Игорь Недозор - Гарнизон Страница 32

Тот тут, то там лежали в пыли и крови истерзанные останки женщин, и при мысли об их участи становилось плохо.

На самом краю котловины нашли труп мальчика лет шести, заколотого копьем в то время, когда он, видимо, убегал. Его белая длинная рубашка была красной, а рот широко открыт, маленькая ручка вытянута вперед.

Сказать сразу, сколько человек тут полегло, было сложно.

Бобров сел на пригорок, тупо глядя на окружающее. Он был как бы в оцепенении, ничего не чувствовал, ни о чем не думал.

Взгляд его уперся в разгромленную стоянку какой-то кочевой семьи.

Нападавшие, видать, были склонны пошутить — поубивав взрослых, они поймали сына несчастных и окунули его головой в котел, где в кипящем масле жарилась баранина.

И земляне и туземцы стояли, опустив руки, отрешенно разглядывая истерзанные останки. Все они были закаленными бойцами, но никогда еще не сталкивались с такой звериной жестокостью.

Краем глаза Глеб видел, как по щекам снайпера Непийводы, имевшего семнадцать зарубок на прикладе, текут слезы. Анохин стоял, не двигаясь, словно каменное изваяние, его побелевшие губы были плотно сжаты, вены на висках набухли, а ноздри раздувались, словно у хищника, почувствовавшего жертву.

Пришла в голову жуткая и неуместная, как будто отстраненная мысль, что вот тут, здесь и сейчас они видят этот мир таким, каков он есть на самом деле.

В здешних легендах цари, вожди и великие герои бахвалились тем, что кровь убитых ими врагов «реками текла в долину», а отрубленные головы валялись на поле битвы, как «копны хлеба». Об уничтожении вражеских городов говорилось так: «С восходом солнца, когда их земля раскалялась, я вспарывал беременным животы, протыкал тела слабых, сильным перерубал выи… Их кожей я покрывал столбы, одних пригвоздил я к стене, других посадил на кол».

Вспомнились зачитывавшиеся Лыковым на политинформациях трофейные летописи, где властелины Сарнагарасахала привычно хвалились:

«Я сжег три тысячи пленных. Я вырвал языки тех, нахальные уста которых говорили дерзости против господина моего Шеонакаллу, моего бога, и которые против меня задумали злое. Остальных людей живьем принес я в жертву. Их изрубленные тела скормил собакам, свиньям и волкам и насытил нетварей своих их детьми».

Это мир, где осажденные перед последним штурмом бывало сами убивали своих близких, чтобы избавить их от худшей участи.

Но ничего не поделаешь, это теперь их мир.

О том, чтобы тотчас же двигаться дальше, речи и не было.

Войско землян остановилось, и в командирской машине прошло оперативное совещание с участием немногих уцелевших местных жителей.

Из их сбивчивого рассказа выстроилась следующая картина.

В последние месяцы бывшие разбойники, мелкие скотокрады, занимавшиеся ранее грабежами и убийствами, объединились в отряды, наводившие ужас на всех, за кем не было сотни луков или крепкой стены. Но шайка, что завелась в окрестностях Римира не так давно, под началом некоего Падда Серого, выделялась зверством и беспощадностью даже на их фоне.

Вконец обнаглевшие головорезы злодействовали в Римире не только ночью, но и средь бела дня.

Моральный дух упал ниже некуда, купцы бросали дела.

И вот третьего дня пять сотен вооруженных всадников ворвались в город с западной стороны, перерезав или подкупив гарнизон главных, Соляных ворот.

Убив всех, кто попался под руку, и разграбив все, что можно, головорезы так же быстро убрались, возможно, прослышав о приближении землян.

При этом они угнали лошадей и взяли лишь золото и самую легкую и ценную часть добычи.

Все остальное — шерсть, воск, кожи, ткани, зерно было сожжено прямо в складах.

Напоследок слово взял старший магического прикрытия рейдгруппы, шаман Румтар.

По его словам, среди нападавших было несколько весьма сильных колдунов, причем именно магов, а не шаманов.

— Георгий, — обратился Бобров к Анохину после совещания, — ты не думаешь, что это они… нас предупреждали? Дескать, не суйтесь не в свои дела, а то и с вами будет то же самое.

— Вряд ли… — пробормотал капитан, отхлебывая новую порцию самогона из фляги. — Скорее, просто хотели уничтожить местную торговую точку. У Римира старые терки с… со многими. Хотя… все может быть.

Как ни кипели яростью бойцы, о немедленном преследовании злодеев речи быть не могло.

Прошли почти сутки с тех пор, как разбойники бежали прочь.

Всадник с двумя-тремя запасными конями уходит за это время при удаче на полторы сотни верст.

Кроме того, совершенно непонятно, куда они могли уйти. Отыскать их в степи без воздушной разведки и думать было нечего.

Конечно, в другой ситуации можно было бы провести полноценную облаву, разделив рейдгруппу на мелкие патрульные отряды, но сейчас это было невозможно.

Попутно выяснилось еще одно невеселое обстоятельство. По плану предлагалось оставить заправщики в Римире под минимальной охраной, чтобы не жечь даром топливо и на обратном пути воспользоваться запасами горючего.

Но теперь придется их тащить с собой, вводя возможных врагов в искушение долбануть фаерболом по цистернам.

С тяжелым сердцем покидали они опустошенный Римир.

Колонна шла почти до полуночи, при свете фар. Сделали только две короткие остановки, дожидаясь возвращения разведдозоров, посланных вперед.

Под утро степь затянулась туманом.

Тонкими заунывными голосами, подражая вою степных волков, перекликались расставленные вокруг бивуака посты.

Высоко над головой еще виден был ковш Большой Медведицы, которую тут называли Кибиткой, и рядом с ней Малой, Кобылицы. А впереди над синевшими вдали вершинами гор Летящего Льва уже засветлела полоска слюдяного цвета. Быстро набухая, она плыла навстречу, смывая с небосклона звезды. И словно раздуваемые кем-то языки пламени в костерке, над грядой увалов затеплились первые отблески зари.

Свежий ветер погнал разорванные клубы тумана.

Рассвет окончательно прогнал тяжелые думы прошлого дня.

Им предстояла дорога, целью которой был не только город Винрамз, призвавший их на помощь. Следовало сделать так, чтобы больше никогда на этой земле не происходило кровавого кошмара, подобного тому, который они видели в Римире.

По отлогому каменистому склону, петляя между кустами дикой лещины и подпрыгивая на ухабах, катился ГАЗ-66 темно-зеленой армейской раскраски. Тщательно подновленный побелкой бортовой номер 76–32 ДАС мог бы подсказать знатоку, что машина зарегистрирована в славном городе Душанбе.

Ну а местный житель, не зная таких тонкостей, безошибочно определил бы, что это подданные князя Макхея отправились по каким-то своим важным делам. И мешать им не следует, если, конечно, не надоело жить.

Вообще-то двум приятелям, Ивану Бровченко и Леше Коркунову, с чадами и домочадцами, очень повезло, потому как Макеев уже давно не позволял гонять автотранспорт по личным надобностям. Увы, прошли времена, когда можно было просто так взять машину и поехать охотиться на сайгаков или менять сталь или золото на баранов или девушек (уж о временах былинных, временах первого года колонизации, когда мотались за триста — четыреста кэмэ за водкой или забытым партбилетом, и говорить смысла нет).

Теперь только по распоряжению кого-то из членов администрации, подтвержденному лично Макеевым. Но тут парням подфартило — требовалось забросить рудознатцев в ущелье Риандор, где по слухам когда-то кто-то видел текущую из земли вонючую черную воду.

И не без скрипа, но князь-майор согласился, чтобы машина сделала крюк и завезла двух бывших артиллеристов с женами и детьми к их местной родне, забрав на обратном пути…

Хотя земля эта, плоскогорье Ретт-Хасс, и лежит недалеко от окрестностей Октябрьска, но как же отличны две эти местности.

Синие реки, полноводные ручьи, зелень вековых лесов над снежными шапками окрестных гор, лежащими до самой летней жары.

И там, где срываются с южных склонов окрестных гор, струясь в парении, водопады, где в первозданной тиши бродят по обрывистым моренам пугливые серны, доступные разве что самому искусному стрелку, расположились исконные владения клана Ретт-Хасс. Тут их гнездовье со времен незапамятных, сидят они в нем крепко, живут родовито.

Зима тут цепкая, а лето буйное, как горный ветер, и жаркое, как любовь степной красавицы.

Чуть потеплеет, снег подтает, ручьем побежит, тут же всякая скотина блажит, ластится к сосновому пращуру Раала-ааю, бережно топоча его возрождающую и оберегающую грудь.

Вознес к своей главе старец Раала-аай ладонь и хранит на ней пьянящее озеро Маркаколь (не тронь!) с медовым вкусом, с тайнами небесными и небесным ликом.