Ханну Райаниеми - Фрактальный принц Страница 33

— И это все? — спрашивает Кассар. Он сцепляет руки за спиной и качает головой. — Я надеялся на большее. Все это ты можешь рассказать политическим астрономам в Совете. Для нас эти сведения бесполезны. Дочь моя, мне кажется, я выполнил данное Абу Нувасу обещание. С этого момента твоей заботой станет медицинская помощь нашему гостю. Как только он поправится, Дуни продолжит расследование: она уже приготовила для господина Сумангуру немало версий, проверка которых надолго его займет. А ты можешь вернуться к своим делам среди Бану Сасан. Это увлечение, по крайней мере, свидетельствует о твоем добром сердце. И господин Нувас станет для тебя прекрасным мужем.

Таваддуд с трудом проглатывает слезы.

— А как же госпожа Алайль? Как мы найдем ее убийцу?

Кассар склоняет голову.

— Алайль была нашим другом, и я не могу выразить, как сильно сожалею о ее уходе. В свое время мы накажем за это масруров. Но она и сама хотела бы, чтобы в первую очередь мы выполнили свой долг по отношению к Сирру.

Это был Аксолотль!хочется ей крикнуть. Я могу его найти. Я могу привести его к вам.Но Таваддуд не в силах заставить себя произнести эти слова.

Кассар искоса бросает на нее взгляд и снова отводит глаза.

— Я вижу, ты не понимаешь, в чем состоит наш долг. Когда пал Сирр-на-Небе, когда люди не знали, как быть дальше, их возглавил Гомелец. Гомелец воззвал к Ауну и заключил пакт, позволяющий нам существовать. И сегодня наша задача остается прежней: найти способ выжить. Крик Ярости доказал, что Аун недолюбливает Соборность. В прошлый раз, когда ее представители пытались завладеть нашим разумом, против них поднялась сама пустыня. Но если слухи, доставляемые нашими агентами среди наемников, правдивы, положение изменилось. Сянь-ку отличаются терпимостью, но другие Основатели не столь благосклонны. Кое-кто из них обладает таким могуществом, что против них не устоит и сам Аун. И теперь настало время проявить гибкость, чтобы не быть сломленными, но при этом не утратить свою истинную сущность.

— Разрешить им запустить свои машины в пустыню и выкапывать души?

Таваддуд срывается почти на крик.

— Да, они просили именно об этом. Наш ответ будет зависеть от того, что они предложат взамен. Но мы должны изучитьих, и я боюсь, что ты не тот человек, который способен разгадать этого Сумангуру.

Таваддуд опускает голову, глотая слезы. Ее лицо онемело, в груди и голове гулко звенит пустота.

— Если бы я могла объяснить… — шепчет она.

— Довольно, — обрывает ее Кассар Гомелец и снова поворачивается к кипящему котлу.

Таваддуд и Дуни идут по украшенной колоннами галерее к жилым покоям. На полпути Таваддуд оставляют последние силы. Она склоняется от усталости и тяжело опускается на каменную скамью, подставляя лицо пурпурным лучам заходящего солнца. В глазах острая резь, но Таваддуд настолько устала, что не способна воспроизвести Тайное Имя, снимающее боль. Она даже не в состоянии сердиться, и язык почти не слушается ее.

— Ты играла мной, — шепчет она.

— Сестра, — отвечает Дуньязада, — ты самахотела, чтобы тобой играли. Не жалуйся на неудачу. Я пыталась тебе помочь. Я просила тебя не вмешиваться. Но ты не слушала. — Ее лицо становится серьезным. — И тебе грозила опасность. Ты могла погибнуть, гоняясь за Быстрыми. Какими бы ни были наши разногласия, ты должна верить, что я никогда не желала тебе зла. Моя благодарность Ауну шла от самого сердца.

— Этому я верю. И тебе есть за что его благодарить. Теперь ты довольна? Непослушная Таваддуд наказана, и все снова прекрасно в этом мире.

— Пока нет.

— Что ты имеешь в виду?

— Мы еще должны принять кое-какие меры предосторожности с нашим гостем, и мне пригодилась бы твоя помощь.

— После того, что ты устроила, ты все еще хочешь, чтобы я помогалатебе? Ты с ума сошла?

Дуньязада любуется заходящим солнцем.

— Ты хочешь исполнить свой долг члена семейства Гомелец? — негромко спрашивает она. — Я думаю, нам пора оставить наши мелкие игры: для этого найдется время, когда Сирр будет в безопасности. Ты согласна?

Таваддуд, стиснув зубы, медленно кивает.

— Послушай меня. По поручению отца я уже связалась с сянь-ку. Как ни странно, но их, по-видимому, ничуть не встревожило, что посланник подвергался опасности. Как я уже говорила, здесь замешаны политические интриги, о которых мы не имеем представления. Или время: порой обнаруживается, что сообщества Соборности погружаются в Глубокое Прошлое, потом перепрыгивают через поколения в наши дни и начисто забывают о достигнутых договоренностях. — Она многозначительно улыбается. — Конечно, когда это соответствует их интересам.

Она вынимает из складок одежды маленькую шкатулку и протягивает ее Таваддуд.

— Ты пойдешь проведать Сумангуру, справиться о его здоровье. А пока будешь осматривать его раны, вставь это устройство ему под кожу, так, чтобы его не было видно. И чем ближе к мозгу, тем лучше. Наши попытки исследовать технику Соборности после Крика Ярости были не слишком успешными. После того, как это будет сделано, тебе больше не о чем беспокоиться.

Таваддуд открывает шкатулку. Внутри между металлическими зажимами поблескивает крошечный предмет, похожий на осколок стекла.

— Для чего это нужно?

— Я уже сказала, тебе больше не о чем беспокоиться.

— Почему ты сама этого не сделаешь?

— Потому что он доверяет тебе. И ты проявила себя как искусный доктор, если уж не политик. — Дуни похлопывает Таваддуд по руке. — Я понимаю, в это трудно поверить, но сегодня вечером ты произвела хорошее впечатление на отца. Со временем он увидит то, что вижу я: ты настоящая Гомелец. Член нашей семьи.

Таваддуд прикрывает глаза.

— Ты сделаешь это ради меня, правда? — спрашивает Дуни. — Если не ради меня, то ради нашей мамы?

Таваддуд молча кивает. Дуни целует ее в лоб.

— Спасибо. А потом тебе нужно будет хорошенько выспаться.

Она подносит к уху кольцо джинна и сосредоточенно хмурится.

— А может, и нет. Похоже, здесь Абу Нувас, и он хочет встретиться с тобой.

— Я пришел сразу, как только узнал о том, что случилось, — говорит Абу, входя в ее приемные покои.

Таваддуд наскоро нанесла макияж, но тотчас все смыла: усталость невозможно скрыть под слоем краски. Но спокойная обстановка и дружеское лицо придали ей немного сил.

Они усаживаются на подушки. Таваддуд зажигает на столике две свечи. В их теплом свете латунный глаз Абу приветливо поблескивает.

— Как ты обо всем узнал? — спрашивает она.

— О стремительной погоне над кварталом Тени? — Абу качает головой. — Это невозможно скрыть. Я рад, что ты не пострадала.

Он протягивает руку над столиком и сжимает ее пальцы.

— Я и представления не имел, что ты окажешься в такой опасности. Я ужасно себя чувствую из-за того, что поставил тебя в такое положение. Одно дело — добиваться доверия отца, но рисковать жизнью ради… Он снова качает головой. — Поверь, я знаю цену мечтам.

— Что ж, похоже, что на этом мое участие в опасных делах заканчивается, — говорит Таваддуд, высвобождая руку. — Мой отец считает, что я недостойна даже прямого взгляда. И…

Она старается сдержать слезы, но тщетно.

— Что случилось? — спрашивает Абу. — Ты можешь все мне рассказать. Знаю, я чужой для тебя, но если я могу чем-то помочь, я это сделаю.

Он понимает.Таваддуд вытирает слезы рукавом.

— Это глупо. Я обнаружила кое-что в сознании карина Алайль. И мне кажется, я знаю, кто ее убил. Но доказательств у меня нет. Я не могу сказать об этом отцу, он ни за что мне не поверит.

Абу кладет руку ей на плечо.

— Если… если хочешь, скажи мне. Я мог бы встретиться с твоим отцом и снова поговорить с ним. Меня он выслушает.

Его голос звучит так ласково. Таваддуд вспоминает пламя, вспыхнувшее в ней там, в палатке, и поглотившее ее всю без остатка. В неровном свете свечей отголоски этого пламени различимы в человеческом глазу Абу. А по спине ползет холодный страх. Таваддуд качает головой. Глупости. Я просто устала.

— Спасибо, но не надо, — произносит она вслух. — Ты сделал достаточно, а моего отца способна была переубедить только мама.

Абу отводит взгляд.

— Как хочешь. — Он довольно долго молчит. — А что будет с нами?

— Я не знаю, Абу. Я так устала.

— Да, конечно. Я должен был дать тебе отдохнуть. — Он встает. — У меня есть предложение: поужинай со мной завтра в моем дворце. — Он поднимает руку. — Это ни к чему тебя не обязывает: ты показала мне свой мир, и я в ответ хочу показать тебе свой.

Таваддуд кивает.

— С удовольствием.

— Отлично. Знаешь, в тот вечер я рассказал тебе свою историю не до конца. Возможно, тебе станет легче. — Он потирает латунный глаз. — После того, как муталибуны нашли то, что хотели, они бросили меня в пустыне умирать, чтобы я не привел в это место никого другого. Но я выжил. Я остался один в пустыне дикого кода, в городах Быстрых. Там были дома с окнами-глазами, были машины-звери и другие машины, которые выглядели почти людьми, но не были ими, и… прочие ужасные вещи. Но я шел домой. Сотни раз я думал, что умру, но продолжал идти. У меня была цель, и она поддерживала меня, как бы ни было плохо. Так что тебе не стоит отчаиваться. Ты еще покажешь отцу, на что способна. А если ты мне позволишь, я буду тебе помогать. Тебе не придется идти по пустыне одной.