Транзиция - Иэн Бэнкс Страница 32

на стуле, обмякнув, насколько позволяют путы, – подбородок почти касается груди, взгляд упирается в колени. Одежды на мне нет. На забрызганные кровью бедра падает яркий свет. Я потихоньку прихожу в чувство, всплывая к пониманию, как упавший в воду кусок дерева поднимается к поверхности холодной неторопливой реки. Как только первичная оценка ситуации проведена, я начинаю осторожно – не подавая внешних признаков движения – напрягать конкретные группы мышц, дабы точно определить, крепко ли привязан к стулу. И вдруг слышу мужской голос:

– Не утруждайтесь, Тэмуджин. Мы знаем, что вы очнулись. Не тратьте время попусту, проверяя на прочность веревки и стул. Вам отсюда не сбежать. Мы догадываемся, что вы задумали, ведь мы вас этому и научили.

Я быстро обдумываю эти слова. Похоже, мои похитители в курсе, как именно меня натаскивали действовать в таких случаях. Более того, выдают себя за моих коллег или, по крайней мере, преподавателей. Хотя не помню, чтобы профессора обращались ко мне по имени.

Я поднимаю голову и вглядываюсь в темноту между двумя лучами света, направленными на меня с расстояния в пару метров, и как можно спокойнее поправляю:

– Скорее уж мы научили вас.

Я ожидаю услышать «что?» или «да ну?», однако мой собеседник, помолчав, произносит:

– Без разницы. Суть в том, что мы разгадаем ваши намерения на любом этапе. Так что бросайте эти фокусы – сэкономите нам время, а себя избавите от боли.

На любом этапе. Жутковатые слова. «На любом этапе чего?» – мелькает в голове.

Перед глазами только слепящие лучи. Кроме двух прямо по курсу, еще два светят сбоку, а судя по теням под стулом, есть еще два сзади. Я как на ладони. Человека, который ко мне обращается, я не знаю. Возможно, это один из широкоплечих громил, летевших со мной в самолете, а может, и нет. Думаю, обладатель голоса находится у меня за спиной. Судя по эху, мы в большом помещении. Запахов я не ощущаю, за исключением острого металлического запаха собственной крови. Амбр этого места – информация от дополнительного органа чувств, которым обладают люди вроде меня, – указывает на мир, где я прежде не бывал. Мир довольно сумбурный, полный конфликтов на почве исторических и культурных ценностей.

Проверяю языки. Английский. И все. Неслыханно! Нет даже языка моей родины, моей базовой реальности, где на лесистом склоне с видом на маленький городок стоит коттедж, по которому, пялясь в пространство и выдавая простейшие реплики, бродит мое исходное «я».

Вот теперь мне становится страшно.

– На любом этапе допроса, – говорит незнакомец словно в ответ на мою неозвученную мысль.

– Допроса? – переспрашиваю я.

Даже сам слышу, что голос у меня, как у сильно простуженного. Пытаюсь втянуть в себя кровь, забившую нос, но добиваюсь лишь ощущения, будто кто-то вогнал мне в лицо железный штырь.

– Да-да, допроса, – подтверждает дознаватель. – Мы выясним, что вы знаете. Или думаете, что знаете. Поймем, кому вы подчиняетесь, – или думаете, что подчиняетесь. Узнаем, что вы делаете…

– Или думаю, что делаю.

Молчание.

– Просто увидел закономерность, – пожимаю плечами я.

– Да-да, – устало вздыхает мой собеседник, – умничайте, дерзите, спорьте с тем, кто вас допрашивает. Если угодно, ставьте под сомнение его интеллект. В таком случае, когда дело дойдет до пыток, ваша участь будет еще унизительнее, и мы вытащим все сведения, которые нас интересуют. Я же говорил, Тэмуджин, это мы вас тренировали, так что прекрасно знаем, как вы себя поведете.

Я свешиваю голову вниз, гляжу на свои запятнанные кровью бедра и бормочу:

– И почему все палачи так трусливы?

– Что-что?

Видимо, не расслышал.

Я вновь вскидываю голову. Стараюсь, чтобы голос мой звучал устало и пресыщенно:

– Легко излучать уверенность и заявлять, что все схвачено, когда собеседник связан, беспомощен и полностью в вашей власти. И правда, к чему противнику эта дурацкая свобода действий? Ведь он, чего доброго, даст сдачи или уйдет! Или выскажется напрямик, а не станет в отчаянии и страхе лопотать то, что от него хотят услышать. Вам это нравится, да? Здесь вы ощущаете власть, которой – вот досада! – лишены в реальной жизни? Получаете то, чего вам не хватало в детстве?.. Над вами издевались другие ребята? А может, унижал отец? Слишком сурово приучал к горшку? Мне правда интересно, в чем причина. Из-за какой детской травмы мозги настолько съезжают набекрень, что эта гнусная работенка кажется карьерой мечты?

Признаться, я даже не надеялся договорить до конца. Я думал, он выскочит из тени и от души мне врежет. То, что этого не случилось, – или очень хороший знак, или очень плохой. Пока неясно. Я ожидал другого.

– Браво, Тэмуджин! Неужели вы сами придумали этот пассаж? – с насмешкой произносит дознаватель.

Ну вот.

– Так сильно хотите быть избитым? – Он фыркает. – Какая детская травма превратила вас в мазохиста?

Похоже, пора сменить тактику. Вздохнув, я киваю:

– Что ж… Я вас понял. Больше никаких импровизаций.

– Кстати, об этом мы тоже хотели бы вас расспросить.

– Об импровизациях?

– Да.

– Валяйте.

Пожалуй, я не был с вами полностью откровенен. Способ выбраться из моего положения существует. О нем, по идее, не догадываются ни похитители, ни мой безликий, невидимый дознаватель. Правда, есть вероятность, что это средство у меня отняли. До сих пор я не осмеливался проверить, к тому же задача не так-то проста, когда тебе расквасили лицо. Я снова свешиваю голову на грудь и провожу языком по зубам. Прощупываю.

На месте одного из зубов, снизу слева – дыра. Зияющая, свежая. Прощай, надежда на спасительный побег…

– Да-да, – говорит мужчина; похоже, заметил, как я двигаю челюстью. – Это мы тоже изъяли. Вы думали, мы не знаем?

– А вы знали?

– Возможно, – произнес он. – А может, просто обнаружили.

В этом зубе была выдолблена полость, скрытая под миниатюрной откидной коронкой из керамики. Внутри я хранил экстренную дозу септуса на случай, если собьюсь со счета и таблетки закончатся, или кто-то украдет бронзовую коробочку, или она не переместится вместе со мной. Или произойдет форс-мажор вроде этого.

Что ж, увы.

– Ладно. – Я поднимаю голову. – Что вы хотите узнать?

В похожей ситуации я уже бывал. Меня не связывали, и свет не слепил глаза, однако я тоже сидел на стуле, отвечая на вопросы. Перед этим что-то случилось, что-то пошло не так, и как минимум один человек погиб.

– Вы ничего не заподозрили?

– В смысле, что она из наших?

– Да.

– Мысль промелькнула. Я думал…

– Промелькнула в какой момент?

– Когда мы стояли у карты мира во Дворце дожей. Она упомянула «один-единственный мир». Мол, это ограничивает.

– И что же