Владимир Свержин - Мир ротмистра Тоота Страница 32

Где-то далеко на острове находился дом, из которого в отроческие годы его, как всех подростков в империи, увели в назначенный день, чтобы сделать полезным государю, дарителю чести и жизненных благ. Сокире-рэ помнил, хотя с каждым годом все слабее, аккуратный домик, цветы между зеленой изгородью и крыльцом. Матушка всегда любила цветы. Но воспоминания о доме давным-давно ушли на периферию сознания. Он не исключал, что когда-нибудь вернется туда, возможно, увидит и обнимет постаревшую мать.

Сегодня его домом был этот линейный корабль. Отцом — бесстрашный и победоносный циклон-адмирал Лао-то Нис. Но не каждое возвращение в отчий дом приносит радость.

На этот раз вызов к командующему флотом не обещал ничего хорошего. Сокире-рэ знал это и, возможно, в другой ситуации решил бы совершить ритуальное самоубийство, но шла война, и его жизнь всецело принадлежала ставленнику императора, его тени, Владыке Морей, циклон-адмиралу Лао-то Нису. Командир дивизиона миноносцев проклинал сегодняшний день, словно нарочно поставивший себе задачей погубить, втоптать в грязь дотоле безукоризненную карьеру цунами-коммандера. Он вспомнил глаза доставленного на борт штиль-лейтенанта Сото-рэ Ма Сэя. Что-то изменилось в его взгляде. Сокире-ре силился понять что. Это не были глаза побитой собаки. В них, как и прежде, не сыскалось бы места страху, но во взоре юного офицера читалась задумчивость, порою даже удивление. Так, словно юноша пытался осознать, где он находится и что происходит.

— Ты в безопасности, — заверил его Сокире-рэ.

— Так точно, господин цунами-коммандер.

— Расскажи, как все произошло.

— Я не все могу изложить подробно, — извиняясь, начал юноша. — Из-за контузии и боли я часто терял сознание.

— Рассказывай, что помнишь.

— Катер был поражен, едва мы пристали к берегу, дальше — взрыв, меня отбросило, и первое, что я увидел, когда открыл глаза, — офицер-метрополиец.

— Вы попали в засаду?

— И да, и нет, — пытаясь собраться с мыслями, ответил Сото-рэ Ма Сэй. — Нас, безусловно, ждали. Но для засады на берегу было слишком мало людей.

— Сколько?

— Всего двое.

— Двое? — переспросил цунами-коммандер. — Ты ничего не путаешь?

— Никак нет. Там был этот офицер и его водитель, а еще пес. Огромный. Глаза — просто оторопь берет. Клыки — с указательный палец длиной, — островитянин поежился. — По всему видать — очень умный. Ни разу не залаял. А глядел, будто все понимает.

— Хватит о тамошних собаках. Ты видел гонца?

— Так точно. Они его захватили.

— Проклятье. А пакет? Его ты видел?

— Никак нет. Быть может, гонец успел его уничтожить, а может, и не успел. Тогда он у того офицера.

— Что за офицер? Он называл себя?

— Да, когда мы проходили городскую заставу. Полковник Тоот.

— Тоот? Это фамилия командующего армией Метрополии. Возможно, кто-то из его родственников.

— Не могу знать, мой командир. Высокий, сильный. Он часть пути нес меня на себе. Сам идти я не мог, еле ковылял, вот он взвалил меня на плечи, как мешок, и тащил по горам. Потом уже, когда, не доезжая города, автомобиль заглох, он наложил мне на ноги лубки и заставил гонца вместе с водителем тащить меня.

— Что еще? — хмуро осведомился Сокире-рэ.

— Насколько мне известно, наш человек арестовал его и бросил за решетку. Больше ничего не знаю.

— Значит, фамилия полковника Тоот, и он за решеткой, — резюмировал командир дивизиона. — Немедленно следует послать за ним. Содержимое пакета слишком важно, чтобы можно было это так оставить. А если он остался у гонца?

Возможно, но маловероятно. Скорее всего, твой полковник обыскал его, и тогда интересующая нас информация либо у Тоота, возможно, в каком-либо тайнике, либо у этого шута, герцога.

Сокире-рэ повернулся, намереваясь уходить, когда голос юного флаг-офицера остановил его.

— Я еще хотел добавить, мой командир…

— Слушаю тебя.

— Я видел их глаза.

— А я вижу твои, что с того?

— Эти варвары не боятся. Вы же помните, господин цунами-коммандер, с первого дня военного обучения нам говорили, что они проникнуты ненавистью и страхом. Что метрополийцы — тупое стадо, готовое идти на убой за всяким, кто объявит себя пастухом. Что наша великая миссия — указать длиннолицым их место и что таким образом будет соблюдена мировая гармония. Нам твердили, что в глубине души все эти материковые дикари только и ждут, что придет могучий вождь, который наведет порядок.

— Так и есть.

— Мой командир, простите мою дерзость, раз уж вы почтили меня высокой должностью флаг-офицера, я обязан докладывать лишь правду, особенно когда речь идет о наблюдениях, сделанных на вражеской территории. Так вот, эти люди готовы воевать и умереть за свой дом. Без лишних слов, без страха наказания. И еще, во взгляде этого самого полковника не было ненависти.

Сокире-рэ недобро сощурился:

— Сейчас твоего полковника доставят на флагман, и ты сможешь увидеть в его глазах и страх, и ненависть. Ты ослаб верой, мальчишка. Пока что спишем эту слабость на твою контузию. Но я не забуду о ней.

Командир дивизиона вспоминал недавний разговор со смешанным чувством печали и сожаления. Это тревожило Сокире-рэ. Он боялся признаться себе, что, возможно, создатели великой Истины всеобщего блага чего-то не учли. Поражение метрополийцев было очевидным и неотвратимым. Появление гигантского флота должно было заставить их склонить голову, осознать ничтожность пред светозарным Императором и его сиятельными воинами. Разгром бригады прибрежной стражи должен был стать наглядной иллюстрацией непререкаемого превосходства. Однако же… Сокире-рэ подумал было: «Они продолжают сопротивляться», но внезапно пришла нелепая мысль: они не сопротивляются, просто воюют. Спокойно, без намека на панику.

Посланный на берег дежурный офицер привез очередную мерзкую новость: полковник Тоот бежал. И не просто бежал, а был освобожден какими-то боевиками, которые, пробив дыру в стене дровяного сарая, обезвредили охрану и вывезли родича командующего в неизвестном пока направлении. Понурившись, точно именно он упустил важного пленника, посланец докладывал, что так называемый герцог Белларин лично обнаружил побег, что сейчас виновники брошены в застенок, а он организовывает погоню и поиски, что перекрыты все дороги, введены специальные пропуска, как сказал офицер, обязательные даже для матросов и солдат эскадры. Конечно, это было неслыханной дерзостью, но вряд ли именно она больше всего волновала циклон-адмирала Лао-то Ниса, ожидающего бывшего флаг-офицера с докладом.

Трап развернулся, любезно подставляя под ноги цунами-коммандера первую ступеньку. Тот набрал воздуха в грудь, как перед опасным прыжком со скалы в воду. Вроде бы ничего экстраординарного не происходило, но Сокире-рэ чувствовал исходящую от корабля отстраненность. В родном доме его не рады были видеть. Командир дивизиона быстро поднялся на борт флагмана. Вахтенный офицер дежурно приветствовал соратника, предлагая сопроводить его до адмиральской каюты. Такой порядок обращения был записан в морском уложении. Но Сокире-рэ сейчас он показался скрытой издевкой. Еще бы, офицер, который не смог выполнить священную миссию, не сумевший с первого раза вонзить копье Ниясу в землю поверженной страны! Разве можно относиться к такому серьезно?! Цунами-коммандер буркнул, что дойдет сам, и зашагал по броневым листам верхней палубы. Вахтенного офицера он помнил еще штиль-лейтенантом, едва ступившим на борт настоящего боевого корабля, а не вонючей банки для сардин, именуемой субмарина. Теперь вот и он при виде Сокире-рэ, отвернувшись, хмыкает и прячет глумливую усмешку.

Циклон-адмирал Лао-то Нис встретил посетителя за огромным столом, рядом с которым его невысокая, но представительная фигура смотрелась до странного мелкой. Большая часть стола представляла собой планшет с искусно сработанной береговой линией Беллы, всеми окрестными бухтами, высотами и укреплениями. На водной глади, будто игрушечные, красовались мастерски выполненные макеты кораблей эскадры. Некоторые еще двигались к конечной цели, другие уже стояли у пирса, ожидая команды. У самого обреза виднелась линия фортов главного рубежа обороны с тщательно изображенными дальнобойными батареями метрополийцев.

— Заходи, — увидев Сокире-рэ, приказал командующий. — И поплотнее закрой дверь. — Он хмуро поглядел на замершего в ожидании офицера. — Я тобой недоволен. Очень недоволен. Ты опозорил себя, опозорил меня, своего учителя. Из-за твоей неловкости и нерасторопности священный замысел нашего светозарного государя под угрозой.

— Это моя вина, о великий господин, — смиренно опустил голову командир дивизиона.

— Конечно, твоя, — циклон-адмирал хлопнул по столу ладонью. — Ты знаешь, что такое копье Ниясу?