Руслан Мельников - Пески Палестины Страница 32

— Все? — с надеждой спросил Бурцев.

— Нет. — Мункыз качнул головой. — Все только начинается. Сейчас немцы начнут ходить по домам. И если в вашей повозке действительно есть оружие, лучше его спрятать понадежнее. Немцы не побоятся прикоснуться к свинине. Они найдут…

Спрятать? Но куда? Бурцев скользнул взглядом по маленькому дворику. Впереди — на небольшом возвышении, у самого дувала, симпатичная крытая беседка. Стены увиты виноградными лозами. На полу простенький коврик да пара подушек. И все. Прекрасное место отдохновения и несуетных размышлений. Однако для хранения контрабанды беседка не годилась.

Сразу за забором — госпитальерские развалины. Может, в руинах и сыскалось бы укромное местечко, но повозку туда незаметно не подгонишь, не разгрузишь тайком от наблюдателей из Прохода Шайтана и с колокольни Сен‑Мари‑де‑Латен. Ночью, в темноте, — запросто, днем — никак.

Справа коновязь, ясли для скотины и прокопченная подсобка, в которой проводились алхимические опыты. Двери в убогом сарае настежь. Внутри печь да меха. Ничего там, конечно же, не спрячешь! Слева дом. Домишко. Хижина из камня и глины. Убогая лавчонка и тесная жилая комнатушка. Бурцев подошел, заглянул в махонькое оконце. В другое. М‑да… Мебели никакой, если не считать хлипких полочек, от пола до потолка. Все до единой заставлены ступками, плошками и сосудами толстого мутного стекла. Были еще старые свитки, книги, карты, разбитая астролябия. Все это добро аккуратно разложено по пыльным углам. А так — голые стены да куча тряпья на глинобитном полу.

— Ступай за мной, Василий‑Вацлав, — усмехнулся Мункыз.

С легкой руки Хабибуллы имечко это прилипало к Бурцеву прежде, чем он успевал представиться сам.

— И вы ступайте, — позвал старик остальных.

Гости последовали за хозяином. Прошли по‑над забором к беседке. Мункыз отбросил подушки, сдернул коврик, разгреб соломенную подстилку. Под тонкими сухими пальцами лекаря‑алхимика обозначилась крышка из плотно сбитых и обтянутых кожей досок. Посредине — медное кольцо.

Люк!

Мункыз потянул за кольцо. Скрипнула кожаная обивка. Видимо, благодаря ей вход в подпол закупоривался наглухо, основательно, как пробкой в бутылке. Старик поднял крышку…

Хорош тайник, ничего не скажешь! Погребок у алхимика был просторным, глубоким — без огня дна не разглядишь. То, что надо, в общем.

— Разгружай телегу, — приказал Бурцев.

Хабибулла, Мункыз и Бейбарс со своими бойцами смотрели на него, как на умалишенного. Ну да, конечно, запретная свинина! Эх, чтоб вас… Ладно, пусть мусульмане хоть на стреме постоят, что ли.

— Следите за немцами, правоверные, — проворчал Бурцев. — Мункыз, а ты принеси факел какой‑нибудь, иначе мы в твоей норе все кости переломаем.

Остальные споро разгружали повозку. Даже благородный пан Освальд и сир Бейрута Жан Ибеленский не отлынивали. Бурцев тоже засучил рукава. Будь ты хоть каид, хоть воевода, но лишняя пара рук сейчас не помешает.

Туши сбрасывали на содранный с воза полог. Обратно ведь потом класть придется. И надо, чтоб ни комочка грязи, ни песчинки не налипло. Иначе догадаются фашики, что мясо зачем‑то ворочали, заподозрят неладное.

А работенка оказалась не из приятных. Груз уже был с душком. Подванивал груз‑то. По жаре как‑никак везли, и не на рефрижераторе. Выкинуть испорченную свинину придется, а еще лучше — закопать. Но потом. Когда‑нибудь.

До оружия добрались быстро. Мункыз заметил «шмайсеры». Удивился. Испугался. Насторожился.

— Громометы немецких колдунов?!

— Они самые.

— Откуда, Василий‑Вацлав?!

— От верблюда.

— Но Хранители Гроба не ездят на верблюдах, — запротестовал араб. — И тевтонские рыцари тоже.

— Да трофеи это, отец! Просто трофеи!

— Трофеи?! – ахнул Мункыз. — Невероятно! Вы смогли отбить у Хранителей Гроба…

— Смогли‑смогли, — оборвал Бурцев.

Не до долгих объяснений сейчас.

— А это что, каид? — Алхимик уставился на снаряды. — Шайтановы сосуды какие‑то…

— Верно мыслишь, отец, — усмехнулся Бурцев. — Самые что ни на есть шайтановые. Поосторожнее с ними надо. А то, знаешь ли, громы, молнии всякие…

— Знаю, — серьезно кивнул Мункыз.

Старик засветил факел. Бурцев спустил вниз первую партию контрабандного груза.

Тайник сарацина‑подпольщика представлял собой выложенную камнем подземную камеру два на три метра. Здесь, как и в доме‑лавке, всюду висели полочки по стенам. А напротив входа‑лаза громоздился массивный, грубо сбитый стеллаж. Каким образом его сюда втащили — неразрешимая загадка. Наверное, сколачивали по частям уже на месте. На полках и в неподъемном «шкафу»– опять‑таки крынки‑банки‑склянки. Мази, притирания. Целебные, а может, и вовсе даже наоборот, бальзамы. Порошки неведомого предназначения. Сушеная, толченая, размоченная гадость и хрен еще знает что. В общем, под землей скрывалось нечто среднее между ведьминым уголком и химической лабораторией. А запах — бр‑р‑р!

— Чем ты тут занимаешься, алхимик? — не удержался Бурцев от ехидного замечания. — Наркоту, что ли гонишь?

По‑немецки, да еще и арабу, объяснить это было трудно.

— Куда гоню? — не понял Мункыз. — Кого гоню?

— Ну, дурь…

— Ду‑у‑урь?! Как это?

— Ладно, забудь.

Мункыз надулся, разобиделся:

— Я умников‑кафиров гоню, каид. Таких вот, вроде тебя, говорливых. Вон отсюда гоню. Клади, что принес, и уходи.

Наверное, старику не нравилось, когда в его заветную кладовочку совали нос чужаки да еще и насмехались при этом над хозяином. А кому понравится?

— Ну, извини, отец, не серчай.

Больше Бурцев не болтал понапрасну. Несколько ходок — и снаряды с оружием выложены на земляном полу, а самого каида бесцеремонно и настойчиво выставляют наружу. Выставили…

Мункыз задержался. Потушил факел. Долго возился в темноте, на ощупь. И не понять, чем занимался старик. Что‑то звякало, скрежетало…

— Эй‑эй, отец, — встревожился Бурцев.

Напомнил на всякий случай:

— Там того… Громы… Молнии… Шайтан‑сосуд рвануть может.

— Иди‑иди, Василий‑Вацлав, — донеслось из непроглядных недр тайника. — Помогай своим людям мясо в повозку грузить. Я скоро.

Помощь каида‑воеводы, однако, не потребовалась. Без него управились. Разделанные туши уже лежали в телеге. Вытряхнутый и выбитый полог — на тушах. Все нормально, в общем.

Только вот мусульманская стража у ворот занервничала.

К Бурцеву подбежал Хабибулла. Сказал одно только слово:

— Немцы!

Немцы направлялись к лавке Мункыза.

Глава 40

Алхимик выбрался из подвала не с пустыми руками. Осторожно, будто величайшее сокровище мира, Мункыз вынес небольшой горшочек. Округлый такой, с узким горлышком — плотно закупоренным, замазанным, запечатанным воском и смолой.

Потом старик удивил: размахнулся, швырнул глиняную посудину вниз. Сильно, резко — словно гранату бросил. И тут же, как‑то уж слишком поспешно, захлопнул крышку подвальчика, присыпал землей и соломой потайной люк. Утоптал, утрамбовал.

— С немцами говорить буду я, — безапелляционным тоном заявил хозяин, водружая на место коврик и подушки. — Вы мои постояльцы. Ясно?

В запертые ворота постучали. Барабанили громко, настойчиво.

Натянув дежурную улыбку, Мункыз поспешил открывать. Этот сарацинский мудрец, оказывается, умел одинаково радушно улыбаться и друзьям, и врагам. Что ж, полезное умение.

Скрипнули ворота. Послышалась немецкая речь. Во двор вошли четверо. Плотный, почти толстый эсэсовец со «шмайсером» на боку и овчаркой на поводке, тощий тевтонский рыцарь с боевым ведром на голове и обнаженным мечом в руке да двое средней упитанности угрюмых кнехтов с заряженными арбалетами. Гитлеровец — простой солдафон, даже без нашивок сержанта‑шарфюрера — явно был главным в этом квартете.

Приветственных «салямов» теперь не звучало. Зато Бурцеву довелось услышать из уст улыбчивого Мункыза штук пять торопливых «гутен тагов». По одному на брата, надо полагать. И на собаку в придачу.

Грозная овчарка, кстати, выглядела сейчас ошалелой и потерянной. Пес скулил, поджимал хвост, пятился и недоуменно вертел мордой из стороны в сторону. Эсэсовец одернул собаку. Раз, другой. Та не успокоилась. Резкий запах, пропитавший все подворье Мункыза, нервировал овчарку и сводил на нет ее служебные качества.

— Чем здесь воняет, старик? — поморщился немец.

— Я готовлю целебные снадобья и провожу алхимические опыты, — заискивающе оправдывался Мункыз. — У меня есть разрешение… Это, которое… ли… ли…

— Лицензия?

— О да, есть лицензия господина коменданта. Я могу показать, если господину Хранителю будет угодно.