельсами направляющих испуганно поскуливали и прижимали уши медведи.

Август 1944-го в Москве фронтовикам казался неимоверно тихим и мирным…

Звезда Героя на груди гвардии младшего лейтенанта ослепительно сверкала в лучах хрустальных люстр, отчего сам лейтенант со своим молоденьким веснушчатым лицом казался маленьким и нескладным.

После церемонии награждения вся офицерская братия дружно потянулась к столам с бутылками и закусками, а этот летеха, почти ребенок, оказался позади всех. Даже издалека было видно, как он, больше привыкший к звукам боя, чем к музыке, страшно стесняется…

Положение спас какой-то майор-летчик:

— Эй, тебя как зовут, гвардеец?

— Оськин, товарищ майор.

— А по имени?

— Александр, товарищ майор.

— Ну, что ты, Саня, заладил: «Товарищ майор, товарищ майор». Мы тут сегодня, в Кремле, все равны. Все товарищи. Все с иконостасами! Ты вообще откель будешь?

— Из 53-й гвардейской танковой бригады.

— И за что же ты, Саня, Героя поймал?

— Да в общем-то ни за что. Так. У польского Оглендува трех «Королевских тигров» завалил.

— Да ну?! — Майор чуть отодвинулся и как-то по-новому осмотрел стоявшего перед ним юнца с офицерскими погонами. — И как же это ты… сподобился? У них же, я слышал, шкура — линкором не прошибешь.

— Так я шкуру-то как раз и не трогал, — застенчиво улыбнулся Оськин. — Я им стволы орудий отхреначил.

— Как это? — у летчика округлились глаза.

— Ну, — начал объяснять гвардии младший лейтенант, заметно оживляясь, — сижу я со своей «тридцатьчетверкой» за стогом, а тут три фрицевских панцера мимо ползут. Я подождал, а потом ка-а-а-ак прыгну на них. В смысле, танк, конечно, прыгнул, а не я сам. Кричу механику: «Дорожка, мать твою!» В правом манипуляторе у меня был зажат Златоустовский кумулятивный клинок. Вот я им-то и вдарил. Вмах. И так три раза!

Над Воробьевыми горами вставало утро…

Да, это было где-то тут. Вот так, наверное, тогда, в 1812, тут и стоял Великий Корсиканец. Высился в своей легендарной треуголке, соединив руки за спиной, стиснув зубы и глядя вниз. В нетерпении покачиваясь с носка на каблук и обратно. А упертые иваны все не несли и не несли ему ключ от своей столицы. Иваны — они такие, да. Унтерменши, что с них возьмешь?

Фюрер, а по совместительству рейхсканцлер, верховный главнокомандующий и живой бог Германии, с Воробьевых гор смотрел на Москву…

Утро выдалось солнечным, и по выглядывавшим то тут то там куполам церквей скакали веселые яркие блики. «Надо же, а мне докладывали, что комиссары снесли все храмы…» — мысль промелькнула по задворкам сознания Великого Арийца и потерялась в череде других, куда более насущных. Более важных.

Ах, эта старая проститутка Судьба. Какой великолепный танец он с ней станцевал. Как летели годы, как горела и корчилась Европа в огне пожаров… Гибель богов! И вот он тут. А перед ним — Москва. Последний акт драмы.

Где-то неподалеку взревело, залязгало, потянуло дизельным выхлопом. Фюрер не стал оборачиваться, и так прекрасно зная, что это такое. Танки. Они шли к Кремлю — к этой цитадели Красного дьявола. Там, на главной площади русских, будет парад. Парад Победы. Что ж, это вполне закономерный финал. Очень, очень по-вагнеровски.

Вокруг царила весна — праздник рождения, но настроения это не поднимало. Слишком много осталось всего позади. Слишком много. Он, фюрер, устал. Безумно устал. Теперь, конечно, можно будет отдохнуть… Какое-то время.

Фюрер усмехнулся этой идее и поглубже засунул руки в карманы шинели. Ему было зябко.

Позади Гитлера стояли двое. Вообще-то вокруг была куча народу — одного оцепления человек пятьсот, — но ближе всех стояли двое. Один из них, молодцеватый генерал-майор, наклонился к своему соседу, низенькому очкарику в шляпе, и тихо, боясь нарушить торжественность момента, спросил:

— Куда его теперь?

— Куда, куда… Верховный сказал — в зоопарк. И смотри у меня, Судоплатов, чтобы клетку чистую подобрали. И не кормили чем попало. Он, понимаешь, ве-ге-не-тарианец.

— Слушаюсь, Лаврентий Павлович!

Почувствовав за спиной начавшееся движение, фюрер в который раз печально подумал: «Нет, надо. Надо было стреляться. А то теперь… Эх, унтерменши. Что с них возьмешь?»

Над Москвой вовсю стоял одуряющий май 45-го, и к Красной площади, бухая стальными ступнями об асфальт, шли танки.

Роковой 1941 год закончился. Год 1942-й только начинался, но уже обещал быть крайне богатым на неожиданности…

Родившийся где-то над просторами Тихого океана бриз с резким щелчком развернул громадное сине-бело-красное со звездой полотнище над стоящим на рейде линкором и понесся дальше — гонять пыль по улицам Вальпараисо. На большее сил у ветра не хватило. Серая туша «Альмиранте Латорре» даже не дрогнула, придавленная к воде титаническим весом брони и орудий.

— Буэнос диас, сеньорес.

— О, Фернандо, амиго, присоединяйтесь. — Старший помощник Хуан Карлос Гомес скрипнул креслом и гостеприимно улыбнулся только-только сменившемуся с вахты офицеру. Тот благодарно кивнул, блеснув в свете плафонов двумя узкими лейтенантскими полосками на рукавах, прошел в глубь салона.

Несмотря на распахнутые иллюминаторы, дышалось в помещении с трудом. Дело было вовсе не в климате — на термометре держались обычные для здешнего января +18 градусов. Дело было в длиннющих кубинских сигарах. Стоили они ого-го, но дымить чем-то более дешевым офицеры флагмана чилийского флота считали для себя просто недостойным.

Не успел лейтенант Гонсалес опуститься на диван, как перед ним тут же из клубов табачного дыма возник стюард. Подумав, Фернандо попросил «чего-нибудь такого внутрь» и получил рюмку крепкого писко. Потом лейтенанту принесли объемистый хьюмидор. Сигару Гонсалес выбрал сам. Щелкнула серебряная гильотинка, чиркнула спичка. Теперь можно было по-настоящему расслабиться. Лейтенант потянулся, крякнул от удовольствия, утонув в никотиновом аромате. Прислушался.

Говорили в салоне, разумеется, о войне. Во-первых, о том, как хорошо, что Чили так в нее и не влезла. Во-вторых, речь шла о США и Японии.

— Дьябло! — штурман в ярости рванул тесный ворот сорочки.

Услышал демонстративное покашливание старшего помощника и добавил заметно тише:

— Прошу прощения, компаньерос, но я не могу понять. Просто в голове не укладывается, как такое могло случиться.

— Да, да, это просто безумие, — подхватил кто-то.

— Чтобы маленькая островная страна напала на громадную континентальную державу? Бред! — продолжал горячиться штурман.

— Ну почему же бред? — старпом прищурился. — Все вполне логично. У одних — богатство, у других — нужда. У одних — металлы и топливо, у других — пустой карман. Вполне логично, что, когда первые перестают поставлять вторым руду и нефть, вторые оказываются на грани национальной катастрофы. Чем же это не повод для нападения нищих на богатых?