Лев Вершинин - Великий Сатанг Страница 33

Так что плакат с изображением Катрин Мак-Келли я повесил в сортире, вставив в рот глянцевой сучке пластмассовый пенис — чтоб не щерилась. Розали это пришлось по нраву: она смеется до упаду, сидя в удобствах и любуясь моей придумкой. Смех у нее визгливый, по правде сказать, и здорово меня бесит, поэтому, если конечно, Розали смеется не моей шутке, ее приходится бить. Но она терпит. И вообще, у нее много достоинств, не последнее из которых — приходить вовремя.

Именно благодаря ее своевременному приходу я сумел соблюсти минимум правил приличия и не указал на дверь легавому, который ворвался ко мне, понимаете ли, «побеседовать», даже без ордера. Представляете, ко мне, законопослушному налогоплательщику! Да еще и с идиотскими расспросами о бедных больных людях, которые и так уже достаточно наказаны…

Нет, я человек сдержанный и принял его вполне учтиво; вежливо и взвешенно разъяснил основные принципы деятельности клуба, членом правления которого имею честь являться. Но не больше. С какой, собственно, стати? Тем паче что я очень не люблю таких вот благополучненьких красавчиков, смугленьких, румяненьких, с мужественной проседью на, понимаешь, подбритых височках. Волк позорный! Пронюхал что-то, и роет, и роет… и очень хорошо, и чудненько — пусть себе копает, глядишь, и нарвется на неприятности.

Разумеется, ничего этого я ищейке не высказал.

Я даже попытался разъяснить ему некоторые постулаты нашего мировоззрения; я, как признано всеми, прекрасный агитатор, яркий и убедительный, но ведь ему было скучно — понимаете, я говорил, а ему было скучно! — и он вовсе не считал нужным это скрывать, хотя бы приличия ради. Постоянно перебивал меня дурацкими вопросами, шарил глазами по полкам с книгами, разглядывал оборудование…

Кому может понравиться такое поведение, особенно если гость незваный? Да еще в собственной квартире, арендная плата за которую вносится аккуратно и в срок?

Верно, никому! Вот я и обрадовался, когда позвонила Розали, поскольку мог с полным основанием пожать плечами: сами, мол, видите, инспектор, ко мне дама, так что… И настолько это было кстати, что настроение мое улучшилось, и я даже не стал высказывать Розали претензии за то, что она, невзирая на неоднократные предупреждения, снова надела зеленые трусики, хотя отлично знает, что они мне не нравятся и, более того, не возбуждают…

По чести говоря, подобное спускать на тормозах нельзя; к тому же и гуляш у нее на сей раз пригорел, и смех был как-то особенно скрипуч, но я человек мягкий, непритязательный, и со мной всегда можно поладить. Что Розали? Даже к Единому Галактическому Союзу у меня не было никаких претензий, пока мне не плюнули в лицо!..

И за что?!

Сколько себя помню, я был ничем не хуже других, думается, даже и лучше: прилежно учился, не увиливал от поручений, уважал наставников и, более того, умел организовать и скоординировать работу коллектива. Не такое уж легкое дело, смею вас заверить, но мне это было дано от природы. Недаром же моя фотография с первого класса поселилась на Доске почета, а сразу после выпуска мне дали рекомендации в Административную Академию…

Чуть позже я понял, что умею не только руководить, но и подбирать кадры. Возможно, мои выдвиженцы и не хватали с неба звезды — но для чего? Ведь был я! Сбоев не случалось. Тщательно взвесив и продумав варианты, я вступил в Лигу Умеренных Демократов, без отрыва от основной работы окончил Высшую Школу Космофлота. И все это было правильно и разумно, поскольку темпы реализации моих планов вполне соответствовали уровню моей самодисциплины и природной одаренности…

Розали, однако, ухитрилась все же рассердить меня, дура! Видит же, что я погружен в размышления, так нет же — вместо того, чтобы вести себя тихо, принялась вздыхать, подмахивать задом и даже царапаться. Я приостановился, отвесил ей пощечину, затем спокойно кончил — и, не говоря ни слова, проводил до такси. Пусть поплачет, пусть хорошенько поразмыслит и в следующий раз знает свое место. В любом случае кафе сегодня не предполагалось, и ее следовало отправить домой до десяти, поскольку в одиннадцать в «Одеоне» открывался новый сезон, причем открывался суперхитом, и огромные афиши, расклеенные по всему городу, уже две недели вопили:

1) Огненный Принц и Птица Токон;

2) Огненный Принц против самозваного Тигра;

3) Огненный Принц, пожирающий Ван-Туанов…

И так далее, если верить рекламе — двадцать два оригинальных номера.

За последние три года импресарио Топтунов впервые заявил о себе, и это само по себе интриговало. Билеты достать было, разумеется, невозможно. Но я человек предусмотрительный и регулярно возобновляю постоянный абонемент — разумеется, не ради каждодневных низкопробных шоу, а именно для таких из ряда вон выходящих случаев.

Толпы ломились в театр за час до начала, десятки театралов, умильно улыбаясь, выклянчивали лишний билетик, и барышники у наглухо запертых касс трудились вовсю. Еще бы! Дархайский актер — это новинка, не то что, скажем, туристы с Дархая. Не стану скрывать, внешне они мне не очень импонируют — курчавые, раскосенькие, в общем, обезьянки, да и только; но, с другой стороны, нельзя отрицать и позитивных моментов: дисциплинированны, аккуратны, скромны в поведении и одежде. А это свидетельствует о многом! Поверьте специалисту, человек становится выскочкой не тогда, когда позволяет себе критику в адрес вышестоящих, а когда впервые является в присутствие в ненадлежащем виде…

Мне лично всегда нравились строгие темно-серые костюмы-тройки и неброские галстуки, и хотя я никогда не был диктатором и самодуром, но за пять лет моей работы в управлении Космофлота никто из подчиненных не счел возможным пренебречь моими вкусами…

Проходя через фойе, я обратил внимание, что меня все еще узнают, хотя и немногие — еще бы, столько лет прошло! — но узнают и подчеркнуто морщатся. Даже отворачиваются, ублюдки. А когда-то, сразу после той гнусности, что со мной вытворили, после газетной шумихи на улицы вообще лучше было не выходить…

Я отвечал наглецам безразличием, но внутри все кипело, и, заняв место в ложе, я разрешил себе негромко выругаться.

Чистюли. Скоты. Кривят, понимаешь, рожи. А с какой, собственно, стати?

Согласен, та история была совершенно дурацкой. Но даже если я был не вполне прав, то ведь можно было и поправить, в конце концов, я ведь готов был согласиться и с выговором!

Но так поступать с проверенными кадрами — верх безответственности. Судите сами: приближается юбилей, двухсотсорокалетие выхода человека в космос, и как раз в это время Главный Диспетчер уходит на пенсию. Вопрос этот был уже согласован, и оставалось неясным только, кто конкретно станет его преемником. Собственно, кроме меня, реальных претендентов и не было; меня уже вызывали наверх и обстоятельно беседовали. Ну а Главный Диспетчер Космофлота — это уже номенклатура, оттуда рукой подать до Директора, а следовательно, и до министерского кресла.

Надо ли объяснять, как важно мне было показать, что я — именно тот кандидат, который необходим на столь ответственном посту? Рутинная работа шла как должно, но хотелось ошеломить тех, от кого зависело назначение, чем-нибудь эдаким. Тем более что имелось мнение, и мне об этом стало известно, что Директор неравнодушен к разного рода сюрпризам. Вот тут-то и подвернулся этот поганый «пассажир», космолет-развалюха «Адмирал Истомин». Он вез детей, отдыхавших в нашем ведомственном лагере в поясе Цереры, и по графику должен был прибыть в порт назначения четырнадцатого апреля. Но подумайте: какая радость для космолетчиков встретить своих детишек именно двенадцатого, в день профессионального праздника!

Разве я рассудил не здраво?

Как исполняющий обязанности Главного, я связался с «Адмиралом» и приказал капитану поднажать. Директива, разумеется, была устной. В оскорбительных выражениях капитан отказался подчиниться приказу, ссылаясь на якобы дряхлый двигатель. Представляете — прямое неподчинение руководству! Пришлось его отстранить, тем более что первым помощником был человек надежный и исполнительный, мой личный выдвиженец и, помимо всего, вероятнейший претендент на место моего будущего первого зама.

Не могу спорить, прав оказался не я, а капитан; рывок, правда, прошел удачно, но, уже тормозя на орбите Ормузда-2, корабль взорвался. Не выдержали двигатели. Вместе с крошевом на планету полетели радиоактивные осадки, а я… полетел с работы. И ведь все бы могло обойтись, даже после того проклятого репортажа мерзавца Сан-Каро, но проклятый «Ксеркс» добил меня. На месте следственной комиссии я бы вначале разобрался, что делал патрульный рейдер ДКГ в непосредственной близости от границ внутреннего пространства Союза, прежде чем принимать к сведению заведомо клеветнические измышления конфедератов по поводу якобы перехваченных ими устных директив…