Упавшее небо II (СИ) - Плотников Сергей Александрович Страница 32

И уже совсем другим, нормальным голосом произнес:

— Вот потому-то ты от нас не отделаешься.

Дружный выдох стал ему ответом. Умеет, чертяга, сказать так, что забываешь, как дышать.

Что ж.

Завтра проверим на деле, что стоит за этими словами.

Ставки сделаны, ставок больше нет.

Глава 23

Фраза “там обязательно что-то пойдет не так” почему-то засела у меня в мозгах. Да нет, не “почему-то”, конечно — я знал причину. Те несколько ключевых открытий, на которых была построена общая формула Пространства я сделал на основании неполных данных. Наполовину по наитию. В этом приблизившись к великим физикам прошлого вроде Ньютона и Эйнштейна, конечно, но и заполучив те же проблемы, что и они.

Примерно понимая, как что работает, я не мог абсолютно точно предсказать результат того или иного действия за рамками уже проделанных экспериментов. Грубо говоря, имел решение уравнения для частного случая, но не имел общего. Что в общем-то считается опять же нормальным для переднего края нашей глубоко фундаментальной на первый взгляд науки. Но только не тогда, когда дело доходит до практики, а количество может запросто перерасти в качество. Но многих спокойных лет для опытов мне никто давать не собирался, потому…

— Папка, не переживай, ты справишься, — Юля для пущего эффекта ласково погладила меня по плечу. Да, мне нужно было кому-то высказаться, и не нашлось никого лучше десятилетней дочери. Десятилетней дочери-гения, понимающей и чувствующей пространственную физику почти как я. Вот только ребенком она от этого быть не переставала. А я… просто должен был её предупредить. Как-то помягче, чем взрослых и не в одну переделку влезших мужиков.

— Вот этот коэффициент, — я показал на уравнении греческую “фи”. — На самом деле, это функция. “Фи” от “е”. Значения от количества энергии просто обязано меняться, хотя экспериментаторы в Реакторе так и не смогли замерить разницу в значениях.

— Пфф, тоже мне, пытаться найти кривизну функции в районе “плато”, пфф! — сморщила носик мелкая.

— Там энергии на порядки больше, — я махнул вверх, имея в виду Потолок. — И уходить в пробой мне придется именно тогда, когда этот колоссальный запас начнет распадаться, диссипировать.

— Это как оседлать волну на доске для сёрфинга, — прикинув в уме, подобрала сравнению Юля. — Точка выхода может сдвинуться, но она все равно останется на границе раздела сред воздух-земля. Спутники с орбиты никуда не делись, тебя быстро найдут по пеленгатору.

— Меня значительно больше волнует другая координата, — покачал головой я. И, видя непонимание в её глазах, пояснил. — Временная. Меня может отбросить от нашего континуума достаточно далеко. Поскольку я накрепко связан с нашим миром, совсем оторвать не сможет, а вот закинуть точку выхода далеко в будущее за счет “поплывших” соотношений течения времени… Потому заранее хочу у тебя попросить прощения. Меньше всего на свете я хочу оставить тебя одну!

У меня мелькала мысль воспользоваться энергетическим штормом и попытаться пробить прыжок в сторону того мира, где я научился быть главой клана экзорцистов, медитировать, размахивать катаной и еще массе полезных и не очень вещей. Где четырнадцать… практически пятнадцать лет назад осталась моя первая семья. Дети, с тех пор успевшие вырасти. Жены… Вы меня не услышите, но тоже — простите. Я здесь нужнее. Юле и Юре. Верю, что сын жив — а уж вытащить его я смогу откуда угодно! Только дождитесь!

— Ничего страшного пап, — очень взрослое выражение на лице десятилетней девочки — это умилительно… и страшно. Только за одно то, через что хозяева октов заставили пройти мою дочь, их следует стереть в порошок. — Я же буду знать, что ты жив, просто не можешь выйти на связь. А так-то обо мне по высшему классу позаботятся, в детдоме точно не окажусь. Я ведь теперь… стратегический резерв, хех. Даже не страны, а всего мира!

Последняя фраза сопровождалась грустной улыбкой — и ката для режущего удара, только пустой рукой. Черт. Всей моей выдержки не хватило, чтобы сдержать навернувшиеся на глаза слезы. Так мы и просидели в обнимку, пока не пришло время выдвигаться. Мы расстанемся в тот момент, как я и остальные уйдут в прыжок — но тогда попрощаться точно не выйдет. Проклятье. Так тяжело на сердце…

— Автомат А-Ше двенадцать под патрон, соответственно, двенадцать и семь, выпускается ограниченными партиями для спецподразделений с две тысячи десятого года, — занятно, что брифинг по новому оружию перед нами проводил наш же Кузнецов. Вот мужика-то по делам службы помотало изрядно: и там компетенции имеет, и тут. “Альфы”, кстати, на совещании отсутствовали — полагаю, с АШ-12 уже давно и близко знакомые. — Изначально он предназначен для штурма помещений и боя на короткой дистанции — как раз то, что вам предстоит. Также, со спецпатроном, этот автомат с одного-двух попаданий выводит из строя окта — для этого надо бить по корпусу, разумеется. Разрывная начинка пули детонирует внутри корпуса противника, вызывая несколько расфазированных плоских ударных волн. Заряд сконструирован так так, что ударные волны отражаются от внутренней поверхности панциря, не разрушая его. Короче, в панцире одна дырка — а внутри фарш, в котором плавают лишившиеся связей управляющие ганглии.

Как я и думал, эффективный огнестрел конкретно против октов на короткой дистанции — вопрос лишь недолгого по меркам разработок оружия времени. Наверняка во многих других захваченных мирах это тоже успевали сделать. Вот только развернуть массовое производство под прессом бесконечно высаживаемых юнитов к тому моменту оказывалось нерешаемой задачей…

Стартовая площадка среди начавшей примерять осенний наряд тайги выглядела дико и чужеродно — словно артефакт чужих из американского фантастического фильма и одновременно чутка тронутый ржавчиной странный арт-объект времен Советского Союза. Сама площадка располагалась не над бункером, а где-то в стороне — причем никто из нас не знал, на каком расстоянии. Это на тот случай, если кто-то из нас попадет в плен. Пирамиду, кстати, собрали на болтах и гайках — никакой сварки, способной потенциально привлечь октов.

Речей не было совсем, лишь сухие реплики команд и всеобычная для скопления людей суета. Все, что нужно было сказать по такому поводу — сказали под землей, перед отъездом. По периметру поляны топталась президентская охрана, вернее, её внутренний контур: внешнее оцепление залегло среди ёлок. После пробоя пространства они должны будут максимально быстро распихать ученого, мою дочь и главкома по полагающемуся им транспорту (его перед нами из тех же соображений не стали светить) — и быстро увезти. Атака по месту прыжка считалась маловероятной — но предусмотрено было все, что в человеческих силах учесть. И по возможности подстелена соломка.

Много я, опять же, просто не знал. Например, количество эквивалентных тонн тротила в той взрывчатке, что сложили в центре треугольной платформы-основания. Что уж там говорить про то, какой именно приказ получили бойцы “Альфы”. “Разделяющаяся боеголовка” должна, обязана была сработать в любом случае, скольких бы из нас не выбили. Даже если я не уберегусь. Даже если останется в живых всего один человек.

Неизвестность нервировала — и это еще мягко сказано. В процессе спешной подготовки к инвазии вылезало все больше вопросов и возможных причин неудачи нашей авантюры. Потому я подготовился: предупредил, кого надо, и заранее начал загонять себя в “боевой” медитативный транс, отсекающий эмоции и “растягивающий” время.

Первоначальный успех десантирования полностью зависел от меня, а для этого требовалось сработать на манер хорошо смазанного бездумного механизма. В таком состоянии измененного сознания в глаза легко бросаются мелочи вроде закисшей гайки в трех метрах над головой или пожелтевших игл на лиственнице — но вот с нормальным человеческим общением не ладилось. Выпущенная во врага самонаводящаяся ракета плохо умеет говорить. Только поэтому смог спокойно выдержать долгий взгляд дочери. Время.