Юрий Шубин - Статус неизвестен (СИ) Страница 32

Самородов поморщился:

— Не пытайся меня одурачить.

Эмили промолчала.

Ее улыбка была вежливой, хозяйской и выпроваживающей одновременно.

Когда он совсем уже собрался уходить она вдруг сказала, как бы стороной:

— Не обижайся.

— Пустяки какие, — Самородов толкнул входную дверь и следом выпихнул себя, невнятно попрощавшись.

Погруженные в непроглядную темноту кусты плетеными пустотами сторожили крыльцо. В мелких выщербленах ступенька запавшей клавишей держала самую печальную ноту на свете. Неразличимую в своем одиночестве.

Десонанс сред.

Ульрих, сидящий привратником у входа, вскочил со скамьи, оживив тени уличных фонарей. Он что-то спросил у Самородова, но тот не услышал его. В голове улей, а под ложечкой подсасывало неуемное чувство досады.

Все та же одинокая нота. Ее молчание доносится издалека, отдаваясь в голове с задержкой. Протяжным эхом.

Не оно ли попридержало так и не начавшийся дождь?

И уже пересекая дорожку света на блестящих плитах храмовой площади, подходя к автомобилю с бессмысленно выпученными глазами фар, пехот-командер отдал прорвавшийся в сознание приказ:

— Немедленно, по разыскиваемой групе, разослать новую ориентировку…

Горячий скольз

Закат оталел. День быстро сходил на «нет». Застрявший в сырых ущельях туман разбухал выползая на опустевшую к ночи дорогу. Прошли бесконечные минуты после заката, затем медленно навалилась тьма. Отполированный кварц ночи отблескивал вкраплениями пиритовых звезд. Совсем как на Земле. На Перво земле. Вытаращеные, ожерелые, чужесветные звезды. Пахло чужбиной и было не страшно от того, что все происходило не в отчем доме. Словно не с ними и не за их счет.

Постоялый двор расположился на проселочной дороге, которая пролегла паралельно тракту, но несколько западнее. Весь вечер занимались наблюдением. То из за дровяного сарая с односкатной крышей, то хоронясь за скотным обнесенным жердями выгоном. Присмотревшись к поведению возницы космодесантники решили что он не соглядатай. Не из тех. Слишком много сил, времени и нервов уходило у него на ругань со спутницей, приходящейся, по всей видимости, ему благоверной.

Опрокинулся, перевернулся за горизонт умирающий день, стало так темно, что они могли лежать почти не скрываясь. Яростно лаял и рвался на цепи пес. Чуял. Ложа на траву глубокий след света через приоткрывшуюся дверь с кухни постоялого двора вышла бабенка в переднике. Цыкнула на пса и опростав деревянное ведро направилась к бетонному кольцу колодца. Заскрежетал цепной ворот и белые пухлые руки нырнули под дощатую кровлю, слегка расплескивая ледяную колодезную воду. За выгородкой в стойле шевелилось что-то теплое.

Потемнелый тес перестроенного скотного двора прекрывала двускатная кровля. Между балок возле потолочной плахи распологалось духовое оконце. Вместо звезд в него заглянул Парс и перекинувшись с помощю подсадивших его Иллари и Рона изнутри отодвинул заложенный на ночь засов. Сиплый клокочущий лай надпарывал полусонную тишину.

Сумрак лежал по углам как прибитая дождем пыль. Одомашненая чужой рукой темнота. Густой, пахучий запах живности. За щелями перегородки тревожно зашевелилась матка с телятами, сердито царапая мшистыми рогами скрипучие доски. Неошкуреные бревна потолочного перекрытия бахрамились отслоившейся корой.

Они старались не выдать себя ничем, говоря по одному и только шепотом.

— Ты когда нибудь доил корову?

— Это очень просто. В начале двумя пальцами берешь за то, что кажется тебе соском и остальными начинаешь жать на него слегка оттягивая вниз. Потом бык легнет тебя в грудь вышибая дух и можешь расслабиться.

— В этом деле тебе равных нет.

— Вышибать дух?

— Нет, ласкать быка.

Почесав языки космодесантники забрались на сеновал. Трава прела отдавая свой ровный жар измотанным человеческим телам, порошила лица. Теплое шуршащее сено пронизывал сладкий аромат абрикосов, нарцисов и миндаля. Там же блуждал вересковый флер, дикая горечь полыни, терпкий деребящий горло запах коньяка, напоминающий аромат можевельника и свежеразломанного хлеба. От стен примешивалась пахучесть лесных смол. Соломенная подстилка разносила отдушку степной резеды и перечной мяты.

Испытывая невыносимую легкость бытия троица начинала одуревать от такого букета как от макового отвара. Реакция растекалась ароматным ветром в голове, но, возможно, это был просто голод.

Удел того кто разучился спать-превращать явь в свои сны. Совершенно осовелый Рон скатился с сеновала, отряхнулся и пощел вдоль пустых выгородок. Большие круглые пылающие зрачки, как пара сиамских лун, выплыли из темноты и уставились на Рона. В тесном загоне в воздухе, как будто за секунду что-то сдвинулось, прояснилась точно такая же вторая пара удивительно круглых горящих глаз.

Озноб нахохлил затылок космодесантника. Уродливо кособочась Рон смахнул спиной со стены сохлые разрывы коры. Огромные косматые звери балуясь и нежась урчали наивно вытянув гордые шеи в сторону человека. Ноздри наполнились острой мускусной вонью их помета.

Ни одной самостоятельной мысли не просматривалось сквозь пелену усталости кроме скорых по горячке оскарблений.

«Ну матюха,»- выругал себя Рон: «Ездовых кошек перепугался точно пылкая гимназистка». Зато сонливый ступор как рукой сняло. Бодренько так себя почувствовал и ухмыльнувшись на собственный счет двинулся через вторую дверь на улицу в доносящийся прихотливый хор голосов ночных насекомых.

Постоялый двор погрузился в сон. Рон вернулся сияющий, неся глубокую миску где схватились жиром мясо, картофель и капуста с размоченным в них хлебом. Им казалось что они никогда не едали ничего вкуснее. Когда животы придавило сытое мленье Иллари повертел мятую облупившуюся миску и недовольно прошептал:

— Тарелочку на стол можно было выбрать и познатнее.

Рон заторопился обьяснив спешку тем, что не хочет на ночь глядя портить отношения с хозяйским псом, у которого он стянул пологающийся собаке ужин. Иллари и Парс так и не поняли шутит Рон или говорит правду.

Не все ли равно.

Иллари ленивым шепотом послал Рона к такой-то матери и с ожесточением попросил добавки.

На этот раз Рон вернулся еще быстрее и подал знак затаиться. Они зарылись в копну поглубже, приготовив ножи.

Распахнув скрипнувшую ржавыми петлями дверь (у Рона такого не было, он с этим как-то боролся, наверное приподнимал), ослепляя ночь выставленным вперед фонарем вошел мужчина. Притолока оказалась низкой и, переступая порог, вознице пришлось пригибаться. Капюшон плаща был откинут и лежал складками вокруг его шеи. Скошенный свет большого конюшенного фонаря серебром пламенил заканапаченые мхом щели меж бревнами. Кошачьи зрачки сузились, трапицевидные морды кошек потянулись к вознице. Полосатые тени перегороженного стойла дрожали в неверном двигающемся свете высоко поднятого фонаря.

Будучи начеку и следя за каждым даже самым неприметным движением мужчины Парс машинально отметил как рифленая подошва ботинка возницы оставила в жидкой лепешке навоза четкий рисунок в виде начисто обглоданного рыбьего скилета. Огромные подпиленые клыки кошек сверкали устрашающей белизной. Пасти заблестели обнажившимися костяшками зубов. По плотно вьющейся шерсти при каждом вздохе пробегала волна радужного света. Раздувая шеи и раскрывая пасти усаженные острыми пластинами, косматые кошки потянулись бархатистыми носами к поилке. Возница повесил фонарь на крюк и стал, придерживая круглое дно, выливать в крын полное молока ведро. Он очень ласково по домашнему называл их «кисами». Раздирая когтистыми лапами подстилку массивные коренастые звери как шаловливые котята мило жмурились и локали из поилки теплое, желтоватое от жирности, молоко.

— Отучи кису сметану жрать. Отучи бабу мужем не понукать, — о чем-то о своем беззлобно бубнил возница, почесывая за ушами урчащих кошек.

В духе местных традиций полный сельского очарования быт.

Было в том что космодесантники придумали сделать что-то поразительно ветренное. Проскочить на дурака входило в их планы, но не имело серьезной состоятельности военной операции. Перепроверяя почти неисполнимый, похожий на трюк, план завтрашней задумки Иллари успокаивал себя одним: «Тот кто все время бабу на уме держит в гроб доглядываться не станет».

Реши спецназовцы что возница подошел к их тайному убежищу опасно близко и человек был бы убит. Напряженные ладони космодесантников прекрывали возможный отблеск обнаженных десантных ножей. Большая флегматичная корова с широкими винтовыми рогами повела острыми ушами-раструбами и настороженно и печально посмотрела огромными талыми глазами на разворошенный сеновал.

Отвернись, дура.