Владимир Контровский - Забытое грядущее Страница 33

— Воин не должен поддаваться эмоциям, — жёстко перебил Хока Вождь, — хотя они же могут придать ему сил. Цветы поистине бесценны, но безрассудство ещё никому и никогда не помогало взять верх над штампами — ты забыл об этом? Надо было только держать след!

— Но ведь её могли убить в любую секунду! Как же я мог ждать, когда моя жена…

— Если Муэт не умертвили сразу, значит, она нужна элам живой. Ты подумал об этом? — в глазах Отца-Воеводы что-то промелькнуло, и Хоку вдруг показалось — Старший знает куда больше, чем известно ему, Хоку. — Что было дальше? Покажи— я не следил за вами.

— Мы шли по следу — до самых Развалин. Нить была чёткой, и я не терял её из виду. А ночью на северной окраине Развалин на нас напали штампы.

…Мёртвая земля вздыбилась, и из развороченной ямы полезло отливающее металлом суставчатое тело. «Крот» повернул круглую голову — посыпались комья глины и каменная крошка — и плюнул огнём, выглаживая воющим пламени всё вокруг. Заросли зверь-травы стёрло, обломок бетонной стены осел оплывающей от страшного жара кучей, а в ста шагах от первого бурильщика выполз второй механический червь…

— «Кротов» мы уничтожили, но…

…Сегменты червя лопались с металлическим звоном, разбрасывая по сторонам раскалённые осколки. Шарк покатился по земле, сбивая охватившее его пламя, а вот Кроу не успел. Два лучемёта перекрестили его ослепительными нитями — доспехи помогли штампам продержаться несколько секунд среди пышущих жаром обломков «крота», — магическая защита хрустнула, и разрезанное натрое тело орта превратилось в изуродованное нечто. Кроу умер мгновенно.

Второго бурильщика сожгли без потерь — отделались ожогами и ранами, — но в чёрном небе уже скользили диски летателей. Ночь им не помеха — они прекрасно видят в темноте. И Хок понял — надо отступать. Отступать, чтобы вернуться — если они все полягут среди руин, Муэт это вряд ли поможет.

Оул погиб уже под утро, когда отряд рассеялся. Погиб нелепо — устал, наверно. Сделал всего одно-единственное неосторожное движение, и тут же ближайший летатель испарил его вместе с земляным бугорком, по которому растёкся притаившийся орт. Лайон повёл остатки отряда к Рубежу, а Хок шёл последним, прикрывая семью и отвлекая внимание штампов.

— Да, ты прикрывал тех, кто пошёл за тобой за Реку, — кивнул Отец-Воевода, следя за видением, — первый муж старший в семье, даже если он моложе других, — но они погибли, а ты жив.

Через Реку удалось перебраться одному Лайону, и то только потому, что его вовремя заметили Стражи. Двоих ортов штампы расстреляли на открытом пространстве между Развалинами и Рубежом, остальные погибли в воде. Атака элов оказалась комбинированной — нырятели впрыснули в воду смертельный яд. Наверно, Хозяева хотели перекрыть дорогу Водяным, не дать им вмешаться, а заодно затруднить ортам переправу. Измученные долгой погоней орты не смогли устоять перед отравой, — выдержал лишь самый опытный, — да они и не ждали такого в двух шагах от спасения. Но этого Хок уже не видел — его к этому времени окружили в руинах.

Теперь их семья состоит всего из троих: Хока, Лайона и Муэт — если, конечно, жена ещё жива… Но к скорби по погибшим собратьям у Хока примешивалось странное чувство, в котором он упорно не желал признаваться самому себе.

— Ты достойно сражался, воин, — произнёс Вождь, когда Хок показал ему всё. — Но — семеро погибших ортов! По твоей вине — вы приняли бой в заведомо невыгодных условиях. И самая главная твоя вина даже не в этом, а в том, что ты рад гибели тех, с кем твоя Муэт по закону племени делила ложе любви! Разве я не прав, Хок?

…Как неуютно под взглядом этих пронзительных глаз — он достигает самых укромных уголков твоей души… Куда там самым хитроумным приспособлениям из технического арсенала Хозяев!

— Да, Старший. В этом я виновен.

…Голос не дрогнул, и это хорошо. Но самое трудное — не опускать глаз. Воин народа гор ждёт Слова Вождя…

Отец-Воевода поднялся, кратким движением руки остановив пытавшегося встать Хока — разве может воин остаться сидеть, когда перед ним стоит Старший! — и прошёлся по тесной пещере до узкого входа и обратно — всего-то шесть шагов.

— Это хорошо, воин, что ты понимаешь и принимаешь свою вину. Ты будешь наказан.

Хок молча опустил голову.

— Твоя смерть не поможет Муэт, и не вернёт погибших: мёртвые — мертвы. Но вина требует искупления. Ты пойдёшь за своей женой. В Город. Один.

Хоку показалось, что он ослышался — или что не совсем ещё вернувшаяся к нему способность осознавать окружающее сыграла с ним злую шутку, породив иллюзию. Как?! Он об этом только и мечтает, и вдруг Вождь поручает ему спасение единственнойв качестве наказания?! «Этого не может быть!» — подумал молодой орт.

— Может, воин. И это действительно наказание — шансов исполнить порученное у тебя практически нет. И ещё меньше вероятность остаться при этом в живых. Твоя казнь не принесёт пользы племени — разве что ещё раз покажет всем незыблемость наших законов, — но если ты погибнешь, вернув при этом похищенную, тогда твоя смерть не будет напрасной.

Ты потерял жену: спасая её, ты спасёшь больше, чем собственную жизнь — ты спасёшь своё будущее. Не защитивший свой цветок уже никогда не получит права коснуться лепестков другого — а ведь ты был рядом с Муэт на берегу Рубежа в то злополучное утро. Ты понял мои слова, орт-маг по имени Хок?

«Пройти над Бездной по тонкой верёвке… — пронеслось в сознании Хока. — Но откуда возьмётся верёвка? И кто её натянет? Как я один смогу проникнуть в Город, да ещё попытаться найти там…».

— Хороший вопрос, воин. А теперь слушай меня — и очень внимательно.

…Менторы не зря отмечали незаурядные способности Хока, и всё-таки молодой орт не сразу понял суть невероятно дерзкого плана (не говоря уже о деталях). А когда понял, горло ему сдавило предощущение: «Я сделаю это. Муэт вернётся под своды Катакомб! Но неужели магия Старших действительно способна на такое?! Конечно, они очень многое могут, и всё-таки…».

— Да, такого мы раньше не делали, — спокойно сказал Вождь. — Однако всё когда-то случается впервые. Гордись — ты будешь первым. И это справедливо — ведь ты сам и подтолкнул нас к этому. Да, да, ты, именно ты! Когда мы прочитали твою память — как ты проник на борт летателя, — у нас и появилась мысль: «А что, если?». И снова ты сам и помог — второй пилот попал в наши руки живым.

Такое случалось крайне редко — штампы последних «поколений» программировались на самораспадв ситуациях, подпадающих под категорию «безнадёжная». Хок уже дважды был свидетелем того, как раненые солдаты превращались в аморфную слизь прямо на глазах победителей-ортов. В чём-чём, а в недостатке рационализма и предусмотрительности элов нельзя было обвинить — они прекрасно понимали, насколько ценную информацию смогут получить владеющие магией от пленных.

И даже трупы штампов, оставшиеся на поле боя, разлагались стремительно — куда быстрее, нежели при простом гниении органики. Насколько было известно ортам, одной из важнейших функций командиров-элов являлось безусловное уничтожение тех своих слуг, которые могли (неважно, в каком состоянии!) достаться врагу. И лишь иногда скрупулёзность Хозяев давала сбои — всё предусмотреть невозможно.

— Брать за образец убитого тобой командира диска, — продолжал между тем Старший, — мы не стали. С элами нам далеко не всё ясно, а кроме того — твой клинок очень эффективно разрушил его мозг. Пока ты летел, пока Стражи волокли догорающие остатки боевого аппарата до Врат, пока вас всех извлекали оттуда, из-под горячей массы полураспавшегося металлопластика, прошло достаточно много времени — большая часть содержащихся в сознании офицера сведений стала недоступной на нашем уровне. Потерялась, попросту говоря, — добавил Вождь, заметив тень недоумения в глазах Хока. — Хотя кое-что мы всё-таки разузнали…

— Вы узнали, как попасть в Город?

— Нет. Об этом было известно и раньше, — и снова Хоку показалось, что Отец-Воевода говорит ему далеко не всё, словно взвешивает каждое слово на точнейших невидимых весах, — мы лишь уточнили некоторые подробности дороги… А сам Город — вот он.

Стена напротив входа в грот обернулась пеленой белого тумана. Потом туман сделался прозрачным, и за ним проступила картина поверхности — показывать куда легче, чем рассказывать.

…Исполинский глаз, бесстрастно взиравший с огромной высоты на однообразие мёртвого мира, не стал задерживаться на безжизненных пейзажах. Видение разматывалось с юга на север: мелькнула полоска некогда соединявшего два океана древнего канала с торчащими кое-где островками развалин и тусклыми пятнами озёр-луж, периодически заливавшихся высокими приливами, и сплошной сероватой лентой потянулись пустыни.