Уильям Дитц - Проклятый Легион Страница 32

Она была великолепна в своей генеральской форме и не сомневалась, что он будет смотреть на вещи ее глазами. Они встречались уже три недели, и ее попытки влиять на него были такими же энергичными, как и ее любовные игры, но куда более предсказуемыми. И пожалуй, немного надоедливыми, а значит, с этим надо будет скоро что–то делать, но еще не совсем скоро. Нет, он насладится генералом еще недельку–другую, а уж тогда будет вынужден принять решение насчет Хадаты. Решение, которое, может, придется Мосби по вкусу, а может, и нет. Император улыбнулся.

— Прошу садиться.

Зашелестели дорогие ткани, советники расселись по местам.

— Бах был великим композитором, но композитором прошлого, а Уранту великий композитор настоящего, и нам еще предстоит ощутить полный масштаб его творчества.

Все присутствующие уже не раз слышали подобные высказывания и научились скрывать свою реакцию. Сколари нахмурилась, и мадам Дассер подвинулась в кресле, но остальные никак не отреагировали.

Губернатор Зан постарался перевести разговор на нужные рельсы. Это был невысокий жилистый мужчина с куполообразной головой и большими руками. Плечи его накидки украшала звездная пыль, на груди висел медальон в виде герба его планеты, а его брюки в соответствии с модой были мешковатые.

— Интересное наблюдение, ваше величество. Уверен, что все мы с нетерпением ждем новых творений гражданина Уранту. Однако есть и другие вопросы, которые требуют нашего внимания. И учитывая ваше напряженное расписание, предлагаю перейти к ним.

Императора немного задело, что от его замечания так легко отделались, но, с другой стороны, ему понравилось, как Зан спас его от возможного конфуза, и он подыграл.

— Вы совершенно правы, губернатор Зан. Мы должны работать, работать и работать. Ну, так что у нас нового? Что теперь замышляют хадатане? Адмирал Сколари? Генерал Уортингтон? Генерал Мосби? Доклад, пожалуйста.

Сколари ревниво оберегала такие возможности и совершенно ясно дала понять и Уортингтону, и Мосби, что она старшая и потому будет говорить за всех троих, когда это будет уместно. Она не спеша проверила свои записи.

— После нападения на Мир Уэбера хадатане продолжили наступление. Они овладели по крайней мере семью нашими системами, уничтожили сотни кораблей и либо захватили, либо нейтрализовали многие другие активы.

Чин—Чу передернуло от этих слов адмирала. Его сын и другие достаточно невезучие, чтобы оказаться на Веретене, сражались за свои жизни. Говорить о них как об «активах» — значит отнести их к разряду вещей, а не людей. Стараясь держать себя в руках, торговец невольно посмотрел на мадам Дассер. Она мрачно улыбнулась и чуть пожала плечами, как бы говоря, что ей жаль.

Император сложил пальцы домиком. Это напомнило ему пирамиду, которую он поставил над могилой матери. Огромную пирамиду и совершенно прозрачную, чтобы солнечный свет мог плясать по поверхности гробницы. Слова вырвались сами собой.

— Мама любила много света. Вот почему во дворце столько окон.

— Да, — хладнокровно согласилась адмирал Сколари, — ваша мать была удивительной женщиной. Нам всем ее не хватает. Интересно, как бы она справилась с нынешним кризисом?

— Кризисом? — Император сражался за контроль над своим рассудком. Последнее высказывание принадлежало ему, и нельзя было обвинить копии. Сколари невозмутимо пояснила:

— Семь систем проиграны в ходе военных действий. Мы должны принять какое–то решение. Я рекомендую отвести все наши войска из дальних секторов, с их помощью укрепить внутренние планеты и встретить инопланетян в полной боевой готовности.

— А я почтительно не согласна, — спокойно сказала Мосби. — Я рекомендую использовать внутренний флот метрополии для усиления краевых миров, сражаться за каждую квадратную милю вакуума и растоптать ублюдков. Если мы этого не сделаем, наши потери окажутся катастрофическими. Кроме того, отступление воодушевит и остальных наших врагов.

— Хорошо сказано, — многозначительно заметила мадам Дассер. — Вы не согласны, Серджи?

Чин—Чу улыбнулся и послушно кивнул.

— Да, я согласен. Я считаю, что доводы генерала вполне убедительные.

— Убедительные, но не обязательно убеждающие, — спокойно возразил губернатор Зан. — На мой взгляд, более убедительная точка зрения адмирала Сколари.

Император уронил руку с подлокотника. Трон покачнулся. Император коснулся пальцем обивочного гвоздика, который на самом деле был кнопкой. Как по волшебству появился герольд, торопливо подошел и прошептал бессмыслицу ему на ухо. Император глубокомысленно кивнул, взмахом руки отпустил слугу и встал. Его советники поспешили подняться.

— Примите мои извинения, господа. Хотя обсуждается самая насущная проблема, империя — сложный организм, и другие дела также ждут моего внимания. Я обдумаю все, что было сказано, и скоро вынесу решение. Благодарю вас.

После того как портьеры закрылись, советники с минуту молчали. Молчали и, за исключением профессора Сингха, досадовали, что решение так и не принято.

Но все знали, что тронный зал может прослушиваться, поэтому отложили свои комментарии до тех пор, пока не выйдут в коридор. Там они остановились, попрощались и разошлись.

Чин—Чу обнаружил, что идет рядом с мадам Дассер. Ей было не меньше семидесяти, но выглядела она гораздо моложе и шла с живостью девочки–подростка. У нее были короткие, ухоженные седые волосы, миловидное лицо и почти безупречная кожа. Ее одежда была дорогой, но скромной. Мадам Дассер заговорила первой:

— Есть прецедент, знаете ли.

— Неужели? И какой?

— Нерон. Говорят, он играл на скрипке, когда Рим горел.

— Говорят также, что он сам его поджег, чтобы освободить место для своего нового дворца.

— И вы думаете, что император способен на подобные манипуляции?

Чин—Чу улыбнулся и пожал плечами.

— Разве я это сказал?

Мадам Дассер окинула его критическим взглядом. В ее ярких голубых глазах светился ум.

— Вы интересный человек, Серджи. Ваши слова ведут в интересных направлениях, но никогда никуда не приводят.

— Что, по–вашему, я должен делать?

— Господи, да что угодно. Мы должны реагировать, пока хадатане не уничтожили все, что мы построили.

— Думаете, это настолько серьезно?

Мадам Дассер остановилась, вынуждая Чин—Чу сделать то же самое. Они находились в центре внутренней площади, в том месте, где шум центрального фонтана затруднял прослушивание. Они были одинакового роста, и ее глаза смотрели прямо в глаза торговца.

— Конечно, я думаю, что это настолько серьезно. И вы тоже. Разница в том, что я готова действовать, а вы ждете чуда. Ну так его не будет. Император в лучшем случае полуразумен. И даже в минуты просветления находится во власти своих капризов. Вы это знаете, я это знаю, и остальные тоже это знают.

Чин—Чу огляделся. Вода плескала на край фонтана, чирикали птицы, летающие внутри прозрачного купола, тут и там группками стояли люди. Глаза Дассер смотрели напряженно и требовательно. Торговец заставил свой голос звучать спокойно:

— Измена карается смертной казнью и конфискацией всех фамильных владений.

— Что? — спросила мадам Дассер. — Вы думаете, я и моя семья не учли этого? Но рассмотрите и альтернативу. Смерть от рук Хадаты — это разве лучше?

Чин—Чу снова подумал о сыне, изолированном на астероиде. Он сражается против огромных сил. Сражается? Или уже мертв? Ничего не известно. Ответ вышел сам собой.

— Нет, полагаю, нет.

— Значит, вы поможете? Вы выступите против императора?

— Не мне одному решать. Я должен поговорить с женой. Вместе мы подумаем.

Дассер кивнула:

— Хорошо. Но не совещайтесь слишком долго. Как проходит время, так проходит и возможность действовать.

— Кто–нибудь еще думает как вы?

— Да, и все хотят, чтобы вы присоединились. Нам нужен ваш ум, мудрость и сила.

Чин—Чу чувствовал себя каким угодно, только не мудрым и не сильным. Но он улыбнулся, поклонился и сказал:

— Благодарю вас, мадам Дассер. Мне надо подумать. До скорой встречи.

Адмирал Сколари попросила аудиенции у императора и получила ее, хотя обстановка оказалась немного необычной. Император был помешан на физической форме, имел свой личный гимнастический зал и, благо обязанности позволяли, тренировался ежедневно в 3.00 пополудни.

Этот день не стал исключением, так что Сколари обнаружила, что разговаривает с мужчиной, на котором надеты одни лишь плавки.

Хотя секс никогда не занимал много места в жизни Сколари, отсутствие одежды на императоре более чем смутило ее. Открытие, которое обеспокоило ее почти так же, как само смущение, и из–за которого ей стало намного труднее говорить связно.

Император предпочитал тренажеры с компьютерным управлением. В данную минуту он сидел внутри устройства для накачивания плечевых мышц. Каждое движение сопровождалось громким мычанием, которое вынуждало Сколари говорить громче, чем ей хотелось бы.